Однако, настоящие протокольно-идеологические сложности, много большие чемпри краковском венчании, возникли потом в Москве – куда царская невеста прибыла3 (13) мая 1606 г. – после того, как 8 (18) апреля ее поезд пересек границуРоссийского государства. С Мариной приехало около двух тысяч человек – именноих прибытие потом русские популярные историки будут на все лады величать"польской оккупацией", против которой восстало в конце концовистерзанное и униженное население стотысячной Москвы. Мы же заметим, что изэтих двух тысяч лишь очень небольшое число носило или могло носить оружие: восновном же это были музыканты, повара, прислуга, несколько священников сполагающимся сопровождением и т.п. Именно этих людей и вырезали москвичи в ходемятежа 17 (27) мая – тогда как сами шляхтичи в большинстве своем не толькосохранили жизнь, но даже и не были разоружены.
Тут надо сказать, что Марина как обстоятельство авантюры Лжедмитрия былавполне факультативной вещью: она ничего не добавляла новому царю ни в какомплане, а, напротив, создавала труднопреодолимые проблемы и, в конце концов,оказалась именно той гирькой на весах истории, которая сместила их равновесиефатальным для Самозванца образом. Во всяком случае, этот брак никакогоотношения к поддержке проекта "царь Дмитрий" Сигизмундом Третьим неимел. Заинтересованной стороной здесь был лишь клан Мнишков – именно с ним уОтрепьева были какие-то договоры и перед ним имелись обязательства. ОднакоСамозванец был не из тех людей, кто имеет привычку платить по счетам вотсутствии принуждения – оказавшись же в Кремле, он мог такого принуждения неопасаться. И все-таки он сам настаивал на приезде Марины – торопил Юрия Мнишка,позволяя тому выставлять все новые и новые требования материального плана –Дмитрий послушно оплачивал долги сандомирского воеводы, позволял ему бытьщедрым до расточительности и пр. О чем это говорит? Похоже, как ни смешно этопрозвучит, – о любви. О странной любви авантюриста к шестнадцатилетней кукле…
По этой либо по иной причине, но Дмитрий вынужден был считаться стребованиями поляков. Именно к таковым относят коронацию царицы – церемонию,никогда прежде на Руси не практиковавшуюся. (Да и следующей такой коронации вРоссии пришлось ждать долго – вплоть до 7(18) мая 1724 г., дня коронацииЕкатерины Алексеевны, супруги Петра Первого).
Стало быть, поляки (читай: Мнишки) желали лишь торжественной и официальнойкоронации – с их точки зрения, все прочее уже произошло, Марина была законнойженой русского царя. (Чтобы уж быть совсем точными – с канонической точкизрения, этот брак становился действительным с момента первого сексуальногоконтакта супругов.) Коронация же была им нужна не только для того, чтобыпотешить самолюбие, но и как попытка застраховаться от российской династическойнепредсказуемости. Они, понятно, были в курсе причудливых судеб жен русскихмонархов, чей статус порой стремительно обращался в полный нуль – коронованнаяже царица имела как бы независимую от мужа легитимность, она имела полное правовообще править самостоятельно, скажем, в случае гибели своего мужа. Это,понятно, не давало стопроцентных гарантий, но все-таки повышало шансысохранения власти, случись что.
Русским же требовалось другое – во-первых, венчание царя со своейневестой (краковская церемония, как мы знаем, в расчет не шла), а кроме того –совершение чина присоединения к православию католички Марины Мнишек: русскойцарицей, разумеется, могла быть только православная женщина.
Вот с этим и вышла основная загвоздка. Дмитрий вначале поставил условиеперемены Мариной веры – Мнишки снеслись с Папой Римским и получили от негокатегорический запрет на такое развитие событий. Запрещено было дажепричащаться у православного священника. В самом деле, иначе и быть не могло: сточки зрения Рима, сам Дмитрий был католиком (о чем, разумеется, на Руси незнали), и было странно выслушивать от него серьезные просьбы о выходе кого-либоиз лона римской церкви. Кроме того, эта самая римская церковь оказалась в пленуимевшей место интенсивной риторики о целесообразности приведения Московии поменьшей мере к унии с католицизмом. Мнишки, однако, и сами не горели желаниемобращать Марину в православие: им, судя по всему, казалось, что в этом случаеони ослабят опору на Рим, а также на Сигизмунда, которой также весьма дорожили.Впрочем, задним числом понятно, что надо было всем вести себя гибче – но этозадним числом… Во всяком случае, с момента пересечения русской границы Маринапо факту стала все более и более соответствовать православным нормам поведения.В Можайске Марина со спутниками поклонилась местной чудотворной резной иконесв. Николая, 29 апреля в Вязьме Марина праздновала православную Пасху, а поприбытии в Москву ее отправили в кремлевский Вознесенский женский монастырь –как бы для подготовки к церемониям и знакомства с православной традицией.Никаких католических священнослужителей туда, понятно, не допускали, зато за"невесткой" надзирала инокиня Марфа – вдова Ивана Грозного и матьтого самого мальчика Димитрия, за которого выдавал себя Самозванец.
Тем временем Освященный Собор – собрание верхушки русского духовенства –не без дискуссий принял решение о предстоящем ритуале. Дело в том, чтоприсоединение к православию для католиков возможно было двумя путями – черезповторное крещение либо через таинство миропомазания. В данном случае выбранобыло второе – пройдет всего полтора десятка лет, и ситуация по этой частиизменится: в России по требованию патриарха Филарета, все инославные христиане(а порой и православные из других стран) станут повторно перекрещиваться:прежнее их крещение будет считаться недействительным.
Таким образом, с точки зрения русской традиции, последовательностьобрядов должна была быть следующей:
1. чин миропомазания – присоединения к православию;
2. венчание – т.е. совершение священником таинство брака с последующимпричащением новобрачных;
3. венчание на царство – коли уж поляки так этого хотят.
Однако же, поляки хотели иного:
1. венчания на царство;
2. повторного венчания по православному обряду – коли уж русские этогохотят.
Как результат создавшегося противоречия, был рожден особый чин,призванный создать и у тех, и у других чувство удовлетворения. Этот диковинныйчин еще более диковинно воплотился в реальности – и чего-чего, а чувства удовлетворенияне вызвал ни у кого. Напротив, именно торжествам 8 (18) мая 1606 было сужденодополнить до краев чашу взаимного раздражения сторон.
Итак, вот, что было решено совершить.
1. сперва в Столовой палате царского дворца совершается обряд обрученияДмитрия и Марины – при минимальном присутствии поляков.
2. затем в Успенском соборе совершалась столь чаемая коронация – по формеэто было все то же таинство миропомазания, и у русских должно было сложитьсявпечатление, что это и есть присоединение к православию. Тем не менее, онотаковым не было – с точки зрения православного канона, миропомазание имеет силув том смысле, который в него вкладывают. То есть, если оно – часть венчания нацарство, то именно это действие и получает в ходе церемонии божественнуюблагодать.
3. и уже после коронации в том же Успенском соборе происходит венчание.
Данный порядок с точки зрения русских был довольно странен: получалось,что полячка-католичка становилась царицей прежде, чем женой царя. Изменить жепоследовательность коронации – венчания было невозможно, в частности, потехническим причинам: после чина венчания молодые должны были выйти из собора,где их положено осыпать деньгами – назад в собор они уже войти в этот день немогут.
В общем, отчасти абсурдность снималась обрядом обручения – но лишьотчасти.
Теперь посмотрим, как все это воплотилось в реальности.
1. Обручение прошло в соответствие с планом. Обряд совершал в Столовойпалате протопоп Рождественского кремлевского собора – традиционно царицындуховник, помогал ему протопоп Благовещенского собора Федор – по должностидуховник царя. Из поляков на церемонии присутствовал только Юрий Мнишек.
2. Затем в Грановитой палате имело место "прошение на царство"которое "исполнил" тысяцкий – боярин Василий Шуйский – тот самый,который через девять дней свергнет царя Дмитрия и отправит царицу Марину вярославскую ссылку.
3. Затем процессия перешла в Успенский собор – и только здесь к нейприсоединились поляки. Надо сказать, что, по сохранившимся свидетельствам,часть из них была вооружена и не снимала шапок – что, понятно, не могло неразозлить русских участников и свидетелей церемонии.
4. Началась собственно коронация. Здесь все как будто прошло по-писаному:сперва на Марину возложили царский крест, затем царские бармы и диадемы, апосле – царскую корону. Именно эту часть ритуала наблюдали в полной мерепольские гости и остались, в общем, довольны происходившим. А напрасно: рядускользнувших от их внимания нюансов дал русским свидетелям церемонии четкийнамек на некоторую неполноценность царицыной коронации. Так, корона,возложенная на ее голову, была специально изготовленной короной европейскогообразца, а не шапкой Мономаха, которой совсем недавно венчали самогоЛжедмитрия. Не было осуществлено и поклонение гробам предшественниц Марины намосковском троне (да и не могло быть – ибо они покоятся в Архангельском соборе,а коронация имела место в Успенском). Забавный эпизод нашел отражение ввоспоминаниях свидетелей действа: польские послы пытались в ходе коронациисесть, на что Афанасий Власьев сделал им выговор, сказав, что в церкви несидят, а царь занял кресло лишь по случаю коронации. В другой раз он, взявподержать пернатую шляпу польского посла Олесницкого, тут же передал ее слуге,и тот вышел вон – тем самым Афанасий гарантировал себе, что посол не наденет еевдруг машинально в самый неподходящий момент. Власьев вообще довольно многоприлагал усилий для поддержания порядка: именно он вывел поляков из собораперед венчанием – соврав, что царь уже вышел, и приказав затем закрыть двери.
5. Следующим номером программы была обедня – Марина слушала ее, будучиотведенная в придел Дмитрия Солунского к остальным дамам.
6. А уже затем – чин венчания, практически скрытый от глаз поляков.Именно в ходе него Марина отказалась от причастия у патриарха Игнатия и, поряду свидетельств, от миропомазания.
7. В заключение "молодые" были осыпаны золотыми монетами("В дверях князь Мстиславский бросал из блюда португальские монеты в 20,10 и 5 червонцев". "При выходе из церкви канцлер Афанасий (Власьев – Л.У.)двараза бросал государю через голову горсть португалов, золотых и позолоченныхденег с государственным гербом. На португалах с одной стороны особа государя допояса, с мечом и латинской надписью "aetatis suae 24", с другойдвуглавый орел, в груди его единорог, а кругом по-русски императорскийтитул"). По всей видимости, это были специально отчеканенные за рубежоммонеты: трижды ими осыпали на выходе из собора, трижды у Грановитой палаты итрижды – в Столовой палате, где устраивался свадебный пир. После третьейперемены блюд молодые удалялись – гости провожали их до постельных хором, аЮрий Мнишек и Василий Шуйский – до постели.
Так все и завершилось – к беспечной радости поляков и сильному недоумениюрусских: внимательные и враждебные взгляды иных из них приметили все – и отказот причастия, делавший венчание недоконченным, и неполноценную коронацию, иотсутствие миропомазания ради присоединения к православию. Всего этого былодостаточно, чтобы девять дней спустя возбудить в Москве толпу спартаковскихфанатов.
И в заключение – несколько биографических фактов об Афанасии Власьеве –дабы искупить несколько неуклюжий вид, который принимал в нашем рассказе этотнезаурядный человек.
Первое упоминание о его службе относится к 1584 г. – по нему Власьев –подьячий Мастерской палаты. в 1594 г. – он уже самый высокооплачиваемыйподьячий Посольского приказа, на следующий год он в чине дьяка отправляется впервое свое посольство – в Прагу к императору Священной Римской ИмперииРудольфу Второму. Ещегодом позже он уже дьяк приказа Казанского и Мещерского дворца; а спустя двагода получает первый думный чин – думной дьяк. Он по-прежнему привлекается квнешнеполитическим вопросам: в 1597 году присутствует на дворцовом приемеимперского посла. А в июне 1599 года Власьев – глава посольства, вновьотправляемого в Империю с официальным извещением о воцарении Бориса Годунова.Кстати говоря, одной из задач посольства была разведка возможностибракосочетания дочери царя Бориса – Ксении – и эрцгерцога Максимилиана. Повозвращении, Власьев – второй дьяк Посольского приказа, в начале 1601 г. ведетпереговоры с английским послом Ричардом Ли, а в мае становится главой своегоучреждения. В том же году он возглавляет посольство в Польшу – первый случай,когда дипмиссию возглавлял непосредственно глава внешнеполитического ведомствастраны. Именно Власьев непосредствено занимался организацией следующей попыткизамужества Ксении Годуновой – дьяк встречал прибывшего в Россию датскогопринца, он же ездил в Копенгаген извещать датчан о скоропостижной смерти женихав Москве. В ведении Власьева была и знаменитая операция по отправке 12 русскихзнатных отпрысков за границу для обучения.
В заговорепротив Годунова Власьев не участвовал, однако Лжедмитрий принял его весьмамилостиво и, как мы видим, поручал ему самые ответственные задачи. По сути,Власьев стал одним из самых влиятельных чиновников в окружении Самозванца. Авот после гибели Отрепьева карьера дьяка Афанасия фактически завершилась: самогоего сослали в Уфу вторым воеводой, московский двор конфисковали. В 1611 г. вответ на челобитную Сигизмунд Третий вернул, однако, Власьеву эту московскуюнедвижимость, пожаловав ему очередной думный чин – думного дворянина – и вызвавв Москву. Однако в столице Власьев так и не появился – судя по всему, онскончался где-то в это время.
