Было еще одно существенноеотличие западнорусского православия от восточнорусского. В Польско-Литовскомгосударстве православная церковь, не будучи церковью государственной, принадлежала,в известной степени, своим прихожанам. В отличие от Московии, где церковь,будучи как бы частью государственной машины, предоставляла людям лишь ролижертвователей да исполнителей обрядов. Здесь же церковь существовала постольку,поскольку была нужна своим приверженцам, – а не наоборот.
(Кстати говоря, отголоски этойразницы дожили чуть ли не до конца советской эпохи: часть приходов РПЦ взападной части Белоруссии и Украины еще в 70-е годы ХХ века были организованыиначе, чем в остальной части страны: всеми делами в них и, в частности,приходской кассой управляли староста прихода и т.н. "церковнаядвадцатка" – фактические учредители прихода. Тогда как священник был лишьсвоего рода наемным специалистом у прихода на содержании – в отличие от большинстватогдашних и нынешних приходов РПЦ, в которых деньгами и прочим имуществомбесконтрольно для прихода распоряжается священник. Но это так, в сторону…)
Важно еще для понимания нашейситуации учесть, что центральная власть в Польско-Литовском государстве была всравнении с московской довольно слаба. Так, местные магнаты распоряжалисьдовольно значительными частными армиями – в итоге описания жизни в РечиПосполитой вроде бы гораздо плотнее нафаршированы сюжетами вооруженногосамоуправства, нежели таковые о московской жизни, где вооруженное насилие ужедавно было монополизировано центром. Хотя и там все было далеко от идеала – темболее, что в Польше все-таки существовала довольно развитая системазаконодательных ограничений властей. Короче говоря, Речь Посполитая в сравнениис Московией была менее монолитным, но институционально более богатымгосударством. Что побуждало людей к активности, к самоорганизации, ксамозащите.
Скажем, то обстоятельство, чтоцерковь принадлежала своим чадам, имело целый ряд противоречивых следствий. Содной стороны, самые разные в социальном отношении лица считали для себявозможным судить о происходящих внутри церкви процессах. (В Московии зачаткиподобной эмансипации стали возникать лишь в середине ХVII века – да и то большей частью встарообрядческой среде.) Более того, среди купеческого, городского населениястали появляться так называемые православные братства – самодеятельные, имевшиеписаные уставы организации, члены которых занимались совместной духовнойпрактикой, а также несли в отношении друг друга целый набор взаимныхобязательств моральной и не только солидарности. Причем уставы таких братствнередко оговаривали даже ситуации неповиновения своим епископам, нарушившим, сточки зрения братства, нормы благочестия. (В Московии подобное расценили бы какересь, если не как мятеж!)
С другой же стороны, эта же самаязависимость церкви от "народа" имела своим следствием достаточнобессовестную приватизацию епископских позиций и связанных с ними доходов темиили иными семьями местной знати. В итоге, к концу ХVI века православная церковь РечиПосполитой имела, мягко говоря, не самый блестящий епископат. Это были взначительной степени люди случайные, светские, нередко – женатые, корыстные икоррумпированные.
Но даже такой епископат довольночетко понимал, что:
1. Проблема законодательногонеравенства православного и католического вероисповеданий является общейпроблемой всего православного населения страны – и духовенства, и горожан, ишляхты, ограниченных в возможности участия в органах власти и отстаивания своихинтересов.
2. Отсутствие фактическоговнешнего руководства над митрополией делает внутреннюю ситуацию в нейнестабильной и малопредсказуемой – заложницей текущих раскладов в отношенияхверхушки православной шляхты, патронирующей церковь.
3. Существуют довольно серьезныепреграды на пути использования православными католических образовательныхинституций – при том, что потребность в этом ощущается довольно остро.
4. Существует постоянный рискоттока наиболее образованных, богатых и амбициозных клириков и мирян вкатолицизм.
Со всеми этими проблемами, помысли епископов, уния с Римом давала возможность справиться – при условиисохранения, разумеется, православной догматики и обрядности. В самом деле, следствиемунии с неизбежностью должно было стать юридическое уравнивание православных скатоликами в Речи Посполитой. Верховенство Папы Римского должно было, по идее,как-то защитить от совсем уж вопиющих местных злоупотреблений, запретивсветским властям назначать епископов, а переход униатов в католицизм римскогообразца запрещался бы, как лишенный формального смысла. В принципе,целесообразность подобной унии признавали в разное время даже те люди, кто напоследующих этапах ее подготовки стали ее главнейшими противниками, – как,например, князь Константин Острожский или епископ Львовский Гедеон Балобан.
Был, однако, и риск, связанный сэтим шагом. Состоял он в опасности того, что Рим, получивший власть надмитрополией, постепенно станет вносить изменения в традиционную обрядность,трансформируя ее по католическому образцу. Опасность была вполне реальна – однакопоследующий четырехсотлетний опыт существования униатской церкви показал, чтоона все-таки прошла стороной: Рим то ли не стал, то ли не смог реформироватьповседневную жизнь своих епархий греческого обряда…
Понятна также заинтересованностьв унии Сигизмунда III –помимо разрушения церковного единства большой части населения своей страны снаселением страны соседней, враждебной и агрессивной (Московии), он, в общем,был заинтересован и в выравнивании государственного статуса православной шляхтыи православного духовенства – ибо в этом видел определенный резерв поддержкисвоей власти.
Ну, и столь же очевидны интересыРимского Престола, стремившегося "отыграть" потерянные в Реформациютерритории да и вообще повысить уровень своего политического влияния в Польше.
Однако же, затея реализоваласьдалеко не в полной мере. Трудно сказать, почему так вышло – возможно, всемувиной келейность епископата, решившего, что переход из-под властиКонстантинопольского Патриарха к Римскому Папе – вопрос чисто епископскихкомпетенций. В сочетании с уже упомянутым низким авторитетом епископов кактаковых, данное движение не могло не породить у активной части паствы ощущенияобмана, мухлежа. В итоге, несогласные с унией (два епископа, представителиправославных братств, нескольких монастырей и ряд светских магнатов) покинулиоктябрьский Брестский Собор 1596 г. и, организовав собор альтернативный,приняли решение не подчиняться унии.
Так в православной общине РечиПосполитой произошел раскол. Формально, с точки зрения правительства СигизмундаIII, все православныеприняли унию (аналогично тому, как позднее с точки зрения царя АлексеяМихайловича, все в Московии приняли нововведения патриарха Никона). На практикеже установить полный контроль надо всеми монастырями, православными братствамии приходами униатской митрополии так и не удалось вплоть до 1633 года, когдасменивший умершего Сигизмунда король Владислав IV узаконил статус-кво, то есть наличиекак униатских, так и чисто православных епархий. Надо сказать, что эти тридцатьсемь лет "подполья" были достаточно бурными, ознаменовавшимисябольшим количеством актов насилия на религиозной почве. (Чего стоит одно толькопротивостояние в 1623 г. полоцких епископов Мелетия Смотрицкого и ИосафатаКунцевича, завершившееся погромом в Витебске и антипогромом, в ходе котороготруп забитого камнями Иосафата выкинули в Двину.)
В 1685 г. Московские власти,присоединившие к тому времени левобережную Украину, явочным порядком поставилиКиевского митрополита, зависимого от Московского патриарха –Константинопольскому же патриарху, сильно зависимому от Москвы материально,оставалось лишь проглотить пилюлю и, выждав ради сохранения лица двухлетнийсрок, признать официально сложившийся порядок вещей.
Что же касается униатской(греко-католической) церкви, то она за это время вполне смогла врасти в толщународной религиозности западнорусских земель: уже после разделов Польши в концеХVIII века российскиевласти, изначально планировавшие переподчинить петербургскому Священному Синодувсе приходы Мало- и Белороссии, поняли, что сделать это столь же невозможно,сколь невозможно было склонить в унию всех православных в конце ХVI века. Ситуация поменяласьна зеркальную, и Екатерина Великая постановила оставить униатов в покое.
