Отправляясь на двухдневную научную конференцию «Новые избирательные технологии в преддверии выборов 2007-2008 гг.», я, признаться, поначалу испытывал внутреннее стеснение, как от необходимости наблюдать за тем, как приличные люди собираются бегать без штанов, но с галстуками. Больше всего меня восхищали слова «научная» - применительно к конференции, и «новые» - применительно к избирательным технологиям. Однако мои опасения оказались напрасными. Отговорили за милую душу, зал реагировал вопросами, а докладчики были настолько великодушны, что к двадцатиминутным выступлениям прибавляли еще и по полчаса на ответы на вопросы.
Хотя, с другой стороны, режим дискурса оставался прежним, привычным для московской политической тусовки. В России он вообще какой-то странный всегда. Как правило, абсолютно все именитые ораторы здесь произносят тексты, нисколько не интересуясь ни суммарным впечатлением, ни тем, что скажут после, pro et contra. Исполнив номер разговорной речи, обычно они сразу же удаляются по своим делам, что наводит на подозрение, что произнесенные речи для них самих не только не представляются важными, но, возможно, и вообще не имеют никакого отношения к реальности. Да и то посудить: с какой стати они станут раскрываться на какой-то конференции, делиться сокровенным, если их мысли есть товар? Может лучше запутать следы? На самом деле, запутывание следа и есть современный мейнстрим.
Вот, например, Игорь Бунин со своим докладом «Современная политическая ситуация в России. Основные проблемы». Понятно, что ситуация нисколько не изменилась со времени его тренировочного выступления в Александре-Хаусе 6 июня, и проблем за это время не прибавилось. Поэтому он лишь повторил свою любимую тезу про то, что Кремль, возможно, откажется от полуторапартийной системы в пользу двухпартийной, дабы не создавать опасности, что единственная партия перехватит власть у светской группировки, коей реально представляется нам Путин или же пост-Путин со товарищи. Теза интересная и думать ее приятно.
Но, вообще-то, Бунин начал с того, что интриги в будущих выборах не прослеживается, поскольку все схвачено, а затем и назвал их числом 3+1.
Три интриги – это три места в будущем парламенте. Сколько получит ЕР, пройдет ли СПС, какое место будет у коммунистов. Четвертая – вышеобозначенный и придуманный Буниным отказ от двухпартийной политической системы – произойдет или не произойдет? Но подлинной интригой самого выступления генерального директора Центра политических технологий стало то, что на этот раз он не педалировал тему Медведева, который еще 6 июня представлялся ему наиболее вероятным и приемлемым кандидатом на пост президента. Настолько, что хотелось воскликнуть: «Игорь Михайлович, бросьте вы эту сомнительную манеру аналитических записок, давайте прямо, проведем собрание и императивно двинем Медведева как нашего кандидата!»
Неужто с 6 июля что-то произошло или ЦПТ задержали финансирование на этом направлении? В любом случае, это очень и очень тревожно.
А вот об обстановке в обществе Бунин высказался, как обычно, противоречиво. Хотя власть и подготовилась к тому, чтобы забрать себе все, и есть в обществе общая удовлетворенность развитием, тем не менее, наблюдается и некоторое недовольство положением вещей (тут идет перечисление этих вещей, в которое попадает абсолютно все, что характеризует государство ), в силу чего растут протестные настроения. Их обуславливает то, что рост запросов и потребностей опережает темпы развития, но, с другой стороны, существует определенный консенсус насчет того, что стабильность важнее, чем что-либо другое.
Прекрасная концепция, позволяющая развивать себя в любых направлениях. После таких слов, конечно же, должен быть Павловский. Он и появился. Как представитель школы катастрофического оптимизма. Причем, у Павловского манера – брать первое слово темы, а дальше развивать в джазовой манере
Наблюдается технологическая сплоченность, – начал он. Политическое поле заорганизовано. Формирование политических сил вокруг программ происходит интуитивно. Не может быть полного обновления программ, поскольку идет уточнение первоначальной программы. Она странная – представляет собой комбинацию либеральных и антилиберальных мер. Правые выполняют программу левых. Левые выполняют программу правых. А вот проблема хромой утки сильно преувеличена. Структурировано ли наше политическое пространство – это будет решаться. Не приходится ждать инструментального чуда.
Следует ли уточнять, что зал погрузился в состояние гипнотического сна? И тут Павловский вбросил новый образ – про автомат.
Оказывается, при Путине заработал некий социальный автомат опережения роста доходов над производительностью труда, от которого, собственно, электорат и пребывает в восторге. Метафорически говоря, программу этого автомата заложил эдакий виртуальный всенародный съезд народных депутатов, представительство в котором обеспечил наш Путин. Но вот беда – Путин-то скоро уйдет, а автомат перестанет работать. В любом случае, к 2010 году этот автомат все равно остановится, а президент бюджета 2008-2010 должен демонтировать его по кусочкам.
Тут я, во-первых, расстроился тем, что меня этот автомат обошел, а уж и должен быть разобран, так что я никак не попадаю. Но странная, на самом деле, речь. Поскольку из Павловского становилось неясно, хорошо ли Путин сделал, что запустил такой автомат и не сбегает ли он попросту, предвидя, что его автомат скоро остановится?
Или же Павловский невольно выразил тревогу всех путинистов, что они в конечном итоге останутся наедине с электоратом при отсутствующим-то Путине и неработающем автомате? В любом случае, – сказал Павловский, – будет стресс, тут-то все и оживятся. Путин не сможет быть центром всех коалиций. До некоторого времени он еще будет управлять безопасностью своего автомата, но с июня 2008 года начнется большая игра Запада в целях произвести дефолт путинизма. Путин уйдет, но большинство за собой не уведет! – то ли с восхищением, то ли с горечью бросил Павловский в зал, как бы, наверно, сожалея, что не уходит вместе с Путиным (в то место, куда уходит Путин), а вынужден расхлебывать намечающийся дефолт .
Выступающий следом за Павловским Марк Урнов не нашел ничего лучше, чем оттолкнуться от предложенного Павловским образного ряда. Умная формула про политический класс, внутри которого заключаются сделки, – собезьянничал он, – это и есть ни что иное как банальная коррупция. Мерещится им страх мирового заговора в виде дефолта Путина. Нарастает ужас от того, что скоро остановится избирательный автомат Калашникова. Такие вот технологии. Доклад Урнова назывался «Контролируемые выборы в условиях суверенной демократии».
Примечательной была речь Дмитрия Орлова, опять же о «Главных интригах избирательного цикла 2007-2008», но исполненная в стиле лояльной метафористики. Некоторые формулировки я восхищенно записал. Например, такие: «Политическое пространство сформировано на традициях и ценностях суверенной демократии».
«Ценности» я еще как-то мог вынести, а «традиции»??? С какого периода – от Ивана Грозного?
«Интрига выборов, – говорил Орлов – удастся ли обеспечить преемственность курса в рамках суверенно-демократического путинского проекта? Мне тут Кувалдин на днях сказал, что для того, чтобы выполнить План Путина после Путина, нужна неформальная сеть, действующая по всей стране…»
Тут я не выдержал и спросил коллегу Орлова… Не то чтобы я хотел получить ответ, но было интересно смотреть, как он будет выкручиваться. «А что, действительно есть "План Путина" как сумма неких мероприятий, ведущих к определенному результату?»
Орлов опустил глаза и забормотал как бы про себя, преодолевая какие-то вроде бы даже внутренние сомнения: «Ну как же нет "Плана Путина?" Я же его вижу, вот он. Ну, нет, он, правда, есть. Он в посланиях. Он в сохранении режима 13-го, – Орлов поднял глаза, – или какого там сентября, когда отменили выборы губернаторов? Нет, план есть, он очень конкретный…»
В общем, я прекрасно провел время. Одного не понял: есть ли новые избирательные технологии?
