Вторые туры выборов глав региона прошли в Хабаровском крае и Владимирской области. В обоих случаях, по предварительным данным, победа осталась за кандидатами от оппозиции.
После подсчета 98,58% голосов в ходе второго тура губернаторских выборов во Владимирской области стало ясно, что кандидат от ЛДПР Владимир Сипягин набирает 57,14% голосов, лидируя с большим отрывом. Как сообщает информационное агентство РБК, его соперник, действующий губернатора Светлана Орлова, набирает 37,33% голосов.
При этом заместитель председателя ЦИК Николай Булаев отметил, что в ходе второго тура выборов в регионе не было ни одного обращения, которое требует внимания комиссии, передает информационное агентство РИА Новости.
Что касается Хабаровского края, то там, согласно данным, полученным после подсчета более 99,12% голосов, действующий губернатор Вячеслав Шпорт набрал в два с лишним раза меньше голосов, чем его соперник от ЛДПР. Как уточняет РБК, за Шпорта проголосовали, по сведениям на момент обработки этой доли бюллетеней, 27,91% пришедших на выборы избирателей. За представителя ЛДПР Сергея Фургала отдали голоса 69,62% избирателей.
Однако если говорить о чистоте выборов, то выборы хабаровские вызвали в ЦИК сомнения. Глава ЦИК Элла Памфилова в эфире радиостанции «Говорит Москва» заявила, что разочарована ходом голосования и что результаты выборов после проверки могут быть отменены. А первый замглавы администрации Комсомольского района Хабаровского края Игорь Касаткин, по данным РИА Новости, обратился в прокуратуру, утверждая, что представители Фургала угрожали ему.
В то же время хабаровский губернатор заявил о признании итогов второго тура. «Вы высказали свое мнение, и я признаю ваш выбор», – цитирует слова Шпорта, адресованные жителям региона, радио «Говорит Москва».
Аналитик «Полит.ру» Василий Измайлов дает оценку происшедшему и размышляет о причинах событий и их смысле.
«Завершились или почти завершились губернаторские выбор 2018 года. Пока многоточием в этой строке выглядит Хакасия. Но что-то мне подсказывает, что выборов в Хакасии не будет – что все кандидаты примут решение с выборов сняться, и соревнование будет перенесено на следующий год или какое-то иное обозримое будущее.
Какие-то итоги нами были подведены по результатам 9 сентября; какие-то итоги можно подвести сейчас. Этих итогов много – настолько много, что, как мне кажется, рамки одного материала этого вместить не могут. А посвящать обширные труды победам довольно случайных людей в Хабаровском крае и Владимирской области, наверное, не стоит. Однако основные позиции можно и, полагаю, должно обозначить.
Всегда велик соблазн найти какое-то единое объяснение, и из него вытягивать все возможные проговорки тех или иных аспектов рассматриваемой проблемы. Не буду исключением и назову ключевое слово: диспропорция. По моему мнению, базовое объяснение того, что произошло в Хабаровском крае и Владимирской области, лежит именно в неравномерном развитии разных частей той политической системы, которая у нас сложилась (а может быть, только складывается) и в поле которой нам предстоит существовать некоторое время.
Простейшее технологическое объяснение диспропорции таково: мы понимаем основной базовый раздражитель (в нашем случае это – нелегитимность избранной региональной власти) и выстраиваем дискурс по поводу причин базового раздражителя, не очень понимая, что инструменты, позволяющие нам эту проблему решить, столь же несовершенны, сколь и само состояние предмета.
Что я имею в виду? А имею в виду прежде всего, конечно, технологическую отставку. Когда-то я уже имел возможность говорить, но повторю еще раз: избирательные технологии сильно шагнули вперед, а схлопывание рынка технологических услуг оставило на нем трех-четырех, извините меня за матерное слово, стейкхолдеров, которые, в общем, не очень заинтересованы в том, чтобы как-то совершенствовать свои навыки.
И вот мы имеем то, что имеем: технологические кампании кандидатов ведут по старинке, спустя рукава, в надежде, что «а, как-то прокатит!». Это четко показывали прошедшие пять-семь лет. Очень хорошо помню, как во время одной из своих кампаний ко мне походил, так скажем, куратор, который и по сей день в обойме и занимает достаточно значимые места в одной из крупных финансово-промышленных групп, и говорил о том, что раньше избирательные кампании решались через работу с населением. «А мы должны понимать, – обращался он ко мне и коллегам, – что сегодня избирательные кампании решаются главным образом с помощью работы с комиссиями.
Ну, как они работают с комиссиями, мы увидели в Приморье. А как только эта возможность была отключена, оказалось, что ничего другого или почти ничего у технологов и тех, кто стоит над ними (я не стал бы только технологов в этом обвинять), и нет.
Но это даже не половина, а какая-то десятая-двадцатая доля объяснения. Главное же – это суть того, что у нас называется протестным голосованием (и отчасти таковым это и является).
Трудно предположить, что население России представляет собой людей в высшей степени безответственных, содержание жизни которых состоит в том, чтобы показать власти, какой бы та ни была, большую загорелую фигу. Сегодня, завтра и, думаю, послезавтра значительное количество людей будут писать приблизительно об этом.
Да, конечно, кандидаты в тех регионах, о которые мы говорим, были выбраны не лучшим образом. Господин Шпорт, вероятно, не был готов к решению тех задач, которые стояли на федеральном и отчасти на региональном уровне, и существовал также дисбаланс, когда риторика (причем убедительная риторика в устах профессиональных людей) опережает развитие административного аппарата. И, конечно, очень антипатичный губернатор Владимирской области, против которого так и хочется голосовать. Был бы я прописан где-нибудь в Гусь-Хрустальном или Муроме, боюсь, последовал бы примеру большинства жителей Владимирской области.
Но при этом совершенно очевидно, что люди не желают себе зла. А голосование за кандидата от ЛДПР отчасти является прямым ухудшением собственной жизни. В свое время еще Жофен де Местр говорил, почему происходит революция и кто от этого выигрывает. Не будем повторять банальные слова, но совершенно очевидно, что призвание несистемного губернатора лишает регион и дотаций, и субвенций, и субсидий, и всех тех радостей финансово-экономического развития, на которые по привычке, возможно, самонадеянно рассчитывает регион.
Спросите хотя бы у Ярославля, что произошло с городом и областью за тот период, когда там существовала та система власти, которая функционировала в начале 2010-х годов. Регион тогда лишился чемпионата мира по футболу – как следствие того, что регионом зачастую руководили «неправильные», по мнению федерального центра, люди.
Тем не менее, население голосует так, как голосует. И цифры кандидата от ЛДПР, который в нашем случае является кандидатом «против всех» (полагаю, этого доказывать не нужно), велики. Настолько ли несносна жизнь, чтобы в массовом порядке отдавать свои голоса фактически в пустоту? Настолько ли недееспособна власть, чтобы осуществлять такие действия? Полагаю, что ответы на оба вопроса отрицательны. Мы знаем регионы, которые развиваются правильно, поступательно и разумно.
Я не говорю о Москве, где в силу особенностей столичного статуса город и городское хозяйство вышли на принципиально новый уровень. Но можно вспомнить, наверное, с десяток городов и регионов, которые существенно укрепили свой хозяйственно-экономический статус. Безусловно, укрепляются государственные институты, несмотря на разговоры, что все плохо и вот-вот все рухнет. И я думаю, что население не может этого не чувствовать.
Тем не менее, мы видим то, что видим. А это, фактически, вот что: на территории регионов не существует некоторых электорально значимых сил, которые выстраивают и координируют свою деятельность с действующими региональными властями. И объяснение этому, самое поверхностное, но, как мне кажется, самое верное, заключаются в том, что те губернаторы, которые не имеют поддержки электоральной, не имеют главным образом поддержки в местном бизнесе. Иначе бы ситуация была другая, поскольку каждый региональный предприниматель, укорененный в своей почве, в социуме, знающий всё и вся, всегда в состоянии мобилизовать под голосование сотню-другую, а то и тысячу-другую (а может быть, и десятки тысяч) «штыков» в том случае, если он удовлетворен взаимодействием с региональной властью.
Мы же имеем, судя по всему, картину глобальной неудовлетворенности, связанной с тем, что укрепляется финансовая дисциплина, свободных денег становится все меньше и меньше, и в этой связи обостряется конкуренция за них. А раз так, то губернаторы выстраивают хозяйственные модели, исходя из, что называется, «ответственности наверх», ответственности по отношению к тем людям, благодаря которым они заняли свое место. А это автоматически означает, что местные элиты (прежде всего, хозяйственные) постепенно отодвигаются от ресурсов. А раз так, они чувствуют себя отверженными, их вес в местном властном представительстве деградирует, и они оказываются отодвинутыми на обочину сначала хозяйственной, а потом и политической жизни.
Единственный выход, который может видеться в этой ситуации, – это поиск новой конфигурации, в которой хоть в какой-то степени будет учитываться традиция их нахождения на территории, их социальный и прочий вес. А раз так, то резонно было бы ожидать складывания глобальных тактических союзов с целью ограничения притока инорегиональных хозяйствующих субъектов на традиционные территории.
Если мы примем эту точку зрения, то, как мне кажется, все становится на свои места. И 67% за Фургала (как пишут – полукриминального бизнесмена), и триумф Сипягина, кандидата, который, как все утверждают, вовсе не хотел побеждать и был просто технической фигурой. Так происходит потому, что местные элиты говорят: «Кто угодно, только не эти! Эти нам денег не дадут, а может быть, и наших денег не оставят. Попробуем договориться с кем-то другим, хуже уже не будет.»
Безусловно, такое объяснение не может быть единственным. Но про все остальное вы много и подробно прочитаете на всех других ресурсах. Люди будут расцарапывать себе лицо; люди будут винить кремлевских операторов в том, что они недостаточно компетентны. Люди будут рассказывать: «А вот мы-то предупреждали четыре месяца назад, помните?» И выкладывать полузаплесневелые скриншоты своих потаенных мыслей. Но как мне представляется, рынок политической рефлексии, как всякий рынок, живет больше тревогами, нежели содержанием. И в этой связи все те апокалиптические умозаключения, которые нам предстоит в ближайшее время прочитать (а может, и не предстоит), надо делить на восемь.
Совершенно очевидно, что всякая ситуация имеет выход, и особенно та ситуация, которая складывается сейчас, когда мы имеем дело с в общем-то работающей системой, которая в очень скором времени может стать системой государственной – а то и, о ужас, государством! Для этого есть достаточно компетентная администрация: там сидят неглупые люди, понимающие, чего они хотят. Для этого есть хозяйственные предпосылки. Для этого есть, наверное, даже все – кроме некоторой широты мышления у людей, принимающих решения (так мне кажется; может быть, я ошибаюсь) и временного лага. Поскольку временные поражения Шпорта и особенно Орловой могут быть связаны просто с тем, что система регионального подряда, о которой я говорил, когда губернатор, не представляющий интересов местных предпринимателей, собирает лояльный себе пул, перераспределяет ресурсы в его пользу и тем самым контролирует поле.
Может быть, для этого просто не пришло время. Может быть, через полтора-два года такие системы будут построены (а совершенно очевидно, что строить их нужно) и подобные болезненные поражения партии власти (а точнее, тех финансово-промышленных групп, которые осуществляют деятельность в регионе) станут глубоким анахронизмом. По мне, так все, чтобы это произошло, существует. Важно не впадать в панику, важно следовать тем курсом, который задан, а еще важнее – этот курс проложить. И понимать, что же мы хотим получить на той стороне, в тот момент, когда проложенная дорога закончится у приоткрытой двери в следующее экономическое и политическое пространство.
Вот это – вопрос ключевой. Но боюсь, что он, как и большинство вопросов подобного типа, ответа не имеет», – сказал Василий Измайлов.
