Опубликована вторая часть доклада Макларена, в которой Россия обвиняется в наличии государственной системы поддержки допинга. После этой публикации президент Международного союза биатлонистов Андерс Бессеберг заявил, что Россия может лишиться права проведения чемпионата мира 2021 года, если будет доказана причастность ее Союза биатлонистов к допинговым махинациям, о которых говорится в докладе.
Пока же, по сообщению СМИ, создана рабочая экспертная группа, которой предстоит изучить ситуацию и в кратчайшие сроки дать рекомендации Международному союзу биатлонистов. Как следует из процитированного информационным агентством ТАСС заявления союза, эксперты, включенные в рабочую группу, обладают опытом юридической и антидопинговой деятельности.
Очевидно, что последствия появления второй части доклада Макларена, содержащей столь серьезные обвинения, для России неизбежны, однако их масштаб будет во многом определяться политикой. Такое мнение высказал в беседе с «Полит.ру» журналист Никита Белоголовцев, размышляя о публикации доклада. По его оценке, многое тут будет решаться в отдельных случаях – в отдельных федерациях спорта по поводу отдельных спортсменов, отдельных судов – точно так же, как было перед Олимпиадой в Бразилии.
«На мой взгляд, ключевая история в докладе Макларена, в его первой и второй части, связана со словами в духе «не оставляет сомнений», «не может подвергаться разумному сомнению» и тому подобными. На фоне этого фраза наподобие «реального масштаба допинговых махинаций мы, видимо, не узнаем никогда» смотрится особенно хорошо. Мне кажется, важно понимать, что весь доклад и вся ситуация строятся вокруг этих двух – в общем-то, взаимоисключающих – позиций.
Позиция первая: Макларен понимает, что у него (и у кого бы ни было другого) вряд ли будет возможность исследовать абсолютно все и собрать доказательства, которые были бы валидными в каком-то реальном суде. Потому что у него, по сути, нет доступа ни к кому. У него есть только человек, в общем, довольно важный, но при этом сомнительный и с некоторым ограниченным уровнем компетенции и проникновения в ситуацию, а тем более – ограниченным уровнем влияния на принятие решений в масштабах всей системы.
С другой стороны, действительно: если ты видишь что-то, что ходит, как утка, плавает, как утка и крякает, как утка, то ты делаешь некоторый разумный вывод, что это может быть уткой. По крайней мере, не исключено, что оно утка. И весь доклад Макларена строится на тех же принципах. Макларен честно говорит: не знаю, не понимаю и понимать не могу. Виталий Мутко со мной не встречается, и сотрудников Федеральной службы безопасности, которых я вроде как подозреваю, мне тоже вряд ли дадут допросить. В то же время Макларен тыкает пальцем в переписку и говорит: смотрите, вот это вот есть, вот это вот и вот это – и очевидно, что оно не может быть само по себе, очевидно, что люди, работавшие в системе спорта, принимают все эти решения и действуют неслучайно…
В результате Россия находится в странной ситуации: формально ее крайне сложно аргументировано и со всей полнотой доказательств осудить, а с другой стороны, антидопинг (тем более – антидопинг в таких масштабах) – это область, где тяжело с презумпцией невиновности. И это не какое-то исключительное отношение к России и российским спортсменам, как у нас периодически пытаются показать. Весь антидопинг в той или иной мере построен на отсутствии презумпции невиновности: если ты не можешь объяснить, почему что-то попало в твой организм, значит, ты умышленно принимал допинг. Даже если ты случайно закапал себе в нос капли своего сына, где что-то такое содержалось. Ты не можешь доказать, что ты действительно случайно закапал, а это не был твой злой умысел, значит, принимал допинг.
Поэтому – я очень не люблю произносить эту фразу, но, действительно – здесь очень многое будет зависеть от политики. Не в том смысле, что России будут мстить за Крым и операцию в Сирии, а в том, что будет, видимо, очень много обсуждений, договоренностей, столкновений интересов и всего остального. Это всегда происходит в ситуации, когда нет очевидного, продиктованного буквой закона решения. Сейчас его как раз нет.
Очевидно, что многое будет решаться в отдельных федерациях спорта по поводу отдельных спортсменов, по поводу отдельных судов – точно так же, как было перед Олимпиадой. Кто-то пойдет себя защищать, кто-то нет; кому-то в федерации запретят себя защищать, потому что «ты нас всех похоронишь», и так далее.
Единственное, что категорически продолжает смущать и чего я никак не пойму – так это почему никто не пытается ничего на каком-то стратегическом уровне предпринимать. Или, если пытается, почему мы этого не видим.
Когда в ответ на международное расследование по Первому каналу выходит фильм про то, как все допинг жрут, а наказывают только русских, это очень странно. Понятно, что никто не будет увольнять Виталия Мутко и так далее, но далеко не факт, что какие-то авральные истории, как были перед Рио-де-Жанейро, с красивым выступлением Жукова и всем остальным, в полном объеме и дальше прокатят.
О'кей, в Рио-де-Жанейро поехала какая-то часть олимпийской команды и выступала там даже лучше, чем ожидали. Но ясно, что какие-то медали из Сочи, видимо, отнимут. И ясно, что не все. Насколько я понимаю, основной разговор будет про медали Зубкова и Воеводы. Честно говоря, не помню, насколько это мешает нам оставаться первыми, но, в любом случае, Россия останется в тройке лидеров. Отнимут больше – ну, останется в пятерке. Но совершенно непонятно, что будет дальше. Если делается ставка на то, что «ну, давайте это тихо рассосется, у нас доотбирают медали Лондона и Сочи, а дальше посмотрим», то мне кажется, что это какое-то довольно грустное решение, которое дальше может нам еще аукнуться.
Потому что все эти люди – не в масштабах отдельных персоналий, а в масштабах системы и принципов работы – остаются. И если минимальная толерантность к допингу – неважно, государственный или нет – была ключевым элементом системы, то дальше-то для российского спорта только хуже будет. Я имею в виду – для российского спорта как системы выращивания спортсменов, как системы, которая должна воспроизводиться и выдавать результаты», – объяснил Никита Белоголовцев.
