Любое общество устроено как система институтов, оформляющих социальную экосистему. Каждый институт — школа, наука, рынок, суд, церковь, армия— имеет свое пространство и свою задачу. Символы обеспечивают преемственность институтов и служат своего рода «интерфейсом» институтов для всего общества. По мере общественного развития разлад между символами и самими институтами нарастает, но символы не подлежат доработке, они тянут за собой целую череду событий и вещей. В условиях кризиса институтов неизбежно усиливается этот разлад, он выражается в нарушении передачи социального опыта и осознается людьми как неэффективность интерфейса, несоответствие целей и средств. В классическом смысле дисфункция институтов выражается в ритуализации (символизации) их отдельных функций. Речь не только об этих «мертвых знаках», но о кризисе всей общественной жизни, пользующейся символами для подключения к функциям институтов.
Слом фасада?
За последний год у нас перед глазами развернулась серия кампаний в СМИ, смысл которых был нам не всегда понятен, но эффекты оказывались вполне сильными и обсуждаемыми. Частично эти компании закончились, частично еще идут, что-то еще предстоит. Эти кампании направлены были как раз на разрушение символического фасада базовых общественных институтов: армии, образования, высокой культуры (классической музыки, балета, серьезной литературы), полиции, церкви.
- Церковь: Вначале разразился вполне, как казалось, понятный скандал с «Пуссирайот» и часами патриарха. Ситуация оказалась патовой, и какие бы меры ни предпринимали желающие защитить и оправдать церковное начальство, они не имели успеха. Причина проста: нападали не на церковь как институт, а на символьный ряд церкви и на государство за то, как оно распоряжается этим рядом. Попытка увидеть в этом скандале «критику церкви», ругань на Бога – слабая попытка. Ругали на самом деле все русскую традицию неоправданно тесных взаимоотношений церкви и государства. Монополия вертикального государства на базовую идеологию - это и есть отмерший институт, а в качестве символьного интерфейса этого института попытались употребить церковь. Под атакой оказалось православие.
- Армия: История про военную реформу А. Сердюкова – тоже про фасад и символический интерфейс. Армия как институт поражена тем же институциональным заболеванием, неэффективностью, раскоординацией запроса и практик, слабостью интегративной и социализирующей (функция социального лифта) деятельности. Реформа была нужная, ее провели в тех условиях и с теми издержками, которые допускались в данных государственных обстоятельствах. Они, конечно, вне нормы, но в политике есть коридор возможностей, и им воспользовались. Но тут «оказалось», что у министра «женский батальон» с накрашенными ногтями и перманентом, что офицерский корпус его презирает, а в Генштабе «многомиллионная коррупция» и «откаты». Все усилия, направленные на создание «позитивного лица армии», оказались обессмысленными, ибо разрушенное символическое оформление целого института не лечится пиаром, рассчитанным на домохозяек. Это уже не медленная дисфункция, ибо символы маскулинности, долга, оружия, защиты (красная армия всех сильней, армия Великой Победы) пришли в полное несоответствие с умершим воинским институтом. А троллинг и скандалы оформили уничтожение символов.
- Космос и балет: Следом взялись за «ракеты и область балета», главные символы Советского Союза. Падающие, как кометы в летний звездопад, ракеты и дорогостоящие военные аппараты – дело грустное и бывалое, но тон обсуждения и убеждение, что у нас катастрофическое состояние космической отрасли (оно, вообще говоря, сложное и разное), на самом деле – настойчивое указание на необходимость кардинальной смены символического фасада и тут. Технологии были сильным местом нашего общества, начиная с петровского времени, но и здесь произошел распад связи между институтом и его символическим оформлением. Наконец, история с Большим театром, облитыми кислотой балетмейстерами, русскими балеринами в качестве эскорт-услуг и гей-войнами – указание на то, что балет не предоставляет более символического ключа к высокой культуре, не символизирует ее.
Одним словом, символический язык, дававший доступ к функциям базовых институтов, утратил свою функцию интерфейса. Вместе с этим в общественном пространстве развернулась беспрецедентная атака с троллингом через СМИ как раз на базовые институты, точнее - на символическое их выражение.
Три сценария символической ломки
Остается дообъяснить, зачем нужна была эта деконструкция символического фасада.
- Первая гипотеза – конспирологическая. Согласно ей, компрадорское чиновничество работает на имитацию модернизации, и это есть победа постмодернизма. Согласно этой гипотезе «жулики и воры», а также либералы, заказали дауншифтинг всей социальной аксиоматики, чтобы было легче грабить размытое. Эта гипотеза имеет свои основания, воруется очень много и системно, готовятся площадки и подготавливаются отходы в тылы. Но подпиливать сук, на котором сидишь, едва ли станет самый махровый коррупционер. Нельзя убивать курицу, несущую золотые яйца.
- Вторая гипотеза – органическая. Дескать, общество само гниет и само разваливается. Это вроде СССР, который сам развалился, хотя ему и помогали. Развал России кому-то вроде даже выгоден. В короткой перспективе. Но в ситуации неконтролируемого обвала, подпила всех несущих институтов, никакой выгоды никому нет. Даже мифологическому «киссенджеру». Кроме того, органика не имеет такой одновекторной направленности. Это сложный процесс, сложный с биологическим: одно отмирает, другое появляется. Но главное – органическое разложение начинается не с символов. Оно начинается с поведения, а символы продолжают стоять еще долго. Ведь СССР уже двадцать лет как нет, а символы все еще работают.
- Наконец, третья идея – инженерная, она же модернизационная. Государству и обществу нужны переустроенные и обновленные социальные институты. Но ремонт всех основных социальных институтов – это, вообще говоря, и есть переучреждение общества. Конец СССР – это был консервативный по сути проект, сохранение власти в руках партийной элиты при открытии общественной дискуссии. Проект модернизационный обсуждался в 90-х, но потонул в этой самой дискуссии. И вот, кажется, решили браться за радикальное переустройство, ибо ресурс консервационного проекта кончается. Стрелка на нуле, есть еще аварийный остаток, но надолго не хватит. Символика не обеспечивает воспроизводства функций. Если вспомнить, как было с советской символикой (флаг, гимн, партия), то окажется, что весь интерфейс политики не поменялся радикально, а слегка «подвинтился». И это в принципе означает, что инженерный сценарий – самый вероятный.
Прогноз по инженерному сценарию
Итак, общественные институты программируются и включаются именно через символику, но не изолированно, не каждый сам по себе. Они тесно взаимосвязаны друг с другом одним символическим языком. Этот единый язык утрачен как целое и сохраняется в виде сложных и непонятных метафор, так как символический «интерфейс» не работает. Поэтому и нельзя вылечить неэффективную и больную армию через неэффективную и больную церковь или школу. Нет способов проектного задания, так как ключ к любому институту лежит в его символическом выражении. Проще говоря, когда начнут выносить тело Ленина из Мавзолея, это будет приблизительно означать, что интерфейс поменялся.
Но у русской политейи есть еще одна особенность – архаизирующий рефлекс. Можно революционизировать многое, но символическое оформление – болезненная и невозможная вещь. Его нельзя просто доработать или починить, его можно только запустить совершенно заново. Это получилось отчасти у большевиков с красными знаменами, народной свободой и звездами, но с отменой религии не вышло. Вместо отмены они «поправили» — заменили одну религию на другую, во многом очень похожую, сохранив главный институт – монополию власти на базовую идеологию. Одним словом, есть главный и единственный способ переучредить всю общественную структуру: сломать символическую систему главных институтов. Именно это и происходит сейчас.
Постепенно новый технологический язык заменяет старый архаический. В технологическом языке нет места старым символам, их место занимают дорожные знаки, легко заменяемые и более плоские. Сработает это или нет – сказать сложно. Складывается впечатление, что архитекторы символической войны сами не до конца понимают, чем это все кончится. У нас по-прежнему нет целеполагания в рамках «большого проекта». Если сломается символический интерфейс и будет проведена попытка технологического символизма, произойдет то, что всегда в России происходит в эпохи всех технологических революций: схлопывание. Органика как-то извернется и сама смодулирует новый облик институтов. Мы писали об этом на примере появления старообрядцев из проекта петровской модернизации. Модернизация сверху отторгнется. Именно такое развитие представляется нам наиболее вероятным.