Космическая отрасль, по мысли властей, является одной из приоритетных. Инновации, мировое лидерство, инвестиции — звучит привлекательно. А еще мы строим космодромы. На поверку, впрочем, кажется, что космос — более идеологический, нежели экономически просчитанный проект.
День космонавтики — традиционный повод для политиков вспомнить о Гагарине, спутнике, Белке и Стрелке и вообще всем том, чем Россия запомнится в мире, помимо водородной бомбы и условной perestroika. На самом деле у Белки со Стрелкой etc с бомбой много общего, ибо выдуманы они были в рамках одной и той же гонки вооружений, но Гагарин сотоварищи все-таки натурально герои, а вот про основателя атомного проекта Лаврентия Берия однозначно так никто не скажет.
Нынешняя годовщина полета Гагарина — ни разу не юбилей, но российское начальство тему космоса все равно пропустить не могло. Путин посетил планетарий и пообещал денег на космическую программу. Это такой комплимент от главы правительства — если что-то находишь интересным, пусть и лично для себя, трать на это побольше бюджетных средств.
Денег, как напомнил Путин, на космические программы тратится немало — только в этом году государство «натопит» космос на 150 миллиардов рублей. И из них 30 миллиардов пойдет на строительство нового космодрома «Восточный».
«Восточный» - это такой фетиш российских властей. Понятно, конечно, что после распада СССР Байконур внезапно обнаружился в Казахстане и Россия его только арендует. Наверно, с точки зрения какой-нибудь широко понимаемой безопасности ситуация, когда у космической державы всего один космодром (Плисецк) на собственной территории и тот морально устарел — это неправильно. Однако мотивация строительства космодрома представляется спорной.
Любимый проект Роскосмоса обойдется стране в безумную сумму: от 250 миллиардов рублей. И несмотря на то, что средства пропущены в рамках космической программы, собственно науке или армии эти траты практически ничего не дадут. Строительство космодрома задача чисто логистическая и инженерная, причем без особых инноваций — одни только инвестиции.
С мотивацией финансирования самой космической программы тоже не все понятно. Нет, в целом ясно, что ежели мы лидеры и пионеры, то терять это лидерство наверняка не стоит (хотя потерять лидерство в какой-нибудь там младенческой смертности, может, и не мешало бы). И очевидно, что авиакосмическая отрасль — это такой инкубатор инноваций для всех прочих. Скажем, по некоторым оценкам, от внедрения авиационных инноваций в иных секторах промышленности экономический эффект вчетверо больший, нежели собственно от производства самолетов. Чисто научная ценность исследований космоса тоже сложно отрицать.
К тому же в позднесоветское время и до середины 2000-х космос стабильно недофинансировался и теперь, буде мы хотим там что-то сохранить и тем более преумножить, надо наверстывать. Стало быть — вкладывать средства опережающими темпами.
Все это вкупе мотивировало власти включить космическую отрасль в число пяти приоритетных направлений. В нашем чудограде Сколково даже имеется целый кластер, занимающийся связью и космическими технологиями.
Космос преимущественно, если не исключительно, и исторически является военным проектом. Это вовсе не значит, что гражданское применение технологий невозможно, но в российских условиях это сильно мешает такого рода реконверсии. Примеры реконверсии единичны. Когда Владимир Путин пытался их припомнить в своей превыборной статье об обороне, он смог только помянуть проект «Сухой Суперджет 100», в котором от российских инноваций вообще-то только планер, а все остальное технологичное и инновационное — сплошь с Запада. Не самый удачный пример, но и других не то чтобы обнаруживались сотни.
Зато космос в его мирной части — это однозначная гордость нашей страны, поскольку именно там мы стабильно удерживали первое место вплоть до 79-х-80-х годов, не в пример производству каких-нибудь тракторов или, не дай Бог, холодильников.
А вот гордиться особыми достижениями в период их формирования в качестве политиков сложнее. Потому как, даже поверив в идеологему «спасли страну от распада и бандитизма», понимаешь, что позитивного в этом ой как немного. А мифология власти по определению должна содержать позитив. Отсутствие собственной позитивной повестки, которую можно «втюхать» доверчивому населению, заставляет нынешних политиков присваивать чужую повестку — от победы в войне до успехов российского балета и спорта. При этом победа в войне или полет человека в космос в качестве идеологии надежнее, ибо представляют завершенный процесс (Гагарин уже слетал и все) и разрушить там уже ничего невозможно, надо только оборонять миф (лучше бы это делать не так, как делает «доктор исторических наук», политтехнолог Мединвский, но если по-другому не получается, то сойдет и так).
Космос в этом контексте, скорее, является одним из способов легитимации власти, создания мифа об успехах страны и ее властителей. В пространстве мифологического, разумеется, возможно «рациональное» обоснование любых проектов и инвестиций. Космос — наше все, Гагарин — наше все и, стало быть, космодром «Восточный» нам очень нужен. А пока есть дорогая нефть, можно не задумываться ни на тему «а не дороговато ли?», ни о том, кто будет за это платить.
