Вслед за Антиохийской, Грузинской и Болгарской православными церквями Русская православная церковь отказалась участвовать в проведении Всеправославного собора, если он состоится в намеченные сроки. Предполагалось, что собор проведут на Крите 18–27 июня. По мнению ряда экспертов, это решение РПЦ может иметь для нее негативные последствия.
Как объяснил в беседе с «Полит.ру» Алексей Муравьев, востоковед и религиовед, историк восточного христианства, доцент ВШЭ, зав. секции Ближнего Востока Школы востоковедения, решение РПЦ не участвовать в проведении собора укладывается в рамки ее традиционных отношений с Константинополем.
«Чтобы правильно понимать происходящее, нужно некоторое вступление. История взаимоотношений Русской синодальной церкви, а затем и РПЦ с Константинополем сложна и длинна. И данный случай, с отказом приехать на собор, находится в контексте этой сложной и длинной истории.
Вкратце можно сказать так: Русская церковь получила автокефалию от Греческой церкви довольно сложным и не очень честным путем. И Константинополь всегда достаточно скептически смотрел на место русского православия, считая его одной из локальных славянских разновидностей, которая неоправданно берет на себя слишком много. Так он считал с самого начала, за исключением того времени, когда греческие иерархи находились под турецким игом – а это с 15 по 20 век, то есть практически 500 лет. В это время – особенно в 16-17 веках – иерархи ездили на Русь с просьбами о деньгах и прочем; то время и вскормило некие имперские амбиции, особенно у московских государей», – рассказал Муравьев.
По его мнению, РПЦ отклонила нынешнее предложение Константинополя, поскольку для нее по-прежнему являются крайне неудобными многие вопросы, которые неизбежно возникли бы при проведении собора. Точно так же, подчеркнул эксперт, она поступала и прежде, однако на сей раз эта тактика не оказалась удачной.
«Что произошло сейчас? Собственно говоря, еще при Сталине, когда была создана РПЦ (а это был 1942 год), у нее обнаружились некоторые политические амбиции на востоке. Тема Всеправославного собора с тех пор не раз поднималась и сейчас была поднята вновь. Но прежде ее всегда стремились замять, поскольку Москва была против идеи такого собора. Ну, просто уже потому, что на соборе обязательно возникнет вопрос, кто же главный. Этот вопрос встанет неизбежно, хоть в какой-то форме. Необязательно так резко, как, например, ставил подобные вопросы Ельцин, в стиле «не так сели», а в какой-нибудь форме вроде «кто имеет решающий голос», «сколько голосов у делегации» и так далее. Это первый момент.
Второй момент, который всегда беспокоил РПЦ, – это отношение с западным христианством, с католиками. Константинополь уже с 1920-х годов смотрит на это более либерально, а в Москве к этому не готовы. Хотя Патриарх Кирилл и встречался с папой римским, но РПЦ не спешит предпринимать какие-либо новые шаги. Встреча с папой римским была чисто политическим событием, которое показало, что Россия как государство не находится в политической изоляции, а религиозного отражения у нее фактически не было.
Итак, Константинополь на соборе будет, видимо, продвигать вопрос о каких-то более близких отношениях с католиками, Москва же боится этого, потому что это будет означать дальнейшее падение акций Патриархии в среде радикальных фундаменталистски настроенных священников и мирян. Поэтому, как считают некоторые деятели церкви, в России это вызовет раскол.
Есть еще вопрос о разрешении священникам жениться после принятия священства. Москва против этого, Константинополь же сомневается: может быть, все же можно? Есть и вопрос о служении женщин: во многих церквах Запада уже есть женщины-священники. Православные к этому в целом относятся плохо, но, в принципе, Константинополь мог бы обсуждать тему женского служения. Москва же и к этому не готова, в РПЦ и этого боятся.
Еще одна спорная тема – реформа календаря, чтобы Рождество было в одно и то же время с западными христианами. Есть и другие не менее сложные, и они предлагались для обсуждения еще в 1940-х, 1950-х, 1960-х годах. Но Москва на обсуждение никогда не шла, и все попытки собрать собор переводила в русло «давайте просто соберемся и посовещаемся». Мол, это ни к чему не обязывающее совещание, выпускающее какие-то дежурные заявления типа «мы хотим стремиться к тому, чтобы православие становилось все лучше».
Сейчас мы стали свидетелями очередной попытки превратить Всеправославный собор в ни к чему не обязывающее совещание. Но Константинополь на сей раз, пользуясь изменившимся политическим климатом и сложным положением России на политической арене в связи с украинским кризисом, намерен довести дело до конца. И его поддержала большая паства, которая находится в западных странах, в том числе в США. Ну, и, фактически, старая тактика превращения собора в ничего не означающее совещание, которая прежде работала, работать перестала», – считает Муравьев.
Заместитель директора «Центра политических технологий» Алексей Макаркин придерживается иной точки зрения. Он считает, что РПЦ в целом не была против участия в соборе, а просто вынуждена была реагировать на ситуацию, возникшую после отказа от участия Болгарской и Грузинской православных церквей и Антиохийского патриархата.
«До того, как Русская православная церковь отказалась от участия в соборе, от него отказались несколько церквей. По разным причинам отказались три церкви: болгары, грузины и Антиохийский патриархат. Сомнения выразили и сербы, хотя официально не отказались. Но, в общем, и так уже стало ясно, что минимум три церкви не едут.
Причем две из трех церквей – Болгарская и Грузинская – выдвинули в качестве аргументов требования ужесточить соборные документы, изменить их в сторону существенно большего консерватизма. Отказ Антиохийского патриархата связан с несколько другим обстоятельством: там идет конфликт с Иерусаимским патриархатом – из-за того, чьей территорией является Катар. Так что тут немного другая история, но все равно, фактор неучастия трех церквей был ключевым.
Как я уже сказал, две церкви выдвинули консервативные аргументы, связанные с неприятием документа об отношении с другими христианскими церквями. Они негативно отнеслись к тому, что в документе содержалось упоминание о том, что христианам надо объединяться. С их точки зрения, нужно было воспроизвести традиционную аргументацию о том, что еретики и раскольники могут только присоединяться к православной церкви. Эти церкви считают, что разговор может идти только об этом, а не о каком-то объединении христиан. Но соборные документы написаны были в достаточно толерантных интонациях в отношении неправославных христиан, и это вызвало неприятие.
Вообще значимых моментов, которые вызвали протест со стороны консерваторов, было несколько, даже помимо объединения всех христиан, хотя бы гипотетического. Вторым таким моментом стал документ о церковном браке. Дело в том, что один из канонов Трулльского собора категорически запрещает браки с инославными, то есть христианами, которые не принадлежат к православию. Однако это правило уже давно не соблюдается, и возникло желание если не отменить его, то немножко скорректировать.
Тот факт, что впервые происходит либерализация одного из строгих канонов, причем либерализация на уровне собора, а не на уровне просто практики, вызвал серьезные протесты. Важный аспект для понимания: неприятие было связано именно с уровнем изменений. Вообще в православии, если бы все каноны соблюдались, наверно, всех ныне живущих православных надо было бы отлучить от причастия. Понятно, что старые очень строгие каноны не соблюдаются. Но взять на себя ответственность за то, что какой-нибудь очень строгий канон будет хотя бы видоизменен, непросто: каноны освящены авторитетом церкви, святых отцов. Так что это действительно очень большая ответственность.
И вот решили немножко попробовать, и натолкнулись на очень сильное сопротивление. Сопротивление со стороны афонских старцев, сопротивление со стороны двух церквей. Что касается Московского Патриархата, там также было сопротивление. Ну, так как Московский Патриархат – структура существенно более «вертикальная», там сильнее административная власть Патриарха, административное единоначалие, то на это сопротивление внимания особо не обращали. Но после того, как две церкви выступили с консервативных позиций, у сопротивляющихся в Московском Патриархате появился железный довод: мол, мы против этого собора, потому что он не представителен. Поэтому у позиции тех, кто против этого собора, появилась своего рода легитимность, и здесь уже РПЦ надо было как-то реагировать», – объяснил Макаркин.
Он считает, что «РПЦ на самом деле не была против собора»: об этом, на его взгляд, свидетельствуют и непростые дискуссии, которые велись у РПЦ с Константинополем.
«Константинополь пошел на уступки по многим вопросам. Например, сам собор был перенесен из Стамбула на Крит – после того, как в РПЦ сказали, что у России плохие отношения с Эрдоганом, и мы не хотели бы ехать в Стамбул. Не хотели бы? Хорошо, пускай будет Крит. Были и еще кое-какие уступки сделаны. Поэтому, в общем-то, руководство РПЦ не было против этого собора.
Но когда начались отказы, она оказалась в очень трудном положении. Потому что оно должно было либо тоже отказаться от участия и пойти встречу значительной части своих священнослужителей и мирян, которые подозрительно, а то и враждебно относились к этому собору; либо поехать на собор, но оказаться в конфликте с немалой частью собственных прихожан. А, собственно говоря, ради чего? Ради Константинополя, который все-таки соперник? Да, с ним договорились идти на компромисс, но он все равно соперник! Наверно, поэтому и приняли решение не ехать», – высказывает предположение эксперт.
В то же время Алексей Муравьев полагает, что первичным было именно нежелание РПЦ участвовать в соборе, а другие церкви, выразившие несогласие участвовать, лишь пытались держаться в русле ее политики.
«Что касается решения РПЦ не участвовать после отказа других церквей от участия… Собственно, отказались ведь те церкви, которые очень сильно ориентируются на Москву: Антиохийский патриархат, Болгарская и Грузинская церковь. Грузинская церковь оказалась в самой сложной ситуации: она всегда выступала большим союзником Московского патриархата, начиная со времен нового присоединения Грузии к России в 18-19 веках, когда даже все обычаи ее богослужения насильно переделали на русский манер. Грузинская церковь очень сильно зависима от Московской и всегда имеет ее в виду. Даже когда была война в Южной Осетии и тому подобное, Грузинская церковь всегда подчеркивала, что, в отличие от государства, она едина с русскими – с православным христианами.
Поэтому то, что Грузия выступила против собора, вполне естественно. Кроме того, в Грузии всегда были расколы, там были очень сильны изоляционистские настроения. В России они тоже сильны, но в Грузии даже сильнее. Так что с Грузией понятно.
С Антиохией же чуть иначе. Антиохийский патриархат находится на территории Турции, Сирии, отчасти Ирака и Иордании и Палестины. Сейчас, в контексте сирийской операции российских Воздушно-космических сил, Россия на арабском небосклоне выглядит более чем привлекательно, особенно для сил, ориентирующихся на традиционные режимы типа режима Асада. Естественно, они будут поддерживать и Москву в политическом плане, и Московский патриархат. Поэтому переоценивать самостоятельность Антиохийского патриархата я бы тоже не стал.
Остаются болгары; а болгары и сербы – традиционные союзники России в церковном смысле. Церковные организации этих стран гораздо ближе к России, чем политические элиты – те-то как раз прозападные. Ну, очевидно, тут все-таки есть общие интересы, которые заставили Болгарию совершить такой финт в поддержку России. Фактически же мотором всего этого является именно Россия, а не болгары, не Антиохия и уж, тем более, не Грузия. Грузинский патриарх, вообще говоря, достаточно либерален по своим воззрениям», – сказал Муравьев.
По мнению заместителя директора «Центра политических технологий» Алексея Макаркина, решение РПЦ отрицательно скажется на ее отношениях с Константинополем.
«Это решение ухудшит отношения с Константинополем. Более того, есть риски, что Константинополь может пойти навстречу украинским сторонникам автокефалии, которые возлагают на него очень большие надежды – а именно, надежды, что он придаст им легитимность. До самого последнего времени это было невозможно, потому что сохранялись определенные правила игры. Сейчас эти правила поставлены под вопрос. Они не отменены, но поставлены под вопрос.
Что будет дальше, зависит от того, о чем договорятся. Есть и разные форматы проведения собора. Например, Второй Ватиканский собор, он же XXI Вселенский Католической церкви, длился с 1962 по 1965 годы. То есть это было такое многолетнее собрание. Но многолетнее собрание – все-таки менее вероятный сценарий на сегодняшний момент. Все-таки вероятнее, что собор будет не очень длительным и завершится принятием документов, которые признают не все православные церкви. Таким образом, объединение, скорее всего, выступит фактором конфликта», – считает Макаркин.
По мнению же Алексея Муравьева, само по себе решение РПЦ на отношениях с Константинополем не скажется, поскольку эти отношения определяются иными обстоятельствами. Однако, полагает он, Русская православная церковь в этой ситуации выступает в невыгодной для себя роли и еще раз дает понять, что никакой самостоятельной игры не ведет.
«В сущности, сейчас РПЦ представляет собой нечто вроде министерства или ведомства Российской Федерации, ее духовный департамент. Так что я сомневаюсь, что сейчас может быть отдельное отношение к ней, отличное от отношения к российскому государству. Я думаю, что отношения с Константинополем будут ровно такими, какими будут отношения у нашего государства с Западом. Если отношения с Западом будут хорошими, то и отношения РПЦ с Константинополем наладятся. Если же отношения с Западом будут такими, как сейчас, то, скорее всего, РПЦ войдет в, условно говоря, режим санкций и контрсанкций, только в церковном смысле.
Сейчас Константинополь и РПЦ – как бы «свои» по религиозным установлениям, но чужие по политической и культурно-политической ориентации.
Я думаю, что церковные дипломаты, конечно, сгладят эти острые углы и скажут, что Русская церковь из-за существующих сложностей вроде постсоветского наследия не могла участвовать в соборном процессе, и как-то это потом наладится, но, конечно, обострение неизбежно. Собор явно будет, а РПЦ его явно не признает. Такие случаи уже были ведь, начиная с Третьего Вселенского собора в 431 году: часть христиан его не признала, и только потом, спустя 200-300 лет, все как-то договорились между собой и решили, что все-таки собор состоялся. То же самое было с так называемым Восьмым собором, восстановившим патриарха Фотия. Этот собор до сих пор многие не признают.
Но я думаю, что РПЦ тут выступает в немного невыгодной для себя роли. Во-первых, в роли слишком опасливого игрока, который не хочет вступать по-настоящему и боится делать большие ставки, боится разговаривать, боится потерять статус кво. Ну, и, главное, всем понятно, что РПЦ никакой самостоятельной игры именно как церковь не ведет. Но, собственно, не ведет ее и Константинополь. Сейчас православие находится в руках больших политических тенденций, политических игроков», – заключил Муравьев.
