В России все чаще появляются новости о прекращении уголовного преследования в связи с частичной декриминализацией статьи 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». Благодаря частичной декриминализации на свободу вышли националист Дмитрий Демушкин и отставной полковник ГРУ Владимир Квачков. Из списка экстремистов и террористов Росфинмониторинга исчезли жители Барнаула Мария Мотузная и Андрей Шашерин. Это произошло благодаря тому, что уголовные дела против них, возбужденные из-за публикаций мемов в социальной сети «Вконтакте», в результате декриминализации были прекращены в связи с отсутствием в их действиях состава преступления. В связи с частичной декриминализацией статьи 282 Верх-Исетский районный суд Екатеринбурга прекратил уголовное дело в отношении лидера неоязыческого объединения «Схорон еж Славен» Владимира Мануйленко.
Вместе с тем, в начале 2019 года можно наблюдать усиление преследования за членство в запрещенных или нежелательных организациях. Первое в истории России уголовное дело по статье 284.1 Уголовного кодекса, предполагающей наказание за руководство организацией, признанной на территории России нежелательной, или за участие в деятельности такой организации, было возбуждено в отношении бывшего главы ростовского отделения и члена федерального совета «Открытой России» Анастасии Шевченко. Первый реальный срок получил член общины Свидетелей Иеговы: гражданина Дании Денниса Кристенсена приговорили к шести годам.
21 февраля в Международном «Мемориале» Информационно-аналитический центр «Сова» провёл презентацию двух докладов: «Противодействие возбуждению ненависти и националистической активности» и «Неправомерное применение антиэкстремистского законодательства». По оценкам экспертов центра, снижение числа приговоров «за высказывания» наблюдалось уже в 2018 году.
Эксперты центра связывают снижение числа уголовных наказаний «за высказывания» с общественным возмущением и курсом на реформирование антиэкстремистского законодательства. Свою роль сыграло и постановление Верховного суда, который рекомендовал оценивать не только содержание высказывания, но и его контекст, и размер аудитории, и степень общественной опасности. Однако основной эффект от частичной декриминализации статьи 282 ожидают уже в 2019 году.
Вместе с тем, эксперты центра отмечают неуклонный рост числа наказаний по административным «антиэкстремистким» статьям. В связи с тем, что частичная декриминализация статьи 282 предполагает появление соответствующей статьи КоАП, эксперты опасаются, что тренд на рост числа административных наказаний сохранится. Кроме того, эксперты центра отмечают взрывной рост списков запрещенных материалов, как того, что ведется Министерством юстиции, так и ведущегося Роскомнадзором в соответствии с «законом Лугового».
Своим мнением о частичной декриминализации статьи 282 и о том, что еще можно было бы поправить в «антиэкстремистском» законодательстве с «Полит.ру» поделился руководитель Информационно-аналитического центра «Сова» Александр Маркович Верховский.
Это очень трудная тема, в ней огромное количество нюансов.
Выход Квачкова - это не первый результат частичной декриминализации статьи 282. Уже некоторое количество людей сняло судимость, у кого-то дело было закрыто на стадии следствия, у кого-то суд закрыл дело. Процесс идет полным ходом и мы, на самом деле, даже не имеем толком представления о его масштабе. Потому что по первой части 282 статьи за годы ее существования были осуждены сотни людей. Думаю, даже не все из них подадут на пересмотр. Те, у кого какая-то совокупность составов и есть возможность сократить срок, конечно, подадут. Но многие из тех, у кого старая судимость, которая еще не истекла, могут вообще никуда не пойти, так как не захотят лишний раз общаться с правоохранительными органами. Хотя судимость в результате декриминализации может быть снята. Еще один серьезный стимул подавать на пересмотр – исключиться из «реестра Росфинмониторинга», для тех, кто в нем есть.
Если говорить об антиэкстремистском законодательстве, возможны два существенно разных подхода к делу. С одной стороны, можно обсуждать какие-то идеальные представления, и надо понимать, что они очень различаются у разных людей. Другой подход связан с обсуждением существующей ситуации, с устранением очевидных несообразностей.
На уровне идеального представления (подчеркну еще раз, что тут я могу говорить только о моем личном восприятии) люди, которые вовлечены в какую-то деятельность, связанную с насилием, вполне могут подвергаться уголовному преследования, в том числе и «за слова». Но я, во-первых, имею в виду постоянную деятельность, когда не один раз что-то такое ляпнул, ляпнуть может каждый. Во-вторых, там должно быть соблюдено много условий: чтобы человек, который говорит, был значим для определенной аудитории, чтобы эта аудитория была достаточно заметна по размеру, чтобы эти высказывания представляли реальную общественную опасность. Ну, и наказание должно быть пропорциональным этой опасности.
Можно представить себе и ситуацию, когда аудитория довольно крупная, но явно не несущая опасности. Суд должен все это учитывать. Это не мои придумки, это общепринятые рекомендации, существует так называемый «шестичастный тест», который определяет, как суд должен оценивать подстрекательство к ненависти на предмет криминальности. Не любое грубое нетолерантное высказывание является уголовным преступлением. Оно должно соответствовать еще нескольким критериям. Наш Верховный суд, что характерно, большинство этих рекомендаций утвердил, просто на практике это пока не приживается.
Приведу простой пример. Господин Марцинкевич еще на заре своей деятельности, когда он делал проект «Формат 18», за который он, собственно говоря, не был никак наказан, не был наказан зря, поскольку этот проект был прямо направлен на культивирование насилия. Проект был вполне эффективен в этом своем качестве, хотя лично Марцинкевич не участвовал сам в провоцируемых им действиях. Но он вовлекал много людей, склонных к насилию, в эту деятельность. Это не единственный такой проект, просто наиболее известный. Это тот самый случай, когда за слова можно даже посадить человека в тюрьму, поскольку его деятельность представляет серьезную опасность.
Совсем ярким примером является «Радио тысячи холмов» в Руанде времен геноцида. Там связь с насилием – совсем непосредственная. Утром передача – вечером резня. Но это очевидный крайний случай. А, условно говоря, в мирной, повседневной жизни случаи криминализации высказываний должны быть редкими.
Противники какого-либо наказания за слова любят приводить в пример США, которые существуют в режиме Первой поправки, согласно которой человека вообще нельзя привлечь к ответственности за призывы. Но есть известное решение Верховного суда США «Виргиния против Блэка». Группу товарищей судили за сожжение креста, классический ритуал ку-клукс-клана. Их осудили, и дело дошло до Верховного суда. И Верховный суд очень ясно пояснил свою позицию. Что они не просто сжигали крест, они сжигали его напротив дома чернокожей семьи. Которая, тем самым, восприняла это, и не без оснований, как угрозу. Угроза насилием – это в США преступление. А если бы, как написал Верховный суд, они сожгли крест в чистом поле, то это была бы их свобода слова. Вот такая граница проведена в США.
Но это американская ситуация. В Европе так не устроено нигде. Общий европейский принцип, и Россия под ним подписалась, заключается в том, что не должно быть прямой связи между призывом и адресатом. Человек может призывать к погрому армян вообще, а не конкретного армянина, и это будет криминально, даже если погрома не случится.
В Америке механизм общественного осуждения, политкорректности работает так сильно и известен своими перегибами именно потому, что нет вмешательства государства. Реакция должна быть, тут нет вакуума и никогда не будет, кто-то должен действовать. И еще вопрос, кто в итоге будет действовать жестче. Так или иначе, Россия входит с правовой точки зрения в Европу и подписалась под международными обязательствами криминализовать подобного рода призывы. Вопрос в том, как провести границу, что криминально, а что нет. Граница у нас проведена в высшей степени неразумно, можно даже сказать, что и не проведена толком.
Если говорить о том, что можно было бы поправить в существующем законодательстве, следует понимать, что четкую и предельно ясную границу, так, чтобы из текста закона все было совсем понятно, провести невозможно. Всегда, где бы ни применялось подобное законодательство, есть довольно значительная серая зона, являющаяся предметом общественных споров, противоречащих друг другу судебных решений и так далее. То есть нет четкости и ее не может быть в каком-то смысле, потому что предмет такой, который сложно описать четко. Но все же можно и нужно четче формулировать законы, четче давать рекомендации судьям.
Что касается нашей ситуации, то мы так далеко ушли от здравого смысла, что сначала стоило бы поправить очевидные нелепости. И начинать стоило бы с самого определения экстремистской деятельности, которое является ключевым для всего этого законодательства. Оно никак не привязано к понятию насилия. Оно начинается от терроризма и идет вплоть до высказывания каких-либо нетолерантных суждений или призывов к дискриминации. Это чрезмерно широко. Это приводит к очень широкой косвенной криминализации, поскольку через статью 280 «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности» это определение входит в уголовный кодекс. Сузить определение просто – вписать в начало или в конец, что экстремизмом являются перечисленные действия, если они имеют отношение к насилию. Хотя, конечно, там и еще кое-что стоило бы поправить.
Во-вторых, декриминализация статьи 282 могла бы быть проделана лучше. Мы, например, предлагали убрать из уголовного кодекса унижение достоинства, оставить только возбуждение ненависти. Унижение достоинства – это все-таки сродни оскорблению. Статью про оскорбления при Медведеве декриминализовали, и ничего, все нормально. Здесь можно было бы сделать то же самое. А ведь унижение достоинства – это примерно половина дел, просто нетолерантные высказывания, без каких-либо призывов. И стоило бы просто убрать оттуда загадочное понятие «социальная группа». Это просто плохая норма, она не может хорошо работать.
Кроме того, подобной декриминализации надо подвергнуть, как минимум, статью об оскорблении чувств верующих. Она, собственно, такое ответвление статьи 282, просто вынесено в другое место кодекса. И стоило бы подвергнуть декриминализации статью про оправдание нацизма, по той же причине. Это удивительно нелепая статья, туда напихано три разных состава. Только название красивое, а внутри написано черт знает что. По-хорошему, ее можно было бы вообще отменить. То, что реально опасно, покрывается 282 статьей. А все остальное скорее про неприличные высказывания.
Также стоило бы поменять административную статью о нацистской символике. В ней нет связи между действием и его целью. Это проблема не уникально российская, в немецком законе было то же самое. Но они потом его отредактировали после ряда казусных случаев. Их система скорректировалась, а наша все никак не хочет.
И, конечно, надо убрать весь кусок законодательства, относящийся к экстремистским материалам. Понятно, что есть материалы плохие, но запрет не мешает продолжать их распространять. Потому что книжка переиздается, например, с другим предисловием, и ее нужно запрещать заново. Но если с книжками с горем пополам еще можно что-то сделать, то за републикациями видео в интернете просто невозможно успеть. Этот механизм в принципе не может работать. В списке уже тысячи пунктов, его никто не может запомнить, да и понять по большей части. Абсолютно бессмысленная деятельность, и не зря в демократических странах ее нет. Человека прекрасно можно посадить в тюрьму за написанную им книжку, но не запрещать саму книжку. Не потому что они не понимают, что существуют опасные книжки, а потому что понимают, что запретить их так невозможно.
Это верхний слой. Есть, конечно, еще масса пожеланий. Например, снизить наказания, по некоторым статьям они разрослись просто неимоверно. Кроме «экстремистских высказываний», у нас же еще есть членство в запрещенных организациях. Там наказания совсем уж большие. А между тем законодательство не дает ясного понимания, что это вообще значит. Допустим, Свидетели Иеговы, собираясь вместе на молитву, реализуют свое конституционное право или участвуют в собрании запрещенной организации? Как это отличить, из текста закона неизвестно. Поэтому все остается «на усмотрение». А усматривает в нашем случае даже не суд, суд просто утверждает принятые решения.
РОО Центр «Сова» была 30.12.2016 принудительно внесена Минюстом в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента». Центр «Сова» не согласен с этим решением и обжалует его.