Теракт в Домодедово сильно «переформатировал» дискурсы. По крайней мере, одно время точно будет не модно говорить и писать умные мысли (их все равно не услышат), а в моде будут ненависть, всхлипы и вскрики. Но, собственно, для того теракты и производят. Сам я, как потомственный работник морга, давно лично не эмоционален. Однако и меня на этот раз достали всегдашние наши мобилизации. А вот давайте-ка все выйдем на митинг и потребуем остановить террор! Ребята, у кого потребуем? Как остановим? А вот давайте-ка учредим общефедеральный ежегодный день траура… Я люблю интерактивное «Эхо Москвы», но они же там в студии просто перестают слушать людей иногда, особенно когда им кто-то начинает возражать. И дело тут не в эгоизме того или иного слушателя, а в том – ну, не хочет тот или иной гражданин всю жизнь проводить в траурах, - а в том, что террор как раз и направлен на то, чтобы остановить нормальную жизнь. И она таки останавливается общими усилиями!
Причем, останавливается, как это ни цинично прозвучит, не совсем адекватно «событию». Но я же сказал: публицист – это работник морга, он делает вскрытие, а не щекотку. 24 августа 2004 года у нас был гораздо более драматичный и спланированный, как военная акция, теракт, когда синхронно взорвали два самолета, а хотели – три. А 31 августа того же года еще и добавили взрывом у станции метро «Рижская». И мы это пережили. Нам пообещали, что всех поймают, всех замочат, не стоит волноваться. На этот же раз была достаточно тривиальная партизанская вылазка, каких еще будет, как это ни печально, не мало. Потому что особого ума, чтобы что-то принести куда-то и кинуть, взорвать, не нужно. Потому что в России практически с Революции уже второй век безостановочно идет гражданская война. Тем не менее, такого пафос а, как сейчас - когда оба президента стали метаться по больницам, отменять международные встречи и уверять, что их не поставят на колени, как будто они кому-то нужны – тогда не было. Следовательно, все это не очень связано: реальность и паблик рилейшнз.
В паблик рилейшнзе же мне особенно врезались две сцены.
Одна: Медведев в белом халате, как доктор всея Руси, рассматривает рентгеновский снимок, услужливо предоставленный врачами. Кажется: вот сейчас он ткнет, куда лечит, и все врачи будут просто потрясены. Так просто - и так гениально! Интересно, а если бы это был рентгеновский снимок России, он смог бы точно так же найти место поражения? Место необходимого хирургического вмешательства?
Вторая: Путин в палате.
Тут надо сказать, что вообще-то, кино – это удивительный жанр. Мы все время забываем, что, когда гладиаторы на экране рубят друг другу в капусту, там еще и где-то ездит камера на тележке, а осветители в джинсах туда-сюда переставляют софиты. Так и здесь: вот Путин с решительным и мрачным видом входит-вбегает в палату и идет на нас. Но это же одновременно и значит, что оператор и осветитель загодя туда вошли и вжались, видимо, в окно, - палата-то маленькая, - и все это время светили, светили, жарили больных… Потому как премьер не должен ждать, пока что-то там включится.
Честно, я не знаю, как к этому отнестись. Как отнестись к такому грубому вторжению театра в реальность бытия. Но у Путина ничего не дрогнуло в лице, когда он шел прямо на оператора – в роли, в роли был человек! И это великолепно. Раненые на кроватях в этот момент уже даже были как бы и не нужны. Чего-то там пошевелились для порядка, конец сюжета.
Следующее о чем я хотел бы поговорить – это о всеобщем опять же пафосе неприятия терроризма, до которого терроризму нет дела.
Вот все бьют себя в грудь и кричат, какое он страшное зло и как надо с ними сообща бороться, настроить кругом электромагнитных рамок, уволить нерадивых генералов, призвать генералов радивых, всем миром наброситься на них, на террористов...
Но, господа хорошие, у вас же при этом получается, что террорист в Америке – это одинаковое зло с террористом в России. А между тем, Россия и Америка до сих пор нацеливают друг на друга ракеты, способные по нескольку раз уничтожить планету. Выходит, что террорист – у вас это тоже самое, что скорость света в физике, которая всегда постоянна во всех даже относительных друг друга системах. Он – абсолютный чужой и одинаковый злодей, независимо от того, где он и что делает. Но это же просто конгениально – теория относительности терроризма!
Абсолютный чуждизм терроризма, так сказать. Если чужой, значит можно отставить в сторону право, права человека, забыть про подоплеку. Значит, можно уничтожать его без разговоров на месте, как заметил на днях президент-юрист. Увидел чужого и вилами его, вилами… Но вот…
«Теракт, конечно, налицо, не поспоришь, - пишет иной вдумчивый автор в РЖ, - однако это укладывание в готовый шаблон, конечно, сразу снимает все вопросы по реальному, а не PR-ангажированному анализу события, тех причин, которые его породили, будущих последствий, построения возможных систем по работе с данным явлением, причем систем не только репрессивных и правоохранительных. «Мировой терроризм», как известно, есть разновидность «мирового зла», по своей природе иррационального и неподдающегося никакому пониманию и осмыслению. По-моему, здесь налицо явный тупик интеллектуального характера, где этот «мировой терроризм» закрывает явление, закрывает всякие возможные дискуссии, реальные, а не имитационные исследования, и не дает работать с событием, с цепочкой событий, с тенденцией»…
Ему вторит западный критик Перрин СИМОН-НАУМ: «Реакция государств, сталкивающихся с рисками терроризма в том и состоит, что умножаются неправовые меры, которые наносят урон режиму общего права… С другой стороны, международное право пытается ограничить режимы чрезвычайного положения, стараясь при этом ограничить и возможности уклонения от правовых норм»…
Порой из одних только цитат можно составить грамотный текст. Приплюсовав сюда еще и Белых с утверждением, что при такой коррупции и таком социальном расслоении, как у нас, теракты неизбежны. Понимаю, однако, что мне могут возразить: террорист, оттого безотносительный чужой, к которому неприменимы обычные нормы права и морали, что он убивает непричемных людей.
Однако наш народ до сих пор требует (а сейчас все большей и новой силой) возврата еще большого чужого, реального, а не метафорического террориста, убивавшего непричемных людей пачками. И оправдывают, оправдывают его, ждут второго 37-го года с надеждой!
В других случаях поборники безопасности наивно пытаются привязаться в рассуждениях к факту взрыва, поскольку бомбами решать проблемы как бы нехорошо. Хотя наш человек – Гриневецкий, бросил бомбу в царя-освободителя и более ста лет мы считали его героем. Хотя солдат со связкой гранат, ложащийся под танк, тоже совершает теракт сродни шахиду и тоже убивает людей, а мы считаем, что это хорошо и правильно, что другого выхода нет, что те, кто в танке, это заслужили.
Таким образом, мы видим, что одобрение и порицание терроризма все-таки зависят от исповедуемой системы ценностей. Например, я считаю, этически правильным сопротивление милиции на Триумфальной и этически неправильным использование в наших судах ложных показаний. А что мы знаем о системе ценностей чужого, хотим ли мы ее понять? Главное, хотим ли мы понять, за что он ненавидит нас?
Опять мне могут возразить. Мол, я это все пишу так потому, что от меня терроризм далеко… Но это не так, не далеко. 24-го я как раз возвращался на самолете в Москву…
