Умер великий гражданин России.
Зиновьев родился в 1922 г. Во время войны был летчиком, 31 боевой вылет, орден Красной Звезды, закончил войну в Берлине. Доктор философских наук, профессор логики, признан выдающимся ученым в области теории знаков и теории индукции. В 1976 году опубликовал небывалый по смелости анализ существующего в России строя – сатирическую эпопею «Зияющие высоты», за что был изгнан из СССР в 1978 г., провел 21 год в изгнании. Написал более 40 книг: «Светлое будущее», «Гомо Советикус», «Иди на Голгофу», «Катастройка», «Глобальный человейник», «Запад и мы», «Россия на распутье». В 1999 вернулся на Родину, анализировал современный строй столь же критично, как некогда социализм. В последние годы жизни выявил социальные законы, приведшие к глобальному кризису общества.
За тридцать лет работы Зиновьев создал многотомную историю общества, над которым ставят один эксперимент за другим, которое проходит процесс дегуманизации во имя прогресса. Это народная трагедия, написана она языком, представляющим смесь языка Зощенко и Герцена, – то есть языком народных сказок. Ничего подобного в литературе не было – сравнить не с чем. Поскольку Зиновьев понимал свою миссию отчетливо, он работал день и ночь, таких примеров мало. Пользовался репутацией бескомпромиссного человека, неуживчивого, одиночки.
Зиновьев оказался диссидентом дважды – сначала выступил против социалистического строя, потом – против того, что пришло ему на смену. Сначала критиковал Россию, а потом – Запад. В последнем разговоре обозначил актуальной проблемой – дегуманизацию европейской культуры. Говорил, что сегодня надо бороться за возрождение европейского гуманизма. Считал, что Россия гибнет, переживал происходящее сегодня – как непоправимую беду.
Многие усмотрели в поведении великого логика – непоследовательность. Те, кто считали себя демократами, были разочарованы. Как можно критиковать Запад, к которому мы стремимся всей душой? Ведь благо и цивилизация там – а он что говорит? Между прочим, говорили они, именно Запад его и приютил – а он? Либеральные мальчики решили, что мэтр диссидентства изменил себе. Зиновьев как раз себе никогда не изменял. Просто он боролся не с социализмом, а с социальным злом. Боролся не за капитализм, но за истину. Видел благо не в Западе – а в гуманизме. Ценил не цивилизацию – но совесть.
Те, кто вчера юлил и лебезил, искал подачек начальства – сегодня увидели себя более прогрессивными, чем Александр Александрович. Оснований достаточно: теперь у нас новое прогрессивное начальство. Нашлось много охотников пинать мертвого льва – вот от живого они хоронились по норам. Отечественные коллаборационисты, готовые кланяться любому сильному, почувствовали за собой моральное право пенять Зиновьеву – негоже выступать против цивилизации, которая нас кормит! Никто не сказал себе, что если в его жилах и бегает одна капля храбрости, то лишь оттого, что существует Зиновьев – человек, который эту храбрость производит в количестве достаточном для большой страны. В глухие трусливые годы этот человек сделал то, что мы все хотели сделать – а боялись. Шептались по кухням и считали, что делаем достаточно много, – ведь мнение-то имеем, пусть и спрятанное. А он распрямился во весь рост – и сказал громко. Впрочем, тогда его сочли выскочкой. А сегодня-то мы, служилые интеллигенты, и сами витийствуем – социализм сдох, несправедливость отменили! А то, что несправедливость бывает разная, – мы знать не хотим. И уж совсем некстати, если находится такой скандалист, который опять лезет вперед, снова строит баррикады. Да не ко времени это, что же ему все неймется? Наверное, сошел с ума.
Проблема в том, что главная беда – не сталинский режим, не коммунистическая идеология, даже не тоталитаризм. Главная беда – моральная неполноценность, позволяющая мириться с сегодняшним злом, если оно непохоже на зло вчерашнее.
Социальная несправедливость принимает разные формы, унижение человека – всегда мерзость, чем бы необходимость унижения ни обосновывали.
Зиновьев остался самим собой и, закономерно, оказался в одиночестве – по той же самой причине, по какой он остался один в 70-е, когда выступил против социалистического режима. Он всегда шел поперек, говорил вопреки общему мнению. Толпа никогда не бывает права, даже если это прогрессивная толпа. Следует отстаивать разум, даже если всем кажется это занятие неразумным. Собственно говоря, дар Зиновьева состоял в том, чтобы брать на себя ответственность за время и за народ, – безразлично, хочет того народ или нет. Это долг солдата, а Зиновьев и был русским солдатом. Это кодекс рыцаря – он и вел себя как рыцарь из средневековых баллад и легенд. Что бы ни случилось, в каком бы обличии ни предстало зло сегодня, можно быть спокойным: есть тот, кто встанет у зла на пути. Многим эта последовательность мешает. Казалось бы, все читали Шварца, а вот поди ты – после смерти дракона нуждаются не в Ланцелоте, а в президенте вольного города.
Зиновьев не пристроился ни к одной партии – если служил чему-то, то служил России. А служить России часто приходится вопреки ей самой. Именно этот тип мыслителя – и этот способ его приятия обществом – для нашей Родины характерен.
Законопослушная образованщина 70-х называла его выскочкой – а любой из них, соглашателей, знал, что так же рядили их коллеги о Чернышевском, сосланным в Вилюйск. Либеральная чернь 90-х объявляла его сумасшедшим, хотя любой из них, трусов, проходил в школе историю Чаадаева, объявленного сумасшедшим по той же причине – разногласий с общественным мнением. Демократические фундаменталисты 2000-х отлучали его от демократии, хотя знали о прецеденте отлучения от церкви великого христианина – Толстого.
Место Александру Зиновьеву в истории определено – он займет его в ряду великих русских мыслителей: Чаадаева, Герцена, Толстого, Чернышевского. Он – совесть России, а за эту роль приходится платить. Он и платил.
Он умер как солдат, выполнил долг до конца. Это была твердая, гордая жизнь. Он сделал больше, чем это в человеческих силах, написал безмерно много, работал до последнего часа. Был храбрец.
Лучшей памятью по Зиновьеву будут не слезы – надо жить так, как жил он: с сухими глазами, со сжатыми губами, с прямой спиной.
По смерти Александра Зиновьева у страны появилась внятная задача – быть достойной своего гражданина.