17 декабря на заседания Госдумы будет рассмотрен в первом чтении законопроект о противодействии терроризму, ставший главной законодательной интригой этой сессии. Согласно проекту, россияне после Беслана вступят в новую эру тотального противодействия терроризму.
Проект нового закона создавался при участии Минюста, МВД, ФСБ и Генпрокуратуры на основе практического опыта, полученного при реализации Закона "О борьбе с терроризмом", принятого Госдумой в 1998 году, но, по словам депутатов профильного комитета, «с учетом нынешней реальности», а точнее реальности наступившей сразу после событий в Беслане. Наряду с уже существующими методами противодействия терроризму законопроект вводит ряд новых понятий и норм, которые уже на стадии разработки вызвали серьезный общественный резонанс.
Сразу, как очевидное обстоятельство, следует отметить ведомственный характер законопроекта, в котором деятельность силовых служб регламентируется в самом общем виде, а ограничения прав граждан, общества и СМИ конкретно и жестко. Отсюда –большая часть критики и опасений.
Мы имеем возможность на основе полного текста законопроекта провести и несколько более глубокий анализ, пытаясь разобраться в логике работы законодателя, и попытаться отделить целесообразные части от незавершенных, не проработанных или внутренне противоречивых кусков. В конце концов, общество, может быть, и готово пойти на самоограничения. Весь вопрос – в обмен на что.
Следует признать, что в некоторых частях законопроект прямо отталкивается от «уроков Беслана», вернее самой очевидной их части. В частности, это касается вопроса об управлении и координации антитеррористическим мер. Главным субъектом по осуществляющим противодействие терроризму названа ФСБ. Вместе с тем, впервые создается механизм структуры, которая возьмет на себя всю ответственность за проведение контртеррористической операции, - это «Федеральная антитеррористическая комиссия», возглавляемая премьер-министром России, в состав которой войдут министры силового блока, а также ряда других министерств. Фактически комиссия становится единым оперативным штабом по борьбе с терроризмом, в задачи которой входит сбор и анализ информации, планирование применения сил и средств в контртеррористической операции, и контроль за ее проведением. Решения и рекомендации комиссии обязательны для выполнения всеми субъектами. Аналогичные комиссии в случае необходимости и по рекомендации федеральной антитеррористической комиссии формируются и на уровне субъектов РФ во главе с руководителем высшего органа исполнительной власти этого субъекта.
Не обсуждая конкретную административную механику, следует признать, что в этой части логика законодателя понятна и ясна. Но вопрос об эффективности встает теперь в следующей форме: только ли отсутствие соответствующей нормы в законе привело к плохому и не скоординированному управлению операцией в Беслане? Очевидно, что нет – нельзя же предположить, что кому-то был неочевиден принцип единоначалия в таких операциях. Сбой тогда произошел, кажется, дажеко не в законодательной сфере.
Опыт Беслана и Норд-Оста учтен и в области регулирования деятельности прессы и телевидения. Одну из основных целей будущего закона авторы определили как "не допустить террористов к СМИ". Законопроект четко прописывает механизм работы представителей СМИ в условиях проведения контртеррористической операции и, в частности, предполагает, что журналисты смогут получать информацию только от руководителя оперативного штаба по проведению контртеррористической операции, либо от того, кто им будет назначен, причем в тех «формах и объемах», которые ими будут установлены. Получать информацию можно будет только от тех, кто вправе ее давать; если же информация была получена от других лиц, журналисты не вправе ее обнародовать до окончания операции.
Работникам СМИ запрещается распространять информацию, раскрывающую специальные технические приемы и тактику проведения контртеррористической операции, состав и численность ее участников, публиковать сведения о сотрудниках спецподразделений и членах оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией, а также факты или сцены особо жестокого насилия. В связи с последним, под ограничение попадает и такой жанр, как «прямой репортаж».
То есть, как мы видим, соглашения и самоограничения журналистов в вопросе освещения террористических актов, принятые после «Норд-Оста», показались законодателям недостаточными. В данном разделе законодатель как бы решая одну проблему (не допустить террористов к СМИ) создает несколько новых. Например, деятельность лиц, отвечающих за выдачу СМИ дозированной информации о терактах никак не регулируется законом, что создает узкое, неподконтрольное место в системе «правильного» освещения терактов.
На самом деле и без всякого закона во время теракта в Беслане все журналисты транслировали официальную информацию о количестве заложников, чем подвергали риску их жизни – потому что заниженная цифра, во-первых, провоцировала террористов, во-вторых, лишала надежды заложников, и вызывала справедливый гнев родственников. Иными словами сфера взвешенного управления информацией сложна и неоднозначна, и вряд ли кто может сказать, что именно нужно и чего не следует показывать по ТВ в такие периоды – это требует глубокого анализа медийщиков, психологов, социологов, спецслужб (см. текст «Террор: война за смысл»).
Так отсутствие или дефицит информации может вызывать панику не хуже кровавых кадров. Законодатель же как бы считает, что это вопрос решенный, причем ФСБ якобы знает, что показывать, а что нет и пользуется таким доверием, что не нуждается в контроле со стороны того же законодателя и общества. Очень сомнительная и вредная логика.
К тому же СМИ в России и так идут навстречу властям в таких вопросах, а, угрожая прессе судебным преследованием за выполнение профессионального долга, законодатель действует во вред государству, которое получит вместо сотрудничающих СМИ либо оппозиционную фронду, либо послушную, но вредную бессмыслицу. Общество должно суметь пережить теракт, избавиться от шока, а для этого его необходимо осмыслить. И здесь никакой даже самый умный пресс-секретарь ФСБ не поможет, это должна быть искренняя и творческая реакция. К тому же есть сомнения в том, что ФСБ и МВД смогут наладить свою работу, если будут лишены контроля со стороны властей, законодателя и общества.
Принципиально новым в законопроекте является понятие "режима террористической опасности" (наряду с существовавшими режимом антитеррористической операции и чрезвычайным положением). Он объявляется в том случае, если поступила информация о готовящемся теракте, проверить ее трудно и на это нет времени, а граждан или объекты, которые подвергаются террористической угрозе, защитить нужно. Вот тогда председатель правительства или глава региона - в зависимости от предполагаемых масштабов этой угрозы – по рекомендации ФСБ объявляют режим террористической опасности, в зоне которого "допускается применение специальных мер и временных ограничений". Режим террористической опасности может действовать 60 дней.
При введении режима террористической опасности или контртеррористической операции под тотальный контроль с целью обеспечения безопасности попадает и СМИ, и общество . Прослушиваются телефонные переговоры и контролируется другая информация передаваемая через телекоммуникационные системы (интернет) и почту. На время действия особых режимов запрещается проведение собраний, митингов и демонстраций и прочих массовых мероприятий. Ограничивается передвижение граждан и транспорта на улицах, вплоть до принудительной эвакуации. При этом усиливается паспортный контроль, и в случае отсутствия документов удостоверяющих личность человека должны будут доставит в органы внутренних дел для установления личности. Понятие банковской тайны также перестает существовать: силовые ведомства будут вправе запрашивать у банкиров информацию о деньгах клиентов.
Более всего настораживает то, что «меры и ограничения» могут быть введены не в связи с реально полученной информацией, а лишь на основании имеющихся у сотрудников правоохранительных органов подозрений о возможной подготовке или угрозе теракта. Внимательное чтение закона подтверждает эти опасения: нигде не сказано ничего о контроле за органом, принимающем решения о введении режима террористической опасности. Тем более ничего не сказано о парламентской или общественной проверке законности и целесообразности введения такого режима. Это противоречит здравому смыслу и главному признаку сбалансированного законодательства – наличие взаимного контроля, «сдержек и противовесов».
Но более того, непонятен и сам смысл режима «террористической опасности». Например, ФСБ, насколько мы понимаем, не имеет проблем с прослушкой и использованием спецсредств в процессе «разработки» подозреваемых, что регулируется соответствующими законами. А в каком смысле может быть необходимо тотальное прослушивание, тем более, что технически его осуществить затруднительно.
С другой стороны введения различных режимов опасности (как в США), возможно, имело бы смысл, но он должен регулировать не права граждан, а обязанности спецслужб. Если бы МВД и ФСБ разработали таблицу режимов усиления, регламентирующих жесткость проверок в аэропортах, на улицах, в местах массовых скоплений людей, где было бы прописано, сколько, в каком вооружении и должно быть милиционеров, и что они должны делать, и если бы эта была продуманная схема, за нарушении которой исполнители несут ответственность, - все бы только рады были законодательному обеспечению этих режимов. Законодатель проявил так же незнание реалий и обычаев. Милиция в Москве это и так часто проверяет паспорта часто вопреки закону и здравому смыслу ровно с нулевым эффектом.
Итак, если резюмировать, законодатель регулирует не то, что нужно для борьбы с террором, а то, что легче отрегулировать. Мы остановились еще далеко не на всех нормах такого рода. Так, например, законодатель залезает даже в те области, где регулирование излишне, например, в части запрета выдачи родственникам террористов их тел и похороны их в засекреченных местах. Нельзя законодательно отрегулировать вопросы мистики религиозного воздаяния. Зато «мистический популизм» может связать руки переговорщикам от спецслужб, которые бы могли в некоторых случаях обещать выдачу тел или нормальное захоронение мертвых террористов в обмен на жизни заложников. Нельзя же заранее исключать и такой специфический психический строй преступников.
Впрочем, по мнению и самих авторов документа, несмотря на проработанность проекта заинтересованными ведомствами, он имеет много «сырых моментов». То, что в законопроекте, на самом деле много недоработок, замечает и зампред Комитета по безопасности Геннадий Гудков: «В этой связи, конечно, там будет очень много поправок, моментов, которые необходимо уточнять после первого чтения. И какое отношение у экспертов будет к этим поправкам, во многом зависит от характера этого закона». Но, судя по заявлению спикера Госдумы Бориса Грызлова, который ввиду важности и необходимости документа, призвал принять его в кратчайшие сроки, проблем в первом чтении не предвидится. Остается надеяться, что в проект будут вноситься существенные поправки.
"Что мы выбираем - право на свободу или право на безопасность. Если выбирать из двух перечисленных, наверное, каждый из нас выберет безопасность", считает депутат Анатолий Куликов. О том, как именно мы отдаем свободу из закона понятно, но откуда возьмется безопасность, увы, нет.
