Николай Розов — сын священника села Жданово Курмышского уезда Симбирской губернии (ныне Пильнинский район Нижегородской области), два из его брата стали диаконами — известный патриарший архидиакон Константин Розов и диакон Михаил Розов, принявший сан в тридцатых годах и служивший в одном из храмов в городе Ораниенбауме.
Первоначальное образование Николай получил в Алатырском духовном училище. В 1898 году, будучи 21 года, окончил Симбирскую духовную семинарию и женился на дочери священника девице Ольге, выпускнице епархиального училища в Симбирске. В том же 1898 году был рукоположен во диакона ко храму в селе Анненково Симбирского уезда и назначен заведующим двух церковноприходских школ и преподавателем Закона Божия в земской школе. В 1900 году был назначен миссионером 4-го округа Симбирского уезда.
14 декабря 1904 года был рукоположен во священника ко храму Рождества Христова в селе Барышская Слобода Алатырского уезда; здесь он был законоучителем и заведующим двух церковноприходских школ — в селах Барышская Слобода и Ольховка.
В 1906 году переехал в Санкт-Петербург и поступил в Духовную академию, которую окончил в 1910 году со званием кандидата богословия. Преподавал Закон Божий в Еленинском институте.
Всю свою жизнь отец Николай был принципиальным противником пьянства, близким он говорил, что это оттого, что он глубоко переживает пристрастие к вину отца и старшего брата. Ни дома, когда приходили к священнику гости, ни в гостях при отце Николае никогда за трапезой не подавали вина. Живя в Санкт-Петербурге, он был деятельным участником Александро-Невского общества трезвости. В 1908 году Общество выпустило направленную против пьянства брошюру, написанную отцом Николаем, в которой он, в частности, писал:
«Кроме казенных винных лавок теперь в каждом селении торгует несколько частных шинков, и могучие волны водки прокатываются по обширной равнине России, нигде не встречая преград своему разрушительному действию. Катятся волны, захлестывают города, села и деревни; гибнет, захлебываясь в море водки, русский народ. Ужели мы будем еще и еще добровольно нести гнет этого злого гения нашей Родины? Ужели мы будем продолжать пить, похмеляться и безобразить, а в промежутках между похмельем и пьянством, когда тело устанет от обильных угощений на пьяном пиру горе-богатыря, мы будем спать тяжелым, кошмарным, пьяным сном?..»
С 1918 по 1922 год служил в храме в селе Григорове неподалеку от Алатыря. В 1922 году переехал в село Коноклейки в Мордовию. В те годы в глухих деревнях еще сохранялось благочестие, а нечестие, если и проявлялось среди простого народа, то было еще беззлобным. Однажды отец Николай шел с сыном по селу. Стоявшая на улице группа молодежи, увидев священника, стала громко скандировать: «У попа-то рукава-то — батюшки!» На что отец Николай тут же ответил: «У ворот-то дураков-то — матушки!» Услышав ответ священника, молодежь одобрительно загудела.
С 1925 по 1931 год служил в небольшом деревянном храме в селе Купчино недалеко от Петрограда. В это время он был возведен в сан протоиерея.
В 1932 году староста греческой, что на Лиговском проспекте, церкви Колхитис пригласил отца Николая стать в ней настоятелем, и тот дал согласие. Прихожан-греков в то время оставалось всего несколько семей, но церковь считалась посольской: иногда сюда приезжал посол Греции и по национальным праздникам вывешивался греческий флаг. Большое внимание в храме уделялось пению. Здесь был профессиональный хор под управлением А. П. Рождественского, в нем пели многие оперные певцы, и характер пения был скорее светский, нежели церковный. Один из алтарей был в честь святителя Николая Чудотворца, это место в храме протоиерей Николай называл «русским уголком», но вскоре этот алтарь староста упразднил без согласия на то настоятеля. Отец Николай хотел богослужение в храме сделать более уставным, но и здесь потерпел неудачу и в 1932 году вынужден был перейти в Никольский храм на Охтенском кладбище.
19 марта 1935 года он был арестован. На допросе на следующий день следователь спросил его:
— Что вас заставило устраиваться на службу в греческую церковь?
— Я пошел туда по письменному приглашению старосты церкви Колхитиса, который знал меня заочно через диакона этой церкви.
— Кого вы знаете из греческого консульства?
— Не знаю никого.
— Какова причина ухода из греческой церкви?
— Уволили за то, что не ужился с администрацией. Хотел наладить порядки подобно таким, какие в нашей церкви.
— Кого вы знаете из прихожан греческой церкви?
— Никого не знаю.
— За что были высланы ваши сослуживцы?
— Не знаю. Они об этом мне не говорили. Я же их жалею — как людей, не заслуживших высылки.
На этом допросы были закончены, а также закончено и следствие; в обвинительном заключении следователь написал:
«Розов является исключительно антисоветским типом, открыто проявляет свое враждебное отношение к советской власти, группирует монашеский элемент и ведет антисоветскую агитацию. На допросе же это отрицает, хотя и показывает, что за антисоветскую деятельность был выслан целый ряд его сослуживцев. Считает высылку своих сослуживцев незаслуженной и очень о них сожалеет»
28 марта 1935 года Особое Совещание НКВД постановило выслать отца Николая как социально опасный элемент на пять лет в Уфу, а вместе с ним и его жену.
После высылки священников настоятелем Никольского храма на Охтенском кладбище был назначен священник Феодор Боголюбов, он регулярно стал отделять часть церковных доходов высланным членам причта храма и их семьям. Эта помощь передавалась через Александра Николаевича Розова, сына о. Николая, который регулярно ездил в отпуск к отцу в ссылку. В Уфе отец Николай освоил ремесло переплетчика и переплетал в различных учреждениях архивные документы, а посылаемые ему из храма деньги целиком отдавал своим детям.
О. Николай и матушка Ольга жили в пригороде, в Старой Уфе, близ маленькой церкви прп. Сергия Радонежского. В эту церковь ходили многие ссыльные, особенно ссыльные священники и диаконы, а также члены их семей. О. Николай был священником сергиевского церковного течения, противником автокефального церковного течения и обновленчества.
9 декабря 1937 года была выписана справка на арест протоиерея Николая; в ней говорилось, что будто бы он «проводит контрреволюционную фашистскую пропаганду. Распространяет провокационные слухи о войне и поражении Советского Союза. За активную контрреволюционную агитацию Розов подлежит аресту с содержанием под стражей на время следствия в уфимской тюрьме по первой категории». 12 декабря священник был арестован и заключен в тюрьму. В тот же день он был допрошен.
— Дайте показания о ваших связях в Уфе и других городах, — потребовал следователь.
— В Уфе я знаю всего лишь несколько человек. Дмитрия Владимировича Разумова, он священник из Ленинграда, был выслан вместе со мной. Мы бывали друг у друга, делились новостями и вели беседы на разные политические темы и больше всего интересовались вопросом об освобождении из ссылки. Эти наши встречи и беседы мы называли «производственным совещанием». Знал Федора Ивановича Красильникова, у которого учился переплетному делу. С ним также были беседы политического характера об освобождении из ссылки. Священника Павла Цветаева, ссыльного из Ленинграда, который был у меня один раз в 1937 году. С ним также говорили об освобождении из ссылки. Ивана Петровича Овечкина, диакона, высланного из Ленинграда, он также иногда бывал у меня в 1937 году. С ним велись беседы на политические темы об освобождении. Кроме указанных лиц, в Уфе, а также и в других городах никого не знаю, — ответил священник.
— Расскажите сущность ваших бесед с Разумовым, Красильниковым, Цветаевым и Овечкиным.
— Сущность этих бесед сводилась к тому, что мы говорили об освобождении нас из ссылки и в связи с этим касались вопросов международного положения и других политических вопросов.
— Вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность. Признаете ли вы себя виновным в этом?
— Виновным себя не признаю, контрреволюционной деятельностью я не занимался.
— Вы лжете, следствие располагает данными, что вы систематически среди населения вели контрреволюционную агитацию и распространяли провокационные слухи. Предлагаем вам давать откровенные показания о своей контрреволюционной деятельности.
— После того как я был выслан из Ленинграда, я говорил: «Меня выслали без причины, не было никакого основания для того, чтобы выслать меня. Кроме того, еще и обманули, говоря, что в Уфе вы будете жить совершенно вольно, а здесь обязали явкой через каждые десять дней в НКВД». Высылку меня из Ленинграда я считал и считаю неправильной, и по этому вопросу я высказывал свое недовольство.
— Расскажите о содержании вашей беседы с епископом Григорием Козловым.
— Сущность беседы сводилась к тому, что я интересовался новостями об освобождении ссыльных, на что он мне ничего конкретного не сказал.
Сын о. Николая вспоминал:
«И больше [после ареста] мы его не видели: мать носила ему несколько передач в Уфимскую тюрьму, получала от него краткие записки (в одной из них он жаловался, что у него отобрали очки). Однако вскоре перестали принимать передачи и сказали, что все арестованные «высланы в дальние лагеря без права переписки»
Допросы продолжались в течение месяца.
— Следствие располагает данными, что вы систематически среди населения распространяли провокационные слухи о том, что советская власть подвергает репрессиям совершенно невинных людей и делает из них врагов. Подтверждаете ли вы это?
— Провокационных слухов среди населения я никогда не распространял.
— Известно, что вы систематически вели среди населения контрреволюционную фашистскую агитацию и восхваляли Гитлера. Признаете ли вы себя виновным в этом?
— Виновным себя не признаю, агитацию я не вел и Гитлера не восхвалял.
— Следствию также известно, что вы систематически распространяли среди населения контрреволюционные слухи о том, что якобы советская власть репрессирует невинных служителей религиозного культа и тем самым старается разрушить Церковь. Признаете ли себя виновным в этом?
— Нет, виновным себя не признаю. Клеветнических слухов среди населения я не распространял.
— Следствию известно, что вы вели агитацию среди населения города Уфы за усиление сергиевского церковного течения как самого контрреволюционного течения. Признаете ли вы себя виновным в этом?
— Агитацию за усиление сергиевского церковного течения среди населения не вел, но, возможно, иногда высказывался за усиление сергиевского течения, так как считал и считаю его самым правильным течением по сравнению с другими церковными течениями (автокефальным и обновленческим).
— Известно, что вы являетесь активным участником контрреволюционно-повстанческой организации в Башкирии. Дайте показания по этому вопросу.
— Участником контрреволюционно-повстанческой организации я не являюсь, и дать показания по этому вопросу я не могу.
— Вы говорите неправду. Следствию известно, что вы являетесь активным участником контрреволюционно-повстанческой организации в Башкирии, которая возглавлялась епископом Козловым, и, бывая у него на квартире, вы получали от него указания контрреволюционного характера. Требуем от вас правдивых показаний по этому вопросу.
— Повторяю. Участником контрреволюционно-повстанческой организации в Башкирии я не являюсь, и никаких указаний контрреволюционного характера от епископа Козлова я не получал, но на квартире у него был один раз, и говорили мы об освобождении ссыльных из ссылки.
13 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Николая к расстрелу.
Расстрелян 5 марта 1938 года в Уфе и погребен в безвестной общей могиле.
