Прошедшая практически незамеченной недавняя восьмидесятилетняя годовщина принятия первого пятилетнего плана представляет интерес не просто как некое знаковое событие, как историческая развилка, после прохождения которой Советский Союз стал развиваться по одной хозяйственной модели, а не по другой. Не меньший интерес представляют способы, которыми решались назревшие к тому времени диспропорции и, что главное, как был решен вопрос об источниках «социалистического накопления». Вопрос об источниках накопления, кстати, сейчас не менее актуален, чем 80 лет назад, потому что, например, сильная зависимость российской экономики от мирового рынка капиталов, как мы только что убедились, приводит к неочевидно полезным результатам. Малейшая паника, незначительное колебание конъюнктуры, - и все эти иностранные инвестиции мгновенно исчезают, а российский реальный сектор с сильным грохотом падает вниз. С учетом этого обстоятельства было бы желательно рассмотреть варианты защиты от колебаний мирового рынка капиталов и, для начала, проанализировать, как был решен вопрос с инвестициями для развития промышленности в те далекие времена. Хотя и было это сделано самым зверским образом.
Надо оговориться, что вопрос об источниках накопления для промышленности и транспорта в России всегда был очень тяжелым - как во времена «царизма», так и в эпоху «строительства социализма». И решался он приблизительно теми же методами. Правда, у царской России возможностей для накопления было все-таки гораздо больше, как раз благодаря мировому рынку капиталов и наличию союзнических отношений с рядом европейских стран, богатых этими капиталами. Союзные с Россией Франция, Бельгия и Великобритания широко снабжали российских предпринимателей финансовыми ресурсами, или сами открывали предприятия на российской территории, тем самым частично облегчая решение вопроса об источниках накопления. У СССР таких возможностей уже не было, так как вчерашние союзники стали злейшими врагами, а отношения с мировым рынком капиталов были испорчены национализацией частных предприятий и отказом платить по царским долгам.
Поэтому советское партийно-хозяйственное руководство, хотело оно того или нет, было вынуждено использовать метод финансирования индустрии, который, собственно, был основным и в дореволюционные времена. Этот метод состоял в полном (или почти полном) изъятии прибавочного продукта, производимого в сельском хозяйстве. Изъятый прибавочный продукт частично отправлялся в города, на продовольственное снабжение рабочих и служащих, но основная его доля шла на экспорт, выручка от которого использовалась для оплаты промышленного импорта.
Хотя метод накопления был один и тот же, но особенности хозяйственной ситуации диктовали использование разных инструментов реализации этого метода. Какие это были особенности? Во-первых, структура сельских производителей до Октябрьской революции и после нее совершенно не совпадали. До революции большую долю сельскохозяйственной продукции давали крупные помещичьи хозяйства, прибавочный продукт которых, и абсолютно, и относительно, превышал прибавочный продукт маломощных крестьянских хозяйств. После революции, когда произошел уравнительный передел земель, крупные хозяйства исчезли вообще, поэтому прибавочный продукт резко снизился. Соответственно, потенциальные возможности для экспорта сельхозпродукции у советского сельского хозяйства были гораздо ниже, чем у помещичьего хозяйства.
Во-вторых, благодаря достаточно большому прибавочному продукту, помещичий класс мог позволить себе масштабное непроизводительное потребление, которое, конечно, было вычетом из производительного накопления. Советское крестьянство, понятное дело, ни о чем таком даже мечтать не могло, и компенсировало невозможность поездок в Биарриц или Карлсбад усиленным потреблением молока, яиц, сахара и самогона. Что тоже не увеличивало возможности индустриального развития страны.
Как результат сельскохозяйственный экспорт из СССР в двадцатые годы был гораздо меньше, чем в предшествующие десятилетия, что выразилось в резком падении инвестиционной активности и в не менее резком росте частного потребления. Крестьяне съедали все то, что недоедали в прежние времена, посадив при этом промышленность на голодный паек.
Можно указать на еще две хозяйственные особенности, отличавшие царскую Россию от советской. Первая состояла в том, что денежное обращение в России с 1895 года было основано на золоте и поэтому отвлекало значительную часть его годовой добычи от экспорта на обслуживание внутреннего платежного оборота. В советские времена, хотя и была сделана попытка восстановить золотое денежное обращение, однако размах был совсем не тот: если банкноты Государственного банка Российской империи были покрыты золотом на 100%, то банкноты Госбанка РСФСР (СССР) были покрыты только на 25% - золотом, валютой и другими «реальными ценностями».
Вторая особенность дореволюционного российского хозяйства состояла в том, что у России практически всегда было активное сальдо внешней торговли, то есть экспорт был больше импорта. Активное сальдо в те времена оплачивалось золотом, поэтому золотой запас России постоянно увеличивался за счет притока иностранного золота, а денежное обращение вследствие этого было стабильным. Но такая стабильность достигалась сужением импорта, в том числе и промышленного, что не могло не сказаться на общих темпах развития страны.
Когда экономическая ситуация в Советском Союзе в конце 20-х годов вынудила политическое руководство принимать решительные меры по ускорению темпов капиталонакопления, оно не стало цепляться за атрибуты «стабильного» хозяйства и ликвидировало частичное золотое покрытие, превратив червонцы в неразменные бумажные деньги. Теперь вся новая добыча золота шла на оплату промышленного импорта, а та часть золотого запаса, которая осела на руках у населения в виде золотых червонцев, была изъята или карательными мероприятиями, или через систему магазинов «Торгсин».
Поскольку после этих мероприятий поддерживать активное сальдо торгового баланса, в общем, нужды уже не было, то объем закупок по импорту резко возрос, поглотив весь золотой запас и всю новую добычу золота, которая с начала 30-х годов резко пошла вверх. В результате торговый баланс Советского Союза из активного стал пассивным, но зато возможности для получения иностранной техники и технологий резко расширились.
Если бы мероприятия советского руководства в области поиска новых источников накопления ограничились только денежным обращением и добычей драгоценных металлов, то тогда они вызывали бы только академический интерес. Но, как оказалось, одних операций с драгоценными металлами было совершенно недостаточно, чтобы удовлетворить спрос на промышленные изделия, поэтому, как и в царские времена, основной упор был сделан на увеличение экспорта сельскохозяйственной продукции. Иначе говоря, необходимо было довести изъятие прибавочного продукта до уровня 1910-1914 годов, чтобы получить необходимые источники финансирования индустриального развития.
Но как это было сделать? Крупных хозяйств, продукция которых могла идти на экспорт, уже не было, а налоги, которые платили крестьянские хозяйства, были минимальными. Поэтому довести изъятие прибавочного продукта до уровня царских времен казалось невозможным – не было ни прибавочного продукта в необходимых размерах, ни способов его эффективного перераспределения.
Этот вопрос был решен с большевистской прямотой. Для того, чтобы восстановить прежний уровень прибавочного продукта, крестьянские хозяйства насильно объединили в колхозы, воссоздав систему крупных сельскохозяйственных предприятий, правда, в гораздо более широком масштабе. А вопрос с изъятием прибавочного продукта колхозов решался жесткими планами обязательных поставок сельхозпродукции государству. Сдать государству надо было весь или почти весь урожай, а оплата за эти поставки практически не производилась. Поэтому свое личное существование семьи колхозников были вынуждены обеспечивать фактически только за счет приусадебного хозяйства.
Это уже была двойная эксплуатация крестьянства, которая, впрочем, напоминала аналогичную эксплуатацию крестьянства в эпоху крепостного права, когда одну часть рабочего времени крестьяне тратили на работу на помещика, а другую часть – на самих себя. В новое время место помещика заняло государство, но легче от этого крестьянам не стало.
Своей цели «индустриализаторы» достигли. Изъятая продукция сельского хозяйства шла на экспорт в объеме, не меньшем, чем в царские времена, что позволило профинансировать промышленный импорт в размерах, удовлетворяющих потребности развития тяжелой индустрии СССР. Материальная база промышленности была создана, хотя, конечно, это потребовало не меньших усилий, чем получение стабильных источников накопления в сельском хозяйстве. Но это – уже другая история, рассматривать которую надо в связи с другими событиями.
Разумеется, дала восьмидесятилетней давности не могут напрямую относиться с нашей хозяйственной ситуацией: сельское хозяйство уже давно не является источником накопления, а колхозы благополучно развалились. Да и мелкотоварные крестьянские хозяйства, несмотря на попытки их возродить под вывеской «фермерского хозяйства», не сильно прижились на нашем нечерноземье. Но вопрос об источниках накопления для реального сектора по-прежнему не сходит с повестки дня, особенно в кризисные времена, когда надежды на иностранные инвестиции разбиваются быстро и очень болезненно.
