Серьезная политика начинается тогда, когда рушатся легкомысленные надежды. Реакция – лучшее время для раздумий. Добротный, не пустословный либерализм ковался в полумраке келий, за окнами которых бесновались тени ожившего прошлого. Когда нечего больше ждать, Россия может, наконец, позволить себе сосредоточиться...
Президентские и парламентские выборы в России 2011-2012 годов стали исторической вехой, обозначившей границу, отделяющую одну политическую эпоху от другой. Россия подводит черту под «блеском и нищетой» двенадцати лет правления Владимир Путина, восстановившего русскую государственность из праха только для того, чтобы в прах же ее и низвергнуть.
Что представляет собою «возрожденное» Владимиром Путиным государство? Ответ на этот вопрос не так прост, как кажется на первый взгляд.
Больше всего современная Россия похожа на то, что обычно называют «неразвитым государством» («underdeveloped state»), для которого характерны правовой произвол, неконтролируемая коррупция и прогрессирующее социальное неравенство.
На этом можно было бы поставить точку, если бы не одно обстоятельство: Россия пребывает в таком состоянии - за редкими периодами исключений - как минимум, последние четыреста лет.
Неразвитость – это нормальное состояние русской государственности и русского общества. Но при этом для обыкновенного «неразвитого государства» оно слишком «развито». Россия играла и еще продолжает играть по инерции выдающуюся роль в мировой истории.
Это заставляет присмотреться к русскому государству в целом пристальнее. Его способность, оставаясь неразвитым, обеспечивать развитие – не случайность. Она во многом обусловлена дуалистической, двухуровневой природой этой государственности. Как справедливо заметил Юрий Пивоваров, на протяжении последних нескольких столетий русское государство существует в двух ипостасях – регулярного (внешнего) и чрезвычайного (внутреннего) государства. Слабость институтов первого всегда компенсировалась вездесущностью и силой неформального влияния второго.
Без параллельной власти, этого своеобразного встроенного в повседневное управление «государства в государстве», Россия не только не смогла бы достигнуть тех исторических высот, на которых она расположилась сегодня, но и вряд ли сохранилась бы в качестве суверенного государства в пределах своих нынешних границ. В России на протяжении нескольких веков чиновники были разделены на когорты, одна из которых (привилегированная) контролировала и направляла работу всей остальной бюрократии. Это и было своеобразным разделением властей «по-русски».
«Внутреннее государство» в России могло принимать разные исторические формы, эволюционируя от опричнины до советской номенклатуры, но во все времена ей были присущи некие общие «сквозные» черты: она напрямую замыкалась на «национального лидера» (как бы он ни назывался – царь, император или генсек), представляя собой, прежде всего, инструмент его личной власти; она была спаяна определенной идеологией, которая больше напоминала религию; она имела существенные экономические и политические привилегии. Опричником всегда было быть выгодно, почетно и безопасно.
Эта традиционная для России двухуровневая система власти была сломана в конце 80-х годов в ходе горбачевской Перестройки, когда был сначала политически «нейтрализован», а потом и уничтожен аппарат коммунистической партии, которая, собственно, и была той самой параллельной властью, на которой испокон веков держалось всё в стране. Оболочка же осталась нетронутой – внешнее, никчемное государство продолжало существовать как иллюзорная политическая реальность. На самом же деле, без партийного руководства советская бюрократия была недееспособна. Даже «Бентли», если из него вынуть двигатель, превращается в дорогостоящий хлам. А советская государственная машина была отнюдь не «Бентли»...
«Прорабы перестройки» не до конца представляли себе ту действительную роль, которую партийная машина играла как цементирующая сила российской (советской) государственности, и надеялись удержать ситуацию под контролем без ее помощи. Они видели в компартии исключительно препятствие для своих реформаторских замыслов, и вместо опережающей реорганизации пошли на ее фактическое форсированное устранение из политической жизни. Позднее Горбачев признал «запаздывание» с реформой КПСС одной из своих главных ошибок.
Так или иначе, но крах компартии привел к краху всей советской бюрократической системы и всеобщему государственному параличу, последствия которого не преодолены и по сегодняшний день. Но этим дело не ограничилось, и вслед за экономической приватизацией последовала практически такая же молниеносная политическая приватизация. Бесхозная бюрократия недолго оставалась без присмотра. Место «смотрящего», которое ранее монопольно занимала коммунистическая партия, перешло к бесчисленному множеству свежеиспеченных макро- и микроолигархов, которые в массовом порядке, в центре и на местах, захватывали, словно трофей, как отдельные должности, так и целые ведомства.
Власть очень быстро оказалась «разобрана на части» весьма специфическим новым правящим классом, костяк которого составляли отчасти бывшие советские номенклатурщики, отчасти взбудораженные революцией представители интеллигенции и в значительной части – криминалитет.
К концу 90-х годов криминально-номенклатурная приватизация власти и собственности достигла своего апогея, вследствие чего в обществе возникло обратное движение сопротивления – появился жесткий запрос на восстановление бюрократической системы, к тому моменту практически полностью исчерпавшей себя.
Феноменальная поддержка, которую в то время общество оказало никому не известному Владимиру Путину, объясняется именно тем, что он дал ответ на этот запрос.
Но, вместе с тем, он восстановил и ту «параллельную власть», ту порушенную Горбачевым силу, с помощью которой можно было этой системой управлять.
Приступив к созданию своего «спецгосударства», Путин последовательно решил несколько важнейший политических задач, в том числе:
Путин по инерции воспринимается чуть ли не как истребитель олигархов. Однако на самом деле это очень далеко от правды. Он, может быть, и враг отдельно взятых олигархов, но вовсе не враг олигархии. Напротив, мало кто сделал больше для укрепления коллективной власти олигархов, чем Путин. Жертвуя отдельными фигурами, он выиграл политическую партию в интересах всего класса. Пользуясь терминологией Гегеля, можно сказать, что Путин превратил олигархов из «класса в себе» в «класс для себя».
По сути, в начале второго срока своего президентства Путин провел скрытую национализацию. Он подчинил себе своенравных олигархов, поставив обладание ими собственностью в зависимость от степени их лояльности власти, а точнее, ему лично. Он изменил психологию этих людей, заставил их признать себя не более, чем назначенными управленцами вверенных им государством активов, которое дано им под определенные гарантии.
Входной билет в новую олигархию стоил дорого. Во-первых, необходимо было смириться с теневым налогообложением и стать донором многочисленных «черных касс», которые создавались бесчисленными правительственными агентами. Во-вторых, необходимо было признать соблюдение политического нейтралитета и отказ от самостоятельной политической активности в качестве conditio sine qua non экономического выживания.
Тех, кто не соглашался принять условия, безжалостно изгоняли из русского экономического рая. Поводы преследования Ходорковского, Браудера, Чичваркина и им подобных были разными, но причина у них была одна – выдавливание из бизнеса людей, не принявших новых «коллективных» правил игры. По сути, Путин сумел заставить олигархов подписать джентльменское коллективное трудовое соглашение....
Реорганизация правящего класса – недооцененный подвиг Путина. На решение этой задачи ушло несколько лет. Сегодня мало кто помнит, что, придя к власти, Путин был невероятно слаб, со всех сторон его окружали «постсоветские феодалы», обладавшие не просто огромными деньгами, но и собственными службами безопасности и чуть ли не вооруженными силами. В этом смысле
Не мудрено, что и выход оба искали в одном направлении. Путин одновременно и укрощал старых олигархов, и создавал рядом с ними новых, из «своих», лично ему обязанных людей. И, конечно, чтобы быть лидером этого класса, он должен был сам стать главным олигархом, что он и сделал, фактически подчинив себе «Газпром» и ряд других мощных государственных энергетических предприятий.
Структура «коллективной олигархии», - нового правящего класса при Путине, - существенно усложнилась в сравнении с 90-ми годами. Теперь в нее вошли: старые (укрощенные) олигархи; новые (свои) олигархи, которых еще называют «олигархи-лайт»; крупные чиновники, прежде всего высшие офицеры силовых ведомств, которые напрямую стали подчинять себе бизнес; множество анонимных советников (консильере), обслуживающих чиновничество; присягнувшая Путину часть элиты «воровского мира», значение которой в целом не только не упало, но даже возросло в сравнении с пресловутыми 90-ми годами.
Обновленный, избавленный от случайных противоречий, организованный как «бандитская аристократия» и имеющий своего лидера олигархический класс должен был позаботиться об инструментах власти. На рубеже 2003-2004 годов Путин приступил к воссозданию советской номенклатуры, способной работать в новых исторических и социально-политических реалиях. Эта когорта особо преданной бюрократии получила название «путинских преторианцев».
Путинские преторианцы – это номенклатура эпохи рыночной экономики. Будучи по своей политической сущности тем же, чем была советская номенклатура, преторианцы XXI века существенно отличаются от нее по форме. В отличие от четко структурированной и формально организованной советско-партийной номенклатуры, преторианцы Путина – это, скорее, сетевая структура, не имеющая четко выраженных границ. «Своими» людьми буквально нашпиговано каждое ведомство, в котором чиновники поделены на «черную» и «белую» кость.
Лучше всего это разделение заметно в судебной и правоохранительной системе, где «специально уполномоченные» лица, занимаются «знаковыми» для власти делами. Однако, в действительности, аналогичная ситуация существует во всех властных структурах.
Естественно, что привилегии новоявленной номенклатуры также претерпели изменения. Тут тоже произошла своего рода «монетизация льгот», и в дополнение к ряду рудиментарных социальных «поблажек» в виде сохранившихся от старых времен спецбольниц, спецполиклиник, спецтранспорта и так далее, новые преторианцы стали получать денежный эквивалент бывших советских номенклатурных льгот.
Термин «конвертация» в современной России является одним из самых двусмысленных. В одном из своих значений он указывает на глубоко укоренившуюся систему бонусов, выдаваемых избранным государственным служащим на постоянной основе (регулярно) наличными деньгами, то есть «в конвертах». При этом конвертная составляющая может многократно превышать официальную заработную плату новых номенклатурщиков, являясь главным стимулом их нахождения на государственной службе.
Другой специфической, хотя и не уникальной, формой «премирования» является предоставление избранным чиновникам индульгенций, своего рода «лицензий на совершение преступлений». Этот «юридический иммунитет», помимо гарантий безопасности, имеет и чисто экономическое содержание, так как обладающий таким иммунитетом чиновник способен сам «прокормить» себя, добирая недостающее при помощи взяток и всякого рода злоупотреблений.
Советская номенклатура была орудием политического террора. В разные периоды времени она с разной степенью интенсивности проявляла эту свою сущность, но сама она никуда не исчезала. Без террора ее существование выглядит бессмысленным и бесполезным, террор был ее modus operandi.
Восстановив на новом витке истории номенклатуру, Путин должен был вслед за этим обратиться и к свойственным ей методам осуществления власти. Для того, чтобы обозначить методы управления государством при Путине, изобретено много эвфемизмов: ручное управление, суверенная демократия, мягкий авторитаризм. Все они имеют право на существование. Однако если мы ставим своей задачей прояснение ситуации, а не ее замутнение, то вещи лучше называть своими именами. Именно путем возрождения политического террора как универсального и систематического метода управления Россией Путину удалось достичь своей знаменитой стабилизации.
Ни одна мера, предпринятая Путиным как в отношении олигархов, так и в отношении других слоев населения не имела бы никаких шансов на успех, если бы ему не удалось внушить своим оппонентам страх перед террором. Пусть этот террор и осуществлялся в весьма мягкой, «вегетарианской» по сравнению с советскими временами форме, сама по себе его природа от этого не изменилась.
Для реализации политики террора нужен был подходящий инструментарий. Поэтому одной из важнейших вех в деле реставрации «спецгосударства» стала реорганизация политической полиции (ФСБ РФ). Эта реорганизация, впрочем, показала, что все новое, в той или иной степени, является немного подзабытым старым. ФСБ РФ под руководством Путина прошла через ряд последовательных трансформаций, о которых я ранее неоднократно писал:
Во-первых, ФСБ РФ фактически была поставлена надо всеми другими правоохранительным структурами, включая суд, чем была разрушена система сдержек и противовесов, культивировавшаяся советскими лидерами со времен Хрущева.
Во-вторых, ФСБ РФ получила универсальную компетенцию, превратившись из контрразведывательной и антитеррористической организации в орган по борьбе с преступностью как таковой, что дает ей возможность сегодня вмешиваться в любое уголовное дело, открываемое по любому поводу.
В-третьих, ФСБ РФ обзавелась собственной службой экономической безопасности, структурированной наподобие ЦК КПСС, которая стала, по сути, теневым правительством, поскольку отделы этой службы фактически дублируют все основные направления работы официального правительства.
В-четвертых, ФСБ РФ обзавелась сетью кураторов, которые были прикомандированы практически во все ведомства и госкомпаниями в качестве комиссаров и легализованы там под видом руководителей структурных подразделений и заместителей руководителей ведомств, продолжая фактически службу в контрразведке.
В-пятых, ФСБ РФ стало осуществлять активное взаимодействие с криминальными структурами с целью использования их для решения политических и экономических задач.
Легко заметить, что в этом отдельно взятом вопросе
Впрочем, это была отнюдь не единственная контрреформа Путина. Очевидно, что громоздкая конструкция государственного террора не вписывалась в политическое пространство 90-х. Нужно было расчистить площадку под этот имплантат. С этой целью Путиным были проведены три важнейшие контрреформы: судебная, политическая и конституционная.
Поскольку исследование этих контрреформ не является специальной целью этой статьи, остановлюсь только на самом главном. Судебная контрреформа была проведена в 2000-2001 годах под флагом усовершенствования судебной системы. Ее главным итогом стало восстановление зависимости судов от исполнительной власти и восстановление жесткой вертикали управления внутри судебной системы. Политическая контрреформа была проведена в 2003-2004 годах под флагом «борьбы с терроризмом». Ее главным итогом стал фактический отказ от выборов и подчинение законодательной власти диктату власти исполнительной. И, наконец, конституционная контрреформа была проведена в 2008 году. Ее главным итогом стало создание дополнительных барьеров для смены политической власти в стране за счет удлинения избирательного цикла. Все вместе указанные контрреформы позволили «мягко» вписать политическую террор в существующие политические реалии.
Наличие собственного бюджета – условие существования любого государства и, тем более, «государства в государстве». Без денег власти нет, поэтому победа Путина не могла быть окончательной до тех пор, пока он не изыскал самостоятельные источники финансирования своего детища.
Этот бюджет начал создаваться практически сразу после прихода Путина к власти, как своего рода неформальный резервный фонд, иногда в шутку называемый «бассейн». К 2003-2004 году «бассейн» раздвинулся до нешуточных размеров, поглотив значимую часть государственных финансов. Как и у любого бюджета, у этого теневого бюджета была своя доходная и расходная часть.
По принципам своей организации бюджетный процесс создаваемого Путиным теневого государства копировал механизмы наполнения «воровского общака» - в него отдавали процент от различного рода доходных промыслов, так или иначе связанных с функционированием власти. Можно бегло указать на следующие основные статьи доходов:
Обслуживанием этого теневого бюджета занята армия посредников, наверное, сопоставимая по численности с официальной налоговой службой. Большинство операций передано в «концессию» представителям криминальных кругов. Все эти люди действуют небескорыстно, оставляя себе львиную долю от собираемых ими «черных налогов». В результате эффективность теневого бюджета оказывается крайне низкой. Тем не менее, в нем аккумулируются значительные средства, позволяющие решать глобальные политические задачи.
Расходование средств теневого бюджета представляет еще большую загадку, чем его консолидация. Можно лишь приблизительно обозначить основные статьи этих расходов:
К сожалению, невозможно даже приблизительно определить размер расходной части теневого бюджета российской власти, можно лишь констатировать, что с каждым годом она увеличивается.
К сожалению, путинское «государство в государстве» оказалось ярким, но недолговечным проектом. Его «ахиллесовой пятой» стало отсутствие какой бы то ни было эффективной идеологии. Все предыдущие версии «спецгосударств» были стабильными за счет того, что новоявленная номенклатура была связана «внеэкономическими» путами, представляя из себя полурелигиозный орден. Для «путинских преторианцев» в этом политическом проекте нет «ничего личного», это для них «только бизнес».
Не успев возникнуть, оно распадается на составные части, разваливается на кланы, которые начинают вести друг с другом непримиримую войну. Каждый новономенклатурный чиновник быстро превращается в средневекового богдыхана, не подчиняющегося никому, в том числе и Путину.
Сам грозный Путин в какой-то момент оказывается уже не таким грозным. Это уже и не правитель вовсе, а какое-то «облако в штанах». Он существует где-то наверху в «iСloud», а «на земле» власть вершат тысячи «микроолигархов», превращающих Россию в «Большую Кущевку». В конечном счете, все это приводит к тому, что контроль над процессом принятия решений полностью утрачивается. Абсолютная вертикаль власти вырождается в ее абсолютную горизонталь. Каждый, кто хоть когда-то сталкивался с проблемой лоббирования в России, знает, что самое трудное здесь - найти человека, принимающего решение, потому что решения принимаются «сетью». Государство же в целом погружается в «институциональную анархию». Пересекши линию финиша, Путин, таким образом, оказался снова на старте.
Тринадцати лет (чертова дюжина) как ни бывало. Как и тринадцать лет назад, главными бенефициарами разложения государства, на этот раз уже «спецгосударства», стали криминальные структуры. Власть попала в собственную ловушку. Все это время она активно использовала криминальные элементы в своих политических целях. Кремль и практически все силовые ведомства создавали с криминальными структурами своего рода «публично-частные партнерства». После жесткой селекции (аналогичной той, которая была произведена в среде ельцинских олигархов) отобранные властью лояльные «криминальные авторитеты» стали лучшими друзьями правительства, решая зачастую нерешаемые другими средствами задачи, будь то оплата за поставляемый на Украину газ или отмывание денег в Европе. Но за все приходится платить. И, когда власть ослабла и стала снова распадаться на куски, когда силовики пошли войной друг на друга, «решать» их судьбу стали их бывшие «младшие» криминальные партнеры.
Существуют ли теоретически выходы из сложившейся в России ситуации, кроме тех трех, на которые указывает популярный в Москве анекдот – «Шереметьева», «Домодедово» и «Внуково»?
Наиболее проблематичным видится прямой переход к демократии и институциональному строительству. Я не вижу тех тектонических сдвигов в политической культуре, которые сделали бы сегодня «демократический проект» более перспективным, чем, скажем, двадцать лет назад. По крайней мере, пока себя не проявит новое поколение, выросшее уже после Перестройки.
Наиболее вероятным сегодня, к сожалению, кажется коллапс, который наступит после длительной стагнации, которую как раз и будет обеспечивать призванный на «третий срок» Владимир Путин. Его власть будет качаться на ветру до тех пор, пока, наконец, какой-то ураганный порыв, скорее всего, дующий с мировых финансовых рынков, не сбросит этот символ стабильности вниз. Риск распада России в этот момент (неважно, случится это через 10, 20 или 30 лет) будет как никогда велик.
И, наконец, существует вероятность, что вопрос будет решен снова «по-русски» - на смену «спецгосударству» Путина придет новое «государство в государстве», которое устроит кто-то, кто будет сильнее Путина. Которое будет, в отличие от нынешнего «коммерческого» проекта, проектом «идеологическим», а, значит, гораздо более стабильным. А вот что это будет за идеология, сказать трудно. Скорее всего, ею станет какая-то вариация на тему национал-социализма.
Так или иначе, но эпоха Путина завершается, и третий срок здесь мало что меняет. Его детище и предмет гордости, – новое русское государство, – поднявшись на короткое время высоко над горизонтом, стремительно рухнуло вниз. Путин все больше становится похож на змею, которая пережила свой яд...
В феврале в издательстве ОГИ вышли книги Владимира Пастухова «Реставрация вместо реформации. Двадцать лет, которые потрясли». Она подводит итоги двадцати годам изучения автором - политологом и правоведом - русской власти и русского права в эпоху посткоммунистического исторического межсезонья. Книгу можно найти в основных книжных магазинах Москвы, а также в интернет-магазинах.