Табу
Когда мы начинаем играть с табу, пытаясь сделать сильное суждение про этику, мы очень рискуем. Табуирование – штука долгая и она выводит некий ряд слов из общего регистра не просто так. Можно ли отыгрывать табуирование назад в бытовой и публичной речи? Этот вопрос при всей его простоте разверзает бездны и повергает в трепет. Да, понятно, что теперь матерным языком пользуются многие образованные и культурные люди, и в их душах и в их языке этого табу уже «как бы» нет. И это главное заблуждение.
Табу на слова никуда не девается, просто возникает модель поведения, особый культурный тип, построенный на нарушении, сломе табу. В пространстве потери смысла не работает и табуирование. Но стоит этому типу «свободного от табу» языкового провокатора оказаться в ситуации, где табу нарушает кто-то желающий вернуть смыслы (какие-то), как оказывается, что табу никто не отменял. Какой трепет и негодование охватывает прогрессивного культурного употребителя матерной лексики, когда оказывается, что за матерными словами скрывается архаическое содержание, пугающее их куда больше каких-то табу.
Эта история в точности произошла недавно, когда томский миссионер предложил, как бы это сказать поэлегантней, вернуться к старинному использованию одного бранного слова, вытащив за эту «отмену табу» канувшее в лету устройство общественной нравственности. Согласно им же самим объясненной идее, он хотел привлечь внимание к традиционным ценностям. Оценивая поведение современного человека с этой точки зрения, он практически «вынул» его из нашего контекста и поставил в контекст архаический, объявив последний абсолютным и безальтернативным.
Для усиления эффекта шока он взял всем известное вполне ругательное слово «б….» и предложил использовать его для обозначения матерей, рожающих детей вне брачного союза. Речь идет не о «матерях-одиночках», как поспешили объявить некоторые СМИ, а о ситуации желания иметь детей, но нежелания вступить в брак. Таких женщин миссионер счел уместным (или логичным) назвать известным словом. Тут сразу возникает два вопроса относительно корректности этого утверждения: есть ли это слово – «непечатный мат» и как относится традиционная русская православная культура к женщинам, не вступающим в брак, но рожающим при этом детей от кого-то на стороне.
Блядословие: от этимологии к семантике
Интересно, что вызвавшее массовый протест блогеров слово на букву б, как известно, лишь пару сотен лет назад стало восприниматься как матерное. Оно происходит от славянского блѫдъ — заблуждение, ошибка, грех (первоначально было чередование юсов ѫ/ѧ, звуков –en/-an), дублет получился в слове «блуд», т. е. половая распущенность. Сравнивать его надо с др.-русск. блясти < блѧсти — «заблуждаться, ошибаться»; ст.-слав, «блѧдити», блядословить — «лгать, обманывать, клеветать». Праславянский корень blѫd-/blѧd- «уклоняться, путаться» < прото-индоевр. *bhlond-/*bhlend- «неясно мерцать» связан со словами в германских языках: англ. blend «перемешивать» и. blond «светловолосый, блондин». В польском языке этот корень дал błąd — «ошибка».
До времен Анны Иоанновны это слово широко употреблялось в простой мове в исконном значении «заблуждение», иногда получая окольным путем тот смысл, который вкладывают в него сейчас, но постепенно обнаружилась тенденция к табуированию этого прежде вполне литературного слова. Запретив употребление этого слова, власть спровоцировала дрейф значения в сторону обсценности. Конечно, кроме того, был еще процесс общего сдвига матерной лексики в сторону ее употребления как лубрикатора (смазки) речи, поэтому сейчас слово б… (иногда записывается с глухим –ть на конце) выступает в роли междометия.
Но суть в том, что в 18 в. старинные значения «заблуждения, ошибки» отмерли, осталось лишь одно – «женщина облегченного сексуального поведения». И вот здесь есть зазор, непонятный современному человеку: он некритично воспринимает это слово как «неприличный» эквивалент слова «проститутка» или продажная женщина.
В действительности этот смысл у слова б… вовсе отсутствовал, ибо проститутки в смысле древне-римском (откуда слово prostitutа, т. е. «стоящая у стены») появились в русских городах очень поздно, а до того, в традиционном аграрном обществе, такой сервисной профессии не было вовсе. Половые связи были, но профессиональных проституток не было. Были разные пограничные социальные явления, гулящие вдовы и т. д., но не профессиональные «жрицы любви». Поэтому слово б… в русском деревенском обществе обозначало особый тип полового поведения, при котором нормы были сдвинуты в сторону свободного, несвязанного обязательствами способа жизни. Иначе говоря, слово б… в традиционном обществе означало женщину, имеющую много партнеров и не вступающую в брак. Парадоксальным образом именно такое поведение стало почти нормативным в современном обществе.
Блудные жонки и бл…дины дети
Но для традиционного общество оно совсем не в границах нормы и есть вызов этическим устоям патриархального общества, построенного на примате семьи. Тут надо еще понимать, что в архаическом культурном контексте женщина, родившая дитя вне брака, становилась фактически изгоем, а ее ребенок – социально неполноценным «ублюдком». Православная вера основывается, как известно, на нравственной рамке именно такого архаического общества с одной важной поправкой: там, где архаическая рамка жестко проводит границу между приличным и неприличным, между чистым и нечистым, Евангелие вводит дополнительный критерий – т. н. критерий сердца. Он состоит в отказе от осуждения (в Нагорной проповеди Христос прямо говорит: «Не судите (μὴ κρίνετε), да не судими будете».
Глагол κρίνω, употребленный в греческом, имеет значение «поводить различие», «различать», а уже затем – судить. Иначе говоря, христианство снимает архаическую рамку в этическом суждении другого и спрашивает: «Кто ты еси, судяй чуждему рабу – своему Господеви стоит и падает». Поэтому Христос отказывается осуждать жену, «ятую в прелюбоденяии», т. е. схваченную в момент измены мужу. В архаическом еврейском обществе ей грозила смерть через побиение камнями. Иначе говоря, православная вера куда деликатнее относится к этическим девиациям, чем иудаизм или другая вера архаического типа.
Что же произошло с женским поведением при распаде социальной архаики? Освободившись от экономической зависимости, женщина эпохи постмодерна выпала в целом из рамок семьи, а затем изменилось и прокреативное поведение. Из необходимого оно стало опциональным, а среди мотиваторов партнерства остались социальные связи и секс – базовые инстинкты человека, присущие ему на уровне популяции, а не индивида.
И вот, освобожденная женщина перестает рассматривать брак как обязательный социальный формат, а следом а этим дети становятся либо развлечением, либо статусным моментом. Это в предельной форме; в действительности перед наблюдателем существует веер переходных форм, который определяется заложенной в социальную матрицу архаической программой. Но если попытаться определить отношение человека, который к этому вееру пытается подходить с жестким критерием архаического семейного уклада, то вывод будет только один – современное женское социальное поведение варьирует от архаического семейного благонравия до полного промискуитета, говоря грубо – того самого б…ства. Разница только в возможности осуждения этого – оно отсутствует в православной христианской нравственной системе. Вместо него должно присутствовать сострадание.
Миссионер, высказавшийся по поводу «блудниц и бл..диных детей», просто сделал это не в православной, а в ветхо-заветной или любой другой традиционалистской логике. Его суждение противоречит православному христианству в части осуждения свободного женского поведения по архаической логике и некорректно (переигрывает табу назад). Поэтому на него ополчились все – и либералы, и феминистки, и даже постмодернистские матерщинники. А в отношении детей позиция и вовсе невозможная – никакого сраму дети за поведение родителей сейчас не имут. Так что, лучше бы он просто обругал современные нравы с трибуны, употребив матерные слова в их привычном ругательно-междометном смысле.
В 17 в. протопоп Аввакум не раз называл патриарха Никона «бл…диным сыном» и был в своем праве возмущенного русского православного человека – это было ругательство даже не матерное по тем временам. А браться за смыслы – ответственное дело, требующее других и более сложных компетенций.
