В 1906 году Главное управление по делам печати МВД Российской империи переправило в Департамент полиции – другое важное министерское подразделение, занимавшееся координацией полицейской деятельности – письмо, которое написал на имя Министра внутренних дел драматург Михаил Викторович Шевляков. Повод для письма будет вполне понятен и современному читателю – власти запретили спектакль по его пьесе.
Андрей Шевляков — один из тех типажей, которые формировали фоновую среду русского театрального и литературного мира в конце XIX — начале XX вв. Он получил относительную популярность благодаря изданию сборников исторических анекдотов о различных известных фигурах – в частности, о Пушкине, Суворове и Петре I. Он сочинял тексты для романсов, написал несколько комедий и водевилей (таких, например, как «Мусью Sans Gene», «Сердцеед» и «Дезинфекция»), сотрудничал с юмористическими журналами, где публиковал свои стихи и заметки, переводил польские пьесы – в общем, добросовестно занимался театральным и литературным ремеслом, старался быть смешным и зарабатывать деньги – без особого успеха, но с голоду не умирал. В каких-либо предосудительных или скандальных с точки зрения полицейских властей занятиях он тоже замечен не был.
Однако в 1906 году его пьесу в Петербурге сняли с постановки. Дело в том, что на этот раз Шевляков решил выйти за рамки привычного для себя жанра водевиля и поставить спектакль по повести Александра Куприна «Поединок».
Повесть Куприна, вышедшая из печати в 1905 году, стала одной из литературных сенсаций своего времени. Произведение, в котором с неприглядной откровенностью была показана повседневная полковая жизнь русской армии, типы и взаимоотношения офицеров, вызвала скандал и завоевала быструю популярность. Куприн неоднократно и с неизменным успехом выступал с публичными чтениями повести на фоне гневных отзывов со стороны офицерства и части публицистов.
Сложно сказать, почему дело переложения повести в пьесу оказалось в руках именно Шевлякова (пьеса была им подготовлена в соавторстве с актером Иваном Перистиани и беллетристом Андреем Аркадьевым). Но, так или иначе, в его распоряжении оказался потенциальный хит. При этом сам Шевляков, привыкший писать безобидные водевили, а также его соавторы, не отличавшиеся стремлением срывать покровы и обнажать язвы, едва ли сознательно действовали в расчете на скандал, - скорее, они были заинтересованы в получении сборов. А во время Первой русской революции, на которую приходится выход «Поединка», можно было ожидать, что сборы будут получены именно с пьесы по скандальной книге. Но, как можно видеть, в Петербурге, где «Поединок» планировали поставить в Новом театре, эти расчеты не оправдались. Шевляков пишет в своем послании министру, что он не получал никаких письменных уведомлений о запрете пьесы и о причинах такого запрета, «а просто-напросто явился в театр полицейский офицер и заявил, что по приказанию Господина Градоначальника пьеса «Поединок» к представлению запрещается». Итак, в 1906 году для отмены спектакля хватало одного полицейского. Градоначальник в Российской империи – особая должность, существовавшая в нескольких городах, выведенных из губернского подчинения. Его полномочия соответствовали должностным обязанностям губернатора, и городская полиция также ему подчинялась. Шевляков, получивший разрешение на постановку пьесы в Главному управлении по делам печати «почти без изменений», отдельно недоумевал в связи с тем, что как ему казалось, статус разрешения от министерской структуры не может быть отменен чиновником, заведующем полицией в отдельном городе (пусть и в столице).
Впрочем, в своем прошении соавтор пьесы «Поединок» не предполагал возмущаться произволом или обвинять высокопоставленного чиновника в самоуправстве. Он лишь пытается убедить МВД в том, что его пьеса совсем не так опасна, как возмутившая военных повесть.
Шевляков подчеркивает, что «пьеса эта не заключает в себе ничего опасного ни в общественном смысле, ни в смысле критического отношения к военному элементу, которому в «Поединке» отведено главное место», и что «из повести Куприна заимствовано одна только романтическая история и ничего больше». Чтобы снять все сомнения, он говорит и о личном понимании государственных интересов: «Будучи самым благонадежным обывателем и убежденным монархистом я бы, конечно, никогда не осмелился пустить в обращение такого произведения литературы, которое могло бы хоть малейшим образом действовать на толпу вызывающе». Для дополнительной убедительности же обращает внимание на то, что в Москве его пьеса уже ставилась и «не вызывала чьего-либо неодобрения».
Как уже писалось выше, Главное управление по делам печати действительно поручило Департаменту полиции выяснить вопрос, почему разрешенную им пьесу запретили в Петербурге. В ходе такого выяснения был получен ответ градоначальника. Чиновник заявил, что реагировал на сигналы общественности и снял пьесу «вследствие сообщения Окружного генерал-квартирмейстера Штаба войск гвардии и Петербургского военного округа (…) о том, что пьеса эта тенденциозно изображает неприглядные стороны быта офицеров и оскорбляет офицерскую честь».
В том же письме градоначальник пишет, что после переговоров с артистами и драматургами из пьесы дополнительно было вырезано несколько картин, «т.е. сцен извращенно изображавших бытовые стороны военной жизни», и пьесу вновь разрешили к постановке (возможно, прошение Шевлякова министру пришло уже после этого решения, а выяснить вопрос оперативно не позволяли заведенные порядки).
По крайней мере, можно видеть, что распространение недостоверных сведений о вооруженных силах Российской империи в то время не влекло за собой каких-либо особенно неприятных последствий для драматургов – даже при возмущении военных. Таковы уж были законы.
