Мы публикуем статью руководителя научного направления «Политическая экономия и региональное развитие» Института экономической политики им. Егора Гайдара, к.э.н. Ирины Стродубровской, которая в течение шести лет вместе со своими коллегами пристально изучает ситуацию на Северном Кавказе. 12 февраля в цикле «Публичные лекции «Полит.ру»» состоится базирующееся на шестилетнем опыте изучения проблемы выступление ученого и эксперта на тему «Северный Кавказ: истоки нестабильности».
В последнее время, сначала в связи с грозненским терактом, затем – в связи с трагедией во Франции очень много пишут про ислам и мусульман. Больше эмоционально, чем профессионально, что в свете последних событий в общем-то неудивительно. У меня тоже есть свое мнение по этим вопросам, и сложилось оно в ходе исследования проблем религиозного радикализма на Северном Кавказе. В течение трех лет я думала, читала, разговаривала с людьми, которых большинство читателей, скорее всего, сочли бы радикалами и экстремистами, хотя они никогда не брались за оружие для отстаивания собственных идеалов. Здесь я хотела бы представить свои размышления о проблемах исламского фундаментализма, европейских ценностей и сосуществования разных цивилизаций, которые явились результатом этой трехлетней работы. Основываться буду на впечатлениях о Северном Кавказе, поскольку ситуацию с европейским исламом представляю себе плохо. А так как хочется высказаться по многим проблемам сразу, эти размышления представлены в форме ответов на те гипотетические и реальные вопросы, которые стали предметом активного обсуждения за последнее время.
Является ли ислам религией мира или религией войны?
Мне этот вопрос кажется достаточно беспредметным. Любая мировая религия должна отвечать представлениям о жизни многих очень разных людей, резонировать с их внутренними запросами. Иначе у нее просто нет шансов стать мировой. Поэтому в исламе, как и в любой другой мировой религии, можно найти очень разные вещи: мир и меч, покорность и бунт, фатализм и свободу воли. И разные люди ищут и находят в ней то, что ищут.
Есть ли у европейских ценностей нечто общее с исламским фундаментализмом?
Как это ни странно, есть. Обычно истоки европейских ценностей ищут в идеях французского Просвещения. Однако Макс Вебер в своей известной работе «Протестантская этика и дух капитализма» показывает, как связаны этические основы европейской капиталистической этики с христианским фундаментализмом – протестантством.
Вебер демонстрирует, что слом старой докапиталистической системы был невозможен без жесткой идеологической индоктринированности, единственным мотивом которой выступала не идея прибыли или развития производства, а идея спасения души. Протестанты «не были ни основателями обществ “этической культуры”, ни носителями гуманных стремлений и культурных идеалов или сторонниками социальных реформ. Спасение души, и только оно, было основной целью их жизни и деятельности»1. Тем не менее, эти религиозные течения способствовали преобразованию человека традиционного в человека эпохи модерна, разрушению традиций и воспитанию индивидуализма, причем «культурные влияния Реформации в значительной своей части… были непредвиденными и даже нежелательными для самих реформаторов последствиями их деятельности, часто очень далекими от того, что проносилось перед их умственным взором, или даже прямо противоположными их подлинным намерениям»2. А когда это преобразование уже совершилось, старые инструменты оказались ненужными, и их место заняли новые воззрения и идеалы. Потребность в жесткой идеологии принуждения исчезла, религиозная оболочка была отброшена, и на этой основе появились идеи эпохи Просвещения, которую Вебер назвал смеющейся наследницей пуританской аскезы.
Исламских фундаменталистов часто называют пуританами ислама. Действительно, у них между собой много общего: отрицание посредников между Богом и людьми, отказ от традиций, жесткая дисциплина. Поэтому запомним идею Вебера о непредвиденных и нежелательных для лидеров протестантства культурных последствиях фундаменталистской идеологии, способствующих воспитанию человека модерна. Она нам еще пригодится.
Есть ли у исламского фундаментализма нечто общее с европейскими ценностями?
Тоже есть! Исламские фундаменталисты – не призраки, пришедшие из аравийской пустыни VII века, это порождение нашей современной цивилизации, ее диспропорций и противоречий. Блестяще, хотя и парадоксально, высказался на эту тему Славой Жижек, назвав современных исламских фундаменталистов, даже тех, кто пользуется террористическими методами, псевдофундаменталистами. «В отличие от настоящих фундаменталистов террористы-псевдофундаменталисты глубоко озабочены, заинтригованы и зачарованы греховной жизнью неверующих. … Проблема не в культурном различии (их попытках сохранить свою идентичность), а совсем наоборот – в том, что фундаменталисты уже похожи на нас, что они в глубине души уже усвоили наши стандарты и оценивают себя по ним»3.
Если кому-то это покажется эстетской игрой словами, подумайте вот о чем. Стремясь к построению теократического государства, где будет жестко подавляться инакомыслие, исламские фундаменталисты при этом хотят пользоваться в современном мире всеми благами демократии, прав и свобод человека, состязательного судопроизводства. И активно участвовать в гражданской, правозащитной деятельности. Тот же Жижек очень хорошо показывает неоднозначность положения, в котором оказывается сообщество европейских мусульман, поскольку «единственной политической силой, которая не сводит их к гражданам второго сорта и оставляет возможность для раскрытия своей религиозной идентичности, оказываются “безбожные” атеистические либералы»4.
Причем неправильно было бы трактовать все это как лицемерие и двойные стандарты. Это объективная двойственность положения исламских сообществ, тот постоянный внутренний конфликт, который во многом определяет их позиционирование в современном мире.
Все ли сторонники идеи халифата – дикари?
Нет, это далеко не так. Могу судить по своим северокавказским исследованиям. В халифате, как и в исламе в целом, каждый ищет свое. Кто-то – возможность беспощадной борьбы с неверными. Кто-то – достижение справедливости и порядка на основе законов, данных Всевышним и не изменяемых людьми. Таких – большинство, поскольку горький опыт разуверил многих жителей Северного Кавказа в том, что прядок и справедливость достижимы на базе правил, созданных людьми. Наконец, для кого-то халифат ассоциируется с ценностью знаний, с тем историческим периодом, когда в исламском государстве процветали науки и просвещение.
Все ли исламские фундаменталисты готовы бороться за халифат вооруженным путем?
Это очень далеко от истины. Вообще, фундаменталисты – это те, кто отвергает новшества, стремится вернуться к образу жизни праведных предков. Это не значит, что они полностью отказываются признавать достижения технического и культурного прогресса. Всеми благами цивилизации эти люди пользуются достаточно активно – и современными гаджетами, и современной кухней, и современными средствами передвижения. Но при этом стремятся четко выполнять все требования и запреты, содержащиеся в священных книгах.
Что касается политического устройства общества, то здесь их взгляды далеко не идентичны. Достаточно большая часть подобных мусульман (если судить по Северному Кавказу) считает, что они отвечают перед Всевышним за себя и свою семью, тогда как за устройство общества несет ответственность правитель. Эти люди в массе своей аполитичны и вообще стараются как можно меньше связываться с государством.
Те, кто готов бороться за идеалы исламской государственности – давайте называть их исламистами – также делятся на две больших группы. Одна рассматривает создание халифата как процесс, требующий серьезной и длительной подготовки. Когда мусульман будет большинство, когда эти мусульмане глубоко воспримут исламские ценности и будут политически подготовлены, тогда и можно создавать халифат. Пока же они стремятся в своей деятельности использовать мирные инструменты в рамках закона –поводить исламский призыв, устраивать политические акции в защиту ислама, заниматься правозащитой. Причем временные рамки для формирования «человека светлого исламского будущего» не установлены, фактически создание халифата переносится на далекую перспективу.
Другие – это приверженцы насильственного навязывания исламской государственности путем вооруженной борьбы. Обычно ставится знак равенства между сторонниками этой идеологии и всеми исламистами или даже всеми исламскими фундаменталистами, тогда как, очевидно, это лишь часть не только последних, но и первых. За неимением лучшего термина будем в дальнейшем называть их джихадистами, хотя это тоже не совсем верно – джихад бывает разный.
Но при всех различиях и достаточно острой конкуренции между разными течениями исламского фундаментализма все они ощущают себя единой исламской общиной – уммой. Такой вот не сильно дружной и совсем не дисциплинированной семьей, которая понимает, что не без урода, но, тем не менее, не хочет выносить сор из избы.
Но ведь создание исламского халифата на территории Сирии и Ирака провозглашено. Разве это не тот идеал, к которому стремятся все мусульмане, по крайней мере фундаменталисты?
Отношение к Исламскому государству (ИГИЛ) – предмет серьезного раскола среди мусульман, в том числе фундаменталистов. Значительное число авторитетных исламских ученых не признает ИГИЛ халифатом. Более того, раскол произошел даже в среде северокавказских боевиков - джихадистов. Их лидер осудил ИГИЛ, тогда как часть полевых командиров заявила о своей приверженности новому халифу.
Но даже если мы говорим о тех, кто стремится воевать на стороне исламского государства, здесь нужно учитывать еще один эффект. Давайте вспомним, как еврокоммунисты приезжали жить в Советский Союз, считая его воплощением коммунистического идеала, а всю информацию о репрессиях – буржуазной пропагандой. А потом отправлялись в ГУЛАГ и погибали на просторах Сибири. Судя по всему, нечто похожее происходит и в этом случае. Молодежь едет не в реальное кровожадное репрессивное государство, молодежь стремится к тому идеалу, который она себе нарисовала. А потом оказывается поздно. И практически невозможно вернуться – здесь на тебе уже клеймо джихадиста.
Можно ли уничтожить исламский фундаментализм?
Даже если ставить такую задачу, не очень понятно, как подходить к ее решению. В исламе нет вертикали, центром исламской мысли являются университеты, авторитетом обладают известные алимы – ученые. Как у любых ученых, их мнение по ключевым вопросам ислама не совпадает.
Требовать, чтобы сама исламская община освободилась от фундаменталистов – примерно то же самое, что требовать от Папы Римского времен Реформации призвать к ответу бунтовщиков-протестантов. Это реальный религиозный раскол, и бывает, что противостояние внутри общины мусульман гораздо острее, чем со светскими властями. Тем более что на том же Северном Кавказе религиозный раскол во многом накладывается на межпоколенческий конфликт. Молодежь стремится к поиску новых ценностей и смыслов вне контроля и диктата старших и, отвергая их представления об исламе, переходит на позиции фундаментализма.
Силовое давление – тоже не выход. Оно запускает спираль насилия: и одна, и другая сторона начинает мстить за безвинно пострадавших, за своих родственников и друзей, за своих героев и мучеников. Тем самым масштабы насилия ширятся, и все это вырождается в кровавую мясорубку, где первоначальные причины конфликта уже не важны, а остановить конфликт –значит предать память павших. Прекрасное определение замкнутого круга насилия дал Георгий Дерлугьян: «Люди не становятся убийцами в одночасье. Для этого требуется эмоциональная брутализация, мотивируемая страхом за себя, местью за своих и дегуманизацией образа противника, к которому перестают применяться человеческие нормы»5.
Исходя из этого очевидно, что идея коллективной ответственности за деяния террористов порочна не только потому, что аморальна, но и потому, что контрпродуктивна. Фактически она выгодна террористам, поскольку позволяет втягивать в спираль насилия все большее число людей. Но и ценностная составляющая тут тоже очень важна. Борьба с терроризмом, которая в любом случае должна быть жесткой и бескомпромиссной, не должна превращаться в борьбу с определенным религиозным направлением, в наказание за идеи или за мыследействия. Иначе чем мы сами будем отличаться от дикарей или героев антиутопий?
Тогда как же защитить европейские ценности?
Только демонстрируя их реальное превосходство. Я уже говорила о том, что на самом деле отношение мусульман к европейским достижениям и европейским ценностям глубоко противоречиво. Сами по себе фундаменталистские взгляды, если вспомнить Вебера, способны воспитать индивидуализм и способность к самостоятельному мировоззренческому выбору, что безусловно характеризует человека модерна. С этой точки зрения фундаментализм – это своеобразная «болезнь роста», которой болеет общество, переходя от традиции к современности. Причем болеет в острой, опасной форме.
И одна из самых страшных вещей, которые могут произойти в борьбе с этой болезнью – это разрушение европейских ценностей изнутри, под видом их защиты. Как в советские времена говорили – мы будем так бороться за мир, что камня на камне не останется. Величие европейских ценностей – в их всеобщности: права человека неотъемлемы, перед законом равны все. А если действительно великий лозунг «Свобода, Равенство, Братство» превращается в «свобода, равенство, братство для себя, любимых», что же удивительного в том, что «не свои» и «нелюбимые» не воспринимают всей красоты и глубины этих ценностей?
А ведь происходит именно так. Об этом много писали после терактов, но не могу не вернуться к этой теме еще раз.
В последнее время среди «российских европейцев» была развернута впечатляющая кампания в защиту томской телекомпании ТВ-2. И хоть она и не увенчалась успехом, это была реальная демонстрация консолидации людей в защиту ценностей свободы слова. Но почему, когда в Махачкале убили главного редактора оппозиционной газеты «Черновик» Хаджимурата Камалова, кампания поддержки не была столь же активной? Ведь «Черновик» на Кавказе, особенно в те времена, был реальным символом свободы. Только потому, что направление газеты нельзя считать полностью либеральным? Но разве мы, как истинные защитники европейских ценностей, не готовы умереть за то, чтобы наши оппоненты могли свободно с нами не соглашаться?
Недавно на сайте Кавказской политики я прочитала интервью с правозащитницей из КЧР, которая с гордостью говорила о том, что в последнее время в регионе не зафиксированы факты пыток. В условиях, когда в некоторых республиках подобная практика в отношении мусульман поставлена на поток, эту гордость можно понять. Но не становится страшно от того, что в начале двадцать первого века мы гордимся тем, что где-то не применяются пытки? Это – не средневековье? Что-то я не помню, чтобы подобные факты становились предметом реальной озабоченности либеральной общественности, вообще кого-то, коме узкого круга правозащитников. Или в борьбе цивилизаций мы будем защищать европейские ценности в компании с теми, кто пытает?
Это очень неприятные вопросы, но, думаю, их надо задавать. Чтобы, смотря в зеркало на себя, защитника европейских ценностей, случайно не увидеть там того же дикаря, с которым пытаешься бороться.
Так есть ли на самом деле столкновение цивилизаций?
По-моему, гораздо более важным, чем столкновение христианской и исламской цивилизации, в современном мире является размежевание между «партией мира» и «партией войны», которые есть и в той, и в другой. «Партия войны» стремится навязать свои ценности силой всем остальным, потому что считает их высшими и единственно правильными. «Партия мира» понимает, что нам всем, очень непохожим, с очень разными ценностями (а ценности у цивилизаций действительно во многом разные, это нельзя не признать) нужно как-то сосуществовать на этом земном шарике, который неожиданно оказался очень маленьким и тесным. Договариваться об условиях совместного проживания. Уважать чужие ценности, не поступаясь своими. Думаю, что от успеха этого процесса во многом зависит судьба земной цивилизации в целом.
1 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М.: Директ-Медиа, 2011. С. 59.
2 Там же.
3 Жижек С. О насилии. М.: Издательство «Европа», 2010. С. 70.
4 Там же, с. 103.
5 Дерлугьян Г. Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2010. С. 39-40.