2 декабря 2007 года прошли выборы в Государственную Думу Российской Федерации. Прошедшее с ночи подведения итогов время показало, что эти выборы можно рассматривать как выигранный референдум и триумф административного ресурса, залог сохранения курса страны и признак деградации ее политических институтов. О том, что значат результаты выборов мы побеседовали с доктором политических наук, профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге, директор проекта «Межрегиональная электоральная сеть поддержки» (IRENA / МЭСП) Григорием Голосовым. Интервью взяла Татьяна Косинова.
Результаты выборов 2 декабря совпали с вашими ожиданиями?
Результаты прошедших выборов не то чтобы ожидаемые, они практически предсказаны Фондом «Общественное мнение». На прошлой неделе Фонд опубликовал свой прогноз, который оправдался почти полностью (ЛДПР выступила немного хуже, чем предсказал ФОМ). Почему у них такой точный прогноз получился? Не только потому, что у них достаточно хорошие регулярные опросы общественного мнения. Прежде всего - потому, что они, работая в течение последних лет по заказу президентской администрации на региональных выборах, научились включать в свой прогноз то, что обычно называют административным ресурсом. То есть они, по существу, включают в прогноз свои ожидания по поводу влияния региональных властей на результаты выборов. Так и получаются точные предсказания. По опросным данным таких предсказаний сделать нельзя, потому что именно этих факторов они не учитывают.
Итак, мы знаем теперь, что Единая Россия получила 64%, что КПРФ не дотянула до 12%, получив на процент примерно меньше, чем на предыдущих выборах. Заметно слабее выступила ЛДПР, которая получила примерно на 3% меньше. Ну, и «Справедливая Россия» прошла в Думу, хоть и не с очень хорошим результатом.
Каким образом получились эти результаты? Во-первых, имело место массовое и довольно равномерное по стране голосование за партию «Единая Россия». Даже в тех регионах, где влияние местных властей и выборных технологий всякого рода на результаты волеизъявления было сравнительно небольшим, «Единая Россия» получала около 50% голосов. А кросс-региональная вариация по голосованию за «Единую Россию» наблюдается вот какая: с одной стороны, есть группа регионов, где за «Единую Россию» голосовали очень активно. Главным таким регионом – уже по традиции, с 2003 года, –является Чечня, где «Единая Россия» на сей раз получила более 90% голосов при почти стопроцентной явке. Но Чечня не одинока в этой категории, в нее входят также Дагестан, Ингушетия (что особенно забавно, учитывая далеко не простую ситуацию в этой республике), Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Мордовия. Как кажется, в некоторых регионах то, как проголосовали люди, вообще не принимается во внимание. Там, я думаю, сначала публикуют результаты выборов, а затем занимаются оформлением этих результатов в виде протоколов. Но это все-таки довольно исключительная ситуация даже по меркам современной России. Как правило, подобного рода действия имеют место в ограниченных масштабах.
С другой стороны, есть группа регионов, которые голосовали меньше за «Единую Россию», чем в целом по стране. К числу таких регионов относятся крупнейшие города, Москва и Санкт-Петербург. Мы знаем, что из регионов Российской Федерации Санкт-Петербург дал «Единой России» худший результат. Но Москва и Петербург не уникальны в этом отношении, они представляют целый тип крупных городских поселений, со сравнительно образованным и обеспеченным населением, чем-то вроде среднего класса. Уже по традиции за «Единую Россию» достаточно мало голосов было подано, например, в Волгограде и Новосибирске. Но подобное наблюдалось и в Омске, и в Самаре, которые ранее не отличались особой оппозиционностью, и в Саратове. То есть я бы сказал, что формула неуспеха «Единой России» - это большая доля городского населения (желательно - полное отсутствие сельского населения) в регионе, который не является республикой. К этому надо добавить еще один фактор, понижающий успех «Единой России» - сравнительно слабые, сравнительно непопулярные региональные власти. Например, Воронеж.
Если говорить о том, как выступили другие партии, преодолевшие семипроцентный барьер, то КПРФ показала, что она пользуется довольно равномерной поддержкой в стране примерно на уровне ее общенационального результата. Есть несколько регионов, где она выступила лучше, и эти регионы распадаются на две категории. С одной стороны, это то немногое, что КПРФ еще сохраняет из своей традиционной электоральной базы в регионах Центральной России. Типичным представителем тут будет Тамбов, где КПРФ получила один из лучших результатов. Может быть, Рязань. Но это уходящая фактура КПРФ. Особенность этих выборов, даже по сравнению с выборами 2003 года, где уже прослеживались сходные тенденции, - это довольно высокий уровень поддержки КПРФ в крупных городах. Она очень хорошо выступила в Москве, набрав в двух территориальных избирательных комиссиях более 15 процентов. Лучше, чем в среднем по стране, она выступила в Петербурге, очень хорошо выступила в Новосибирске и Волгограде, необычно хорошо - в Самаре. Нельзя сказать, что это совершенно новая динамика, но это продолжение в значительно усиленном виде той тенденции, которая в 2003 году уже наблюдалась. Другая составляющая этого процесса заключается в том, что в регионах, где существуют условия для диверсификации электоральных предпочтений, часть населения проголосовала за КПРФ просто как за оппозиционную партию, которая явно преодолевала семипроцентный барьер. И удержит ли КПРФ именно этих избирателей в других условиях, я не уверен. Факт, однако, состоит в том, что комбинация традиционной электоральной базы КПРФ и ее расширения на крупные города позволили ей выжить в этих очень сложных условиях.
ЛДПР тоже выжила, но в гораздо худшей форме. Здесь какой-то существенно новой динамики как раз не наблюдается, и регионы, которые проголосовали за ЛДПР – это традиционные для нее регионы поддержки. Лучший результат она получила в Магаданской области, где всегда выступала очень успешно, но неплохие результаты - и в других дальневосточных регионах, в Приморском и Хабаровском краях, например. Нечто новое - довольно высокий уровень поддержки ЛДПР в Свердловской области, которая была традиционной электоральной базой демократических сил. Проникновение туда ЛДПР тоже началось не вчера, а довольно давно, но сейчас Свердловская область вышла в число регионов, которые поддержали ЛДПР значительно более активно, чем в целом по стране. Очевидно, что появляется группа регионов, в которых работает та же логика, что и с КПРФ – поиск сильной оппозиционной партии, за которую хотелось бы проголосовать. Но какие-то большие группы населения – я бы предположил, что это техническая интеллигенция и квалифицированные рабочие – рассматривают ЛДПР как более явную манифестацию оппозиционности, чем КПРФ, что городам Центральной России и Сибири не свойственно, а на Дальнем Востоке наблюдалось всегда. И в Петербурге ЛДПР тоже набрала больше 7% голосов. Она не смогла удержаться на том уровне, которого достигла на мартовских региональных выборах, но это для Петербурга неплохой результат.
Ну, и, наконец, «Справедливая Россия». Это новая партия, но никаких особенных загадок с ее попаданием в Думу, в общем, нет. Эта партия за время интенсивной раскрутки в СМИ с осени прошлого года сумела заручиться некоторой базовой поддержкой по всей стране. Но я бы оценил эту поддержку как сравнительно низкую, на уровне 5-6%, явно недостаточную для того, чтобы преодолевать семипроцентный барьер. Но, к счастью для «Справедливой России», серия региональных выборов, которые прошли в октябре прошлого года (когда еще она выступала как «Партия Жизни»), а в особенности - в марте, снабдило ее территориальными базами в тех регионах, где ей удалось привлечь на свою сторону представителей местных элит. Как это работает, особенно отчетливо видно на примере Петербурга. С очень высоким результатом, лучше, чем в Петербурге, «Справедливая Россия» выступила в Астраханской области, где за нее выступал местный популярный политик Олег Шеин, унаследованный ею еще от «Родины». При этом результаты в Петербурге хуже, чем были на региональных выборах. И, однако же, именно Петербург в значительной степени вытащил «Справедливую Россию» в Думу. Но и другие регионы, в которых были в марте выборы, внесли в это вклад: Самарская область, Псковская область, Мурманская область –это места, где «Справедливая Россия» просто успела поучаствовать в выборах. К счастью для нее, мартовская серия региональных выборов была действительно массовой: тогда проголосовала примерно четверть избирателей по всей России. И 2 декабря это сказалось.
Очень слабо выступил на этих выборах Союз Правых Сил. Совершенно никакой позитивной динамики не наблюдается в электоральной поддержке этой партии. Результаты лучше общероссийских в немногих регионах. И это – те регионы, в которых существовали когда-то прочные массовые базы поддержки СПС. Сейчас эти базы почти исчезли, но их остатки дали лучшие, чем в целом по стране, результаты в Москве, Петербурге, Пермском крае, Самарской области, Нижнем Новгороде.
«Яблоко» в чуть большей степени сохранилось, 5% получило в Петербурге, более 4% - в Карелии и Свердловской области, в нескольких крупных городах Центральной России и Дальнего Востока. В целом, здесь тоже не наблюдается сколько-нибудь позитивной динамики. Характерно, однако, что лучшие результаты «Яблоко» получило в двух регионах, где его сняли с выборов – в Карелии - в октябре - и в Петербурге – в марте. Видимо, там остались избиратели с каким-то нереализованным потенциалом голосования за «Яблоко», и сейчас они это сделали. Но, конечно, результаты совершенно несопоставимые с тем, что «Яблоко» в действительности получило бы, если бы в тех региональных выборах участвовало. Очевидно, что и здесь имел место массовый спад электоральной поддержки «Яблока» в ходе нынешней избирательной кампании.
Насколько обоснованы, по-вашему, заявления КПРФ о том, что им занизили результаты чуть ли не вдвое?
Понимаете, я комментирую те результаты, которые были опубликованы. Несомненно, что массированное административное давление, которое оказывалось в ходе выборов, - а это давление оказывается и на членов участковых и других избирательных комиссий, - было в значительной степени направлено на то, чтобы подавить КПРФ как самую крупную из оппозиционных партий в современной России. Я нисколько не сомневаюсь и в том, что при отсутствии этого давления КПРФ получила бы на этих выборах больше. Я только затруднился бы сказать (думаю, что это могут сделать немногие из простых смертных), сколько бы она получила, если бы такое давление отсутствовало. Ясно, что все оппозиционные партии - не только КПРФ - подвергались систематическому давлению, а одно из следствий этого давления – это снижение их электоральных результатов.
Мы вправе комментировать опубликованные результаты, предполагая, что в них уже инкорпорировано административное давление. Однако точно оценить объемы этого давления, в особенности по регионам, трудно.
Одна из стратегий протестного голосования для сторонника демократических взглядов - голосование за КПРФ или ЛДПР, лишь бы было меньше очков у «Единой России», в вашем обзоре подтвердилась. Можно ли считать, что многие предпочли этот вариант?
Да, это произошло с КПРФ в крупных городах Центральной России и Сибири, с ЛДПР в некоторых регионах на Урале. Так что стратегия, действительно, присутствовала. И в значительно большей мере, чем другая стратегия, тоже довольно широко рекомендовавшаяся, - порча бюллетеня. Испорченных бюллетеней оказалось немного, около процента.
Как можно оценивать низкую явку, несмотря на всеобщую мобилизацию? Особенно низкую явку в Петербурге?
Конечно, низкая явка – это проявление определенного недовольства гражданина набором вариантов, которые ему предлагаются на выбор, самими условиями выбора. Сравнительно низкая явка – да. Но сравнительно с чем? Во всяком случае, не с выборами 2003 года. На выборах 2003 года была более низкая явка, чем сейчас. Возможно, качество граждан, уклонившихся от голосования, изменилось по сравнению с 2003 годом. Появилось значительно больше людей, которые голосовали по простым соображениям, навязанным телепропагандой или прямо под административным давлением, чем это было в 2003 году. Могу предположить, что в 2003 году больше голосовали люди, которых привлекал предоставленный выбор. Я, например, предполагаю, что многие люди, придерживающиеся националистических взглядов, на этот раз просто не пошли на выборы, потому что альтернативному национализму (не путинскому или ЛДПР-овскому) просто не было предоставлено на этих выборах вообще никакой отдушины. Но, как видно, административная мобилизация и пропагандистская обработка дают больше в плане явки, чем тот ограниченный, но довольно реальный выбор, который еще был в 2003 году.
Какие могут быть уроки, рекомендации на будущее, которые можно вынести из этих выборов?
То, что мне сходу приходит в голову, это урок, собственно говоря, не именно из текущих выборов - хотя сейчас он был наиболее наглядным, - а из всей истории российской электоральной политики. Этот урок состоит в том, что оппозиционным партиям, чтобы добиваться успеха, нужно работать в промежутках между выборами. Действительно, когда мы смотрим на жалкие результаты, полученные Союзом Правых Сил и «Яблоком» на этих выборах, мы можем, конечно, привести много причин этого: и жесточайшую пропагандистскую компанию, которая велась, в особенности, против первой из этих партий, и явное неравенство информационных возможностей с партией власти. Но, в конце концов, мы должны признать, что партии, если они находятся в оппозиции, должны быть готовы к тому, чтобы сталкиваться с такого рода явлениями. Если же мы посмотрим на то, чем занимались руководители и организационные структуры «Яблока» и СПС в промежутке между выборами 2003 и 2007 года, то мы, пожалуй, должны признать, что почти ничем. Активности Яблока в регионах России после 2003 года было почти совсем не заметно. Местная организация в Петербурге отличалась тем, что она хотя бы что-то делала. Но в подавляющем большинстве регионов «Яблоко» после выборов 2003 года просто сошло на «нет».
Что касается СПС, то в какой-то момент на них начал работать человек, который старался активно работать в регионах. Я имею ввиду Антона Бакова. Очень много плохого было сказано про Бакова, и я уверен, еще будет, в связи с нынешним поражением СПС, но факт состоит в том, что из всего руководства Союза Правых Сил он единственный прилагал какие-то усилия к тому, чтобы жизнь этой партии в регионах продолжалась. Конечно, он левый по происхождению, конечно, он умеет делать то, что умеют делать левые, но ведь партия могла его направить на правильный путь, использовать его таланты таким образом, каким СПС счел бы нужным. К сожалению, такая корректировка началась только в ходе этой избирательная кампании, а затем была смята новой постановкой многих вопросов, которую привнес неожиданный переход Союза Правых Сил в радикальную оппозицию к властям.
Я думаю, главный урок состоит в том, что оппозиционная партия, если она хочет оставаться в таком качестве, должна заниматься систематической работой во всероссийском масштабе в промежутках между выборами. Могут ли СПС и «Яблоко это делать? Не знаю. Боюсь, что не в нынешней форме, не с нынешними составами руководства. Но нужно сознавать, что неспособность демократических сил к систематической работе действительно оставляет российским избирателям, которые настроены оппозиционно, в качестве логичного выбора КПРФ, в лучшем случае, или ЛДПР.
Почему КПРФ - в лучшем случае? Потому что КПРФ хоть в чем-то реально противостоит властям, а ЛДПР – это такой удивительный конструкт, у которого руководство лояльно властям, а избиратели оппозиционны. Обманка.
Перед такими странными альтернативами существующие демократические и либеральные партии поставили в нынешнем году тех избирателей, которые когда-то их поддерживали.
Для вас был неожиданным резкий переход к оппозиционности у СПС?
Я думаю, что он для многих был неожиданным. В особенности учитывая предысторию этой избирательной кампании, когда попытки договориться с президентской администрацией со стороны Союза Правых Сил были налицо. И мы знаем, конечно же, что гораздо лучшей кандидатурой в первую «тройку», чем Чудакова, был Владимир Рыжков. Я не очень верю, что лидеры СПС в очередной раз вспомнили, что у Рыжкова «слишком гибкая спина», и поэтому не взяли его в первую «тройку». Думаю, что им это просто-напросто запретила сделать президентская администрация. И на тот момент они проявили полную готовность следовать подобного рода запретам. Потом они приняли решение, что лучше вести оппозиционную кампанию, попытались ее провести. Это принесло некоторую пользу пропагандистской кампании Кремля, потому что чего не хватало в какой-то момент, - так это явного врага, на котором можно было сконцентрироваться. И тут в телевизоре появляется черный ролик с Никитой Белых, повествующим о том, что он-то и правда против Кремля. «Ну да, - соображает избиратель, - вот, значит, все-таки есть враги у плана Путина. И страшные какие!».
Я противник конспирологии, согласно которой все было обговорено с Кремлем, специально попросившим Чубайса, чтобы он сыграл врага. Конечно, этого не было. Но, объективно говоря, ситуация все-таки сложилась именно так: когда Кремлю понадобился враг, этот враг, как черт из табакерки, выскочил в лице Союза Правых Сил, Немцова, Белых и Гозмана, и той кампании, которую они вели.
А не с того ли это момента, когда стало известно, что Немцов будет выдвигаться на президентских выборах?
Так это же поздно стало известно. Это было, скорее, уже логической вершиной истории, чем завязкой.
Какие перспективы оспорить их результаты есть у сторонников признания состоявшихся выборов нелегитимными?
Видите ли, судебные иски, несомненно, будут. Но судебными исками добиться почти ничего нельзя. В особенности, в России. В лучшем случае, будут понемножку пересчитывать результаты по отдельным участкам, там сотню голосов сбросят «Единой России», здесь сбросят, там кого-то оштрафуют, здесь осудят условно. В итоге «Единая Россия», может быть, лишится десятой доли процента. Вот такая перспектива у судебных исков.
Для того, чтобы политически признать эти выборы нелегитимными, - а нужно сознавать, что мы сейчас говорим об электорально вызванной революции, - необходимы политические силы, которые были бы способны бросить власти такой вызов. А таких сил в России сейчас нет. КПРФ, несомненно, не будет этим заниматься. То есть она сейчас немного пошумит, но, я думаю, в сравнительно скором времени вполне успокоится на том, что она получила. И действительно за счет перехода на пропорциональную систему представительство КПРФ по сравнению с предыдущей Думой несколько увеличится.
Что касается демократических партий, то они не представляют собой политическую силу, которая может это сделать. Владимир Чуров, со свойственной ему солдафонской прямотой, так и говорит: партии, которые оспаривают легитимность выборов, вместе не набрали и 7%.
Ну да, если считать только СПС и Яблоко, так они вместе и 3% не набрали. И даже если исходить из того, что без всякого рода прямых нарушений они могли получить значительно больше, то все равно это «значительно» при самом большом полете фантазии не увеличится больше, чем путем умножения на три той цифры, которую мы имеем. Это все-таки ничтожное политическое меньшинство.
При сохранении текущей ситуации в России нет ни юридических, ни политических перспектив признания этих выборов нелегитимными. Если же по каким-то новым обстоятельствам ситуация в стране начнет меняться, то немедленно окажется, что российские власти и выборная администрация создали все условия для признания Думы нелегитимной. Аргументов найдется достаточно. Это станет аспектом кризиса, но не может быть его причиной. Повторю: чтобы объективные условия можно было использовать для достижения изменений, необходимы политически силы, которые способны были бы воспользоваться этими условиями.
Достаточен ли, по-вашему, результат голосования за «Единую Россию» для того, чтобы иметь возможность говорить о «референдуме», о «вотуме доверия» Путину как «национальному лидеру»?
Вы знаете, мне кажется, что это была, в основном, предвыборная риторика – все эти фразы, связанные с «национальным лидером». Цели, которые ставились властями в этой избирательной кампании, были, в действительности, вполне умеренные по своему политическому содержанию. Они состояли в том, чтобы сохранить в Государственной Думе, которая является довольно слабым институтом, комфортное большинство для партии, которая во всех начинаниях будет поддерживать правительство. Для достижения этой цели и понадобилось привлечь Владимира Путина в качестве главы списка.
Я думаю, в начале сентября существовало довольно ясное понимание: без этого «Единая Россия» могла не получить большинства мест (не говоря уж о конституционном большинстве) в Думе. А когда его привлекли во главу списка, то понадобилось что-то сказать о том, зачем это нужно. Придумали эту историю с «национальным лидером».
В том, что Путин будет играть довольно заметную роль в предстоящей российской политике, сомневаться не приходится. Я думаю, что ему просто-напросто никто не даст уйти – он слишком нужен современному российскому правящему классу. Но во всей этой риторике вокруг «национального лидера» было очень много преувеличений, которые самими сценаристами будут отброшены сразу после того, как закончится президентская кампания. Это еще понадобится для того, чтобы не только устами «Единой России», но и устами самого Путина дать благословение «преемнику». Потом все рутинизируется.
Я думаю, все в президентской администрации хорошо понимают, что Путин – это не Бог весть какой народный герой, и народ, собственно, его любит не за сверхчеловеческие качества, а за то, что, как говорится, он «пенсию во время плотит». Называя вещи своими именами, все это «национальное лидерство» - туфта. Решаются определенные политические задачи, под которые привлекается риторическое сопровождение. Оно носит ситуационный характер.
Насколько релевантными, на ваш взгляд, являются комментарии такого типа: результаты выборов нелегитимны, исходя из простого арифметического подсчета из которого следует, что «Единая Россия» при всей мощи административного ресурса пользуется поддержкой всего 36%?
Если следовать риторической логике, что это был «референдум», то да, результаты референдума иногда считаются от всех, имеющих право голоса. Но все ведь понимают - как авторы этой туфты про «референдум» и «национального лидера», так и большая часть населения - что, в действительности, это не был настоящий референдум. Поэтому я думаю, что аудитория для соответствующей оппозиционной риторики будет небольшой: фальшь риторики, которой она противостоит, слишком очевидна. Ну, нельзя строить серьезные аргументы, опираясь на нелепые предпосылки. Сам себя только скомпрометируешь.
А что делать?
Если говорить о том, что делать демократическим силам, то ровно то самое, что они должны были делать, начиная с 2003 года – заниматься систематической работой по завоеванию доверия избирателей, по созданию организационных структур на местах, по освоению информационного пространства. Потому что в регионах далеко не все возможности были использованы. Как бы ни закручивались гайки, всегда есть сравнительно независимые СМИ, которые могли бы взаимодействовать с демократами на местах при условии, что демократы на местах были бы. Вы не представляете себе, как много мест в России, в которых вообще нет никаких демократов. Ну, вот это делать. Как водится в любом довольно безнадежном предприятии, ждать, что повезет. Не особенно на это рассчитывать, но действовать так, чтобы быть готовым к той ситуации, когда повезет. Потому что в другой раз шанс может и не выпасть, если ты сразу не будешь готов им воспользоваться. Вот такие простые вещи.
Я не имею в виду, что нужно целиком сосредоточиться на «корнях травы», отказаться от каких-то широких политических жестов в стиле «Другой России». Просто нужно понимать, что они сейчас не приведут к большим результатам. Вот, например, выдвинется Гарри Каспаров в президенты. Не зарегистрируют его. Ситуацию, при которой чуровский Центризбирком зарегистрирует Гарри Каспарова как кандидата в президенты, трудно себе представить даже во сне. Но это будет сопровождаться какой-то серией заявлений и действий со стороны Каспарова. И это нормальная политика, просто нужно видеть, что результативность всех этих действий - сравнительно скромная. Но не нулевая. Значит, это тоже нужно делать.
От редакции. Ответы петербургского политолога ставят новые, достаточно важные методологические вопросы. В какой степени комментарий распределения голосов партии власти или партий, позиционированных (самостоятельно и/или властью) как оппозиция, будет отражать свойства поведения избирателей и качество избирательной кампании партий, а в какой – организаторов выборов? Отсечь последний фактор получается только для регионов, где «Как кажется, в некоторых регионах то, как проголосовали люди, вообще не принимается во внимание». И то, только в том смысле, что для этих регионов итоговые цифры вообще не воспринимаются в качестве пригодных для анализа. Зная особенности проведения выборов в различных регионах и особенности каждой кампании, вероятно, можно достаточно точно спрогнозировать итоговый результат подсчета. Но можно ли при этом реконструировать собственно результаты голосования – уже включающие «административный ресурс» в части доступа к каналам информации, воздействия на бюджетников и т.п., но не включающий операции, дополнительные по отношению к собственно голосованию? Если ученые, аналитики признают значимую роль административного ресурса, но при этом вынуждены работать с результатами, уже прошедшими через призму этого ресурса, то каков статус анализа этих результатов?