Загадка двух центров власти продолжает волновать политическую Россию, в меньшей степени – западный мир, прагматично отслеживающий лишь нефтяные сделки, но хуже, если перестанет волновать вообще. Пока есть загадка, есть надежда на обострение противоречий, которые, в свою очередь, подтолкнут часы российской истории. Пока же Дмитрий Медведев ведет себя безупречно. Его имидж «юрист на троне» дает ему возможность толковать отношения и процедуры, выставляя оценки доставшей ему от Путина системе, но оставаясь при этом формально корректным, что граничит с безучастностью.
Похоже, частичное разрешение коллизии вокруг бывшей главы фонда "Образованные медиа" Мананы Асламазян стало первым пробным шаром в использовании этой стратагемы, хотя, с другой стороны, нет никаких оснований утверждать, что Конституционный суд в этот раз действовал по указке медведевского центра. Да и какая может быть указка, когда он вынес решение, строго следуя букве Основного закона? Однако ж при президенте Путине КС почему-то этого не делал, отчего и стало возможным предположить, что в судебных верхах была использована формулировка: «Есть мнение, что надо придать Конституции больший авторитет…» И – придали. Впрочем, обычно так и оформляются в России не документированные желания начальства. Собственно, так и осуществляется управление «независимым правосудием».
Дальше этого медведевская стратегия, однако, пока не пошла. Журналистку «New Times» Наталью Морарь по-прежнему не впускают в Россию по тайному указу КГБ-ФСБ. Дело застревает на московском уровне, отчего создается впечатление, что московские суды задались целью придать обвинениям Морарь силу доказательств, хотя никаких доказательств в ее статьях, безусловно, не содержалось. Важно, однако, что с точки зрения той же Конституции оснований не впускать в Россию Морарь из бывшей советской республики не было бы даже в том случае, если бы ее утверждения о существовании черной кассы в Кремле были вообще досужим вымыслом или клеветой. Журналист, как и всякий другой свободный человек в свободной стране, имеет право на ошибку, неверно истолковывая свои наблюдения, а клевета доказывается в отдельном судебном производстве, которого в случае с Морарь не было. Получается, дело Морарь так же упрямо движется в сторону уже зарекомендовавшего себя с либеральной стороны Конституционного суда, ведь нарушения прав человека тут явны. Явно и то, что московские суды оперируют неопубликованными подзаконными актами, противоречащими Основному закону.
Либеральная общественность – не мытьем, так катанием – пытается расширить круг медведевских юридических практик, подбрасывая, кроме дела Морарь так же и дело Ходорковского, вопрос о котором опять впрямую был задан молодому президенту в Берлине. Здесь видится желание проверить Медведева на прочность, но не исключено, что и вывести его на более рискованную позицию, в которой возникла бы угроза аппаратного столкновения либералов и силовиков. Очевидно, что в этих обстоятельствах Медведеву выгоднее было бы послать политической системе сигнал в поддержку малозначимой Мораль (монтируется с поддержкой дистрофичных СМИ), чтобы, допустим, оставить дело Ходорковского на потом, выгадать время. Поскольку (пока Медведев не окреп на президентстве), лобовое столкновение медведевской группы (если таковая начинает формироваться) со старопутинцами принесло бы, скорее, вред – как молодому либеральному крылу, так и всему делу «политической оттепели». Медведеву все труднее оставаться безучастным толкователем законов, хотя он и прикладывает к тому все усилия, понимая так же и то, что в роли гаранта справедливости и борца с засильем коррупционеров он может обрести харизму и реальную власть вдобавок к формальной. При этом ситуация вполне может заморозиться именно в этой точке безвременья, не продвигая вперед ни нас, ни его. Сам по себе Дмитрий Анатольевич, возможно, и не собирался претендовать на роль реформатора, однако в природе российской власти искать себе персонификацию. Кроме того, продолжает накапливаться взрывной материал политических аллюзий.
Усиление КС будит воспоминания о политических битвах вокруг указа 1400. Разве они не заставляют бодрее течь кровь по жилам Валентина Зорькина? Речи Медведева о верховенстве закона и искоренении правого нигилизма подвигают новых диссидентов искать окно возможностей в духе диссидентов прошлого, которые требовали от властей соблюдения собственной Конституции. Прямая Апелляция Медведева к Хельсинскому соглашению («если наши предшественники смогли в условиях «холодной войны» разработать Хельсинкский Заключительный акт (как правовую основу, кстати, европейского устройства, выдержавшую вопреки всему испытание временем), то почему бы нам сегодня не сделать следующий шаг?»), готово породить новое издание хельсинкского движения. Притом, что годы Путина действительно сильно смахивают на брежневский застой. Медведев буквально в одном шаге от того, чтобы стать новым Горбачевым, повторяя пока (по выражению американского наблюдателя)на первый взгляд лишь ничего не значащие округлые горбачевский интонации. Но, возможно, что, так же, как и Горбачеву, остановить перестройку уже не в его силах.
См. также другие тексты автора:
