Михаил Накаряков родился в 1866 году, место рождения и происхождение его неисзвестны.
Служил третьим священником в Преображенской церкви села Усолье неподалеку от города Соликамска. Прихожане больше других любили его, особенно за милосердие и нестяжательность. Если нужно было что попросить, то всегда просили у о. Михаила. Кроме служб в храме, он преподавал Закон Божий в церковноприходской школе, преподавал с любовью и благоговением к предмету. Когда собирались пожертвования в храме на подарки детям из бедных семей, то сборщики сначала подходили к о. Михаилу, зная, что он даст больше всех, а после него другим будет неловко пожертвовать меньше, и скуповатый настоятель храма, хотя и был недоволен щедростью о. Михаила, но уже сам давал столько же. На Пасху о. Михаил обходил дома бедняков и раздавал деньги, иной раз говоря: «это на обувь», «это на подарки детям».
В июне 1918 года после ареста архиепископа Андроника (Никольского) священники Пермской епархии перестали служить. Таково было распоряжение владыки, отданное им еще до ареста: если власти арестуют кого-либо из священнослужителей, перестать служить всем, пока не отпустят; и народу так объяснить, чтобы требовали освобождения священника. Вместе со всеми перестал служить о. Михаил. Власти, опасаясь народного возмущения, стали вызывать священников в ЧК, чтобы заставить их исполнять требы. Был вызван и о. Михаил. В ответ на угрозы он сказал: «я клятву давал перед крестом при рукоположении — подчиняться своему архиерею. И пока он не отдаст распоряжения — венчать, отпевать — я служить не буду. Вы его отпустите, и тогда я буду совершать требы».
Через несколько дней о. Михаил был арестован и отправлен в тюрьму Соликамска.
Под Ильин день епископ Феофан (Ильменский) за всенощной просил прихожан усердно молиться об о. Михаиле, так как тому грозил расстрел. Весь народ молился о нем, многие плакали, после всенощной прихожане выбрали представителей для переговоров с властями. Они предложили местным властям отпустить о. Михаила под залог; те отказали: «Он слишком популярен, собрал вокруг себя народ, его слишком многие слушаются». Тем временем было решено его убить, но чтобы избежать народного возмущения, объявили, что священника Михаила Накарякова отправят на принудительные работы в Чердынь. Некоторые солдаты стражи были из местных крестьян, они хорошо знали о. Михаила и раскрыли обман. В те дни священник находился в тюрьме на Усолке.
3 августа отсюда взяли на расстрел троих заключенных — врача, офицера и о. Михаила; к каждому арестованному приставлено было по два конвоира; они, помогая священнику забраться на телегу, заговорили с ним вполголоса:
— Батюшка, мы тебя везем расстреливать, а нам тебя жалко. Мы все помним тебя, ты нас учил, помогал семьям. Не можем мы тебя убить. Мы будем стрелять в воздух, а ты падай, а то иначе тебя застрелим, а мы этого не хотим.
— Нет уж, что распорядились делать со мной ваши начальники, то и делайте, — сказал священник.
Приехали на место казни в лес. Врач и офицер были сразу расстреляны: конвоиры повели о. Михаила в глубь леса и стали стрелять поверх головы. Священник стоял напротив красноармейцев, когда-то своих прихожан, и молчал. Тогда один из конвоиров подошел к о. Михаилу вплотную и с такой силой ударил его прикладом, что священник потерял сознание. Очнувшись, он увидел: смеркается, какие-то впереди тени мелькают. Он пошел прямо на них и натолкнулся на трупы врача и офицера, а неподалеку красноармейцы усаживались на телегу. Священник стал читать отходную молитву.
— А поп-то еще жив, — сказал один из них и в темноте несколько раз выстрелил наугад.
Пули попали в правую руку, в левую ногу и в грудь священника. На следующий день красноармейцев послали закапывать трупы. Подъезжают и видят — о. Михаил сидит на пне.
— Батюшка, ты разве жив? Как же мы будем тебя живым закапывать? Ну, ладно, может, обойдется, повезем тебя отсюда.
Выкопали могилу, засыпали землей тела расстрелянных, посадили о. Михаила на телегу и повезли. Но везти через села священника, приговоренного к расстрелу и не расстрелянного, истекающего кровью, было опасно, и, желая от него поскорее избавиться, красноармейцы спросили:
— Батюшка, скажи, куда тебя спрятать?
— Вы меня не прячьте, — спокойно ответил тот.
Тем временем въехали в село, стали спрашивать жителей, кто бы приютил священника. Но ужас от деятельности карательных большевистских отрядов столь был велик, что никто из крестьян не решился предоставить приют раненому. Поехали к дому приходского священника, но тот, увидев издалека красноармейцев и раненого священника, замахал руками, делая знаки, чтобы они скорее проезжали мимо. Просили конвоиры, чтобы кто-нибудь из жителей хотя бы перевязал раны. Но то ли жестокосердный все попадался народ, который, как зачарованный, не мог очнуться от ужаса, какой наводили повсюду большевики, то ли неверующий, а может быть, не верили в искренность красноармейцев, но только никто не согласился предоставить священнику кров и перевязать раны.
Поехали дальше. В соседней деревне женщина напоила о. Михаила парным молоком, но приютить отказалась, и конвой повез его дальше, и так привезли обратно в тюрьму. В камеру его поместили вместе с белым офицером Пономаревым, и священник рассказал ему обо всем, что с ним произошло, и добавил:
— Знай, что если будут меня забирать и будут говорить, что на работу — это значит поведут на расстрел.
Действительно, на следующий день, 4 августа 1918 года, тюремная стража объявила о. Михаилу и офицеру, чтобы собирались на работу. Памятуя слова священника, Пономарев приготовился к худшему. Их вывели во двор. Один из конвоиров ударил священника прикладом по голове — легонько, второй стукнул с другой стороны, и так били по очереди, пока не убили.
Поглощенные убийством о. Михаила палачи забыли об офицере. Он тем временем перебрался через забор, бросился в реку и спрятался за сваей моста. Обнаружив его отсутствие, стража кинулась на поиски, но они ни к чему не привели. Пономарев видел, как красноармейцы приволокли тело священника на берег реки, привязали к нему большой камень, раскачали и бросили в воду. На следующий день женщины пришли на берег полоскать белье. На середине реки, крестообразно раскинув руки, с крестом на груди лежал замученный накануне священник. Женщины подняли крик, отовсюду стал сбегаться народ, и известие быстро дошло до чекистов. К реке подогнали лошадь, красноармейцы выловили из воды тело священника, положили на телегу и повезли из города. Чудо было явное, и за неходко катившейся телегой пошла толпа народа. Красноармейцы пытались отогнать народ то руганью, то угрозами, но это не помогло, и они стали стрелять поверх голов, но люди продолжали идти. Выстрелили по толпе, некоторых ранили, и тогда только остановили народ.
Епископ Феофан (Ильменский) отслужил по о. Михаилу всенощную, поминая его на службе священномучеником, о котором не только мы молимся, сказал владыка, но и он молится о нас перед Богом. После всенощной он позвал к себе сына о. Михаила — Николая (+ 1919), служившего диаконом в Троицком храме в Перми, и сказал: «В память твоего отца-мученика будешь рукоположен в сан священника. Иди вслед за отцом».
После мученической кончины о. Михаила власти долго преследовали его семью, лишали продуктовых карточек, не допускали детей учиться в школе, но семья молитвами мученика жила безбедно. Господь не оставлял их. Бывало, кто-нибудь из детей или матушка выйдет утром из дома, а на пороге — пакет с едой, припорошенный снегом, с запиской.
