Российское Правительство, если на него хорошо надавить, может оказаться вполне эффективным в использовании своих возможностей на благо общества. Это особенно заметно, если посмотреть на итоги развития российской промышленности в 2010 году. Итоги эти впечатляют – рост на 8% к уровню 2009 года, что во время мировой депрессии является не просто хорошим, а блестящим результатом.
Понятно, что рост на 8% после падения на 15% (в 1-ом квартале 2009 года к 1-ому кварталу 2008 года) не является полным восстановлением производства до докризисного уровня, и до его достижения надо еще работать и работать. Более того, подобного рода восстановление не требует больших финансовых затрат, так как происходит на уже существующих производственных мощностях и при наличии квалифицированной рабочей силы. Поэтому организовать восстановление производства при наличии подобного рода условий является не очень сложной задачей. Но все равно, без вмешательства Правительства мы могли иметь классическую депрессию, с незагруженными мощностями, массовой безработицей и надеждами на то, что рост экономики сам по себе когда-нибудь, да восстановится.
В нашем конкретном случае эти надежды были бы очень призрачными, потому что российская промышленность очень сильно зависела от состояния мирового рынка товаров и мирового рынка капиталов. Львиная доля дохода в промышленности получалась за счет реализации на экспорт товаров топливного и металлургических комплексов. А падение мировых цен на эти товары во время кризиса было самым сильным. Соответственно, падение цен привело к сокращению доходов и выпуска продукции в экспортных отраслях, а уже это сокращение привело к падению внутреннего спроса и выпуска, так как часть доходов, получаемых от экспорта, использовалась не только на оплату импорта, но и транслировалась во внутренний спрос.
Падение внешнего спроса, которое потянуло за собой падение внутреннего спроса, было ускорено массированным оттоком капитала. При этом, что немного обидно, отток капитала был вызван не столько ситуацией в российском хозяйстве, сколько состоянием дел самих кредиторов. Как выяснилось в самое ближайшее время, они навыдавали массу «плохих» кредитов в других странах (в основном – в США), вернуть которые оказалось невозможно, и поэтому были вынуждены сокращать финансирование «хороших» заемщиков, чтобы иметь необходимую ликвидность на случай «набега» вкладчиков. То есть российские компании попали «под раздачу», хотя некоторые из них, честно говоря, сами были не в лучшем состоянии. И только кризис смог это выявить.
Таким образом, в результате мирового кризиса российская промышленность оказалась в сжимающихся клещах упавшего внешнего спроса и уходящего капитала. И выбираться из этой ситуации «естественным» путем пришлось бы очень долго – пока не восстановятся мировые рынки товаров и рынки капиталов. К каким социальным последствиям привело бы такое поведение – сказать трудно, однако Правительство правильно сделало, что не устроило эксперименты над людьми и активно занялось промышленной политикой, результаты которой показаны статистическими сводками.
Направления промышленной политики, которые вытянули промышленность из кризиса, определялись, в общем, теми же самыми обстоятельствами, которые ее в кризис втянули, – падением спроса и оттоком капитала. Соответственно, для подъема производства надо было каким-нибудь образом заместить ушедший капитал и восстановить сдувшийся спрос.
Однако, как нам представляется, эти направления промышленной политики были бы практически неосуществимы, если бы во время предыдущего подъема российские монетарные власти не накопили бы достаточно большие валютные резервы. Используя эти резервы, они смогли сначала заместить отток капитала, а после – стимулировать покупательский спрос.
О том, как происходило замещение капитала, было написано достаточно много, поэтому повторяться большого смысла нет. Отметим только, что банковская система страны, которая и приняла на себя почти всю тяжесть сокращения ресурсной базы, была поддержана с двух сторон – с одной стороны ей по разным каналам предоставили долгосрочные ресурсы (например, в виде депозитов Министерства финансов и стабилизационных и субординированных кредитов Центрального банка). А с другой стороны, финансовые органы произвели скупку ценных бумаг, обращающихся на фондовом рынке, курс которых сильно упал, и добились его повышения. Повышение курсов ценных бумаг позволило избежать массовых дефолтов банкам со стороны тех заемщиков, кредиты которым были выданы с обеспечением ценными бумагами.
Правда, провести подобные мероприятия в отношении кредитов, которые были обеспечены залогами в виде товаров или недвижимости, оказалось трудновато, поэтому российская банковская система все еще находится в тяжелом состоянии. Новых кредитов она практически не выдает и занимается только тем, что рефинансирует старую, докризисную задолженность.
Надо еще добавить, что кроме финансовой поддержки банковского сектора Правительство произвело прямые вливания в капитал ведущих промышленных предприятий и помогло им погасить долги перед поставщиками. Благодаря этой мере удалось избежать массовых банкротств в реальном секторе.
Что касается стимулирования покупательского спроса, то здесь дело оказалось гораздо сложнее. Ограничения, которые были наложены на этот спрос, оказались достаточно серьезными, и справиться с помощью только валютных резервов, какими бы большими они ни были, оказалось невозможно. Эти ограничения, более или менее условно, можно разделить на две группы: структурные и валютно-финансовые. Под структурным ограничением мы понимаем обстоятельство, о котором упоминали выше, – львиная доля доходов от реализации промышленной продукции получалась от экспорта изделий топливного и металлургического комплексов. После того, как внешние рынки для этих комплексов схлопнулись, встал вопрос – а куда девать эту массу нефти, газа, угля и металлов? Внутренний рынок, даже когда он был на подъеме, не мог ее целиком потребить, что уж говорить про кризисные времена. Но если высвободившиеся от экспорта товары нельзя сбыть на внутреннем рынке, пусть даже по сниженным ценам, то их производители не получат доходов, и не смогут, в свою очередь, использовать их для оплаты внутренних расходов.
Валютно-финансовое ограничение состояло в том, что если вы начинаете стимулировать внутренний покупательский спрос, то через некоторое время это приводит к восстановлению импорта – ведь получатели доходов особенно не разбираются, где товары отечественного производства, а где импортного. Им нужен товар определенного качества по определенной цене, а страна происхождения является второстепенным вопросом. Кроме того, ряд товаров в России вообще не производится, поэтому восстановление производства и доходов автоматически влечет за собой рост их импорта. Поэтому могла сложиться ситуация, когда одновременно стоимость экспорта находится на низком, посткризисном уровне, а стоимость импорта или растет, или остается стабильно высокой.
Нетрудно предугадать, чем чревата подобная ситуация. Импорт, который не будет покрываться экспортом, можно будет финансировать только за счет снижения валютных резервов, которые и так, по причинам, описанным выше, испытали сильное давление. Поэтому валютные резервы после двух-трех лет подобной политики оказываются сильно усохшими, и монетарные власти, чтобы предотвратить их полное исчезновение, вынуждены прекратить стимулирование спроса.
Другой вариант – за счет сильной девальвации отсечь конкурирующий импорт и таким способом сохранить резервы – тем более не подходит, так как девальвация рубля отсекает любой импорт, в том числе и производительный – в виде сырья, материалов, комплектующих и запасных частей, без которых российская промышленность на полную мощность работать не сможет.
То есть если с замещением капиталов российское экономическое руководство справилось, то вот со стимулированием спроса могли бы быть большие трудности. Правда, здесь надо оговориться и отметить, что часть ранее импортируемой продукции может быть замещена внутренним производством, и поэтому восстановление импорта в прежних объемах может и не произойти. Но, как можно предположить, возможности по импортозамещению у нас сейчас не очень большие, поэтому оказать серьезное воздействие на движение валютных потоков они не смогут.
Но здесь нам повезло. Все-таки не у одной российской промышленности была тяжелая ситуация, кризис захватил и развитые страны, которые стали проводить аналогичные антикризисные мероприятия. Как результат, мировое денежное обращение быстро насытилось международной ликвидностью, и после этого цены, упавшие было в период кризиса, снова стали расти. Рост цен привел к восстановлению объемов производства и экспорта российских экспортеров, а рост валютной выручки снизил напряженность на валютном рынке. Поэтому объемы экспорта были больше, чем импорт, что позволило одновременно и удерживать стабильным валютный курс, и восстановить (правда, тоже не полностью) валютные резервы.
Более того, постоянное превышение экспорта над импортом (и другими валютными расходами) позволило Правительству широко развернуть разного рода программы стимулирования спроса. Эти программы охватывали или большие социальные группы (валоризация и индексация пенсий), или отдельные группы потребителей (программа утилизации старых автомобилей), или носили адресный характер (госзаказы). Как результат, внутренний спрос частично восстановился, и нагрузка на простаивающие мощности значительно увеличилась.
Теперь можно посмотреть, какие отрасли российской промышленности были лидерами роста в прошедшем году, и за счет чего именно этот рост стал возможен: за счет роста внешнего или внутреннего спроса.
Если начинать с добывающих отраслей, то лидерами здесь оказались газовая промышленность и добыча железной руды (рост на 11%). Выплавка чугуна и стальной прокат возросли соответственно на 9% и 10%. Это не удивительно, так как восстановление мирового спроса затронуло в первую очередь топливно-энергетические товары и металлопродукцию. В пищевой промышленности лидером оказалось производство мяса и мясопродуктов (рост на 15%). Такой большой рост производства, с одной стороны, связан с тем, что из-за неурожая кормовых культур сельскохозяйственные производители скот все-таки забивали; а с другой стороны могло иметь место импортозамещение. В легкой промышленности стимулирование спроса и импортозамещение помогло увеличить производство тканей на 16%, производство мужских профессиональных и производственных костюмов и комплектов – на 20%, и производство обуви – на 20%. В химической промышленности за счет роста внешнего спроса выпуск удобрений возрос на 23%, а за счет косвенного воздействия стимулирования спроса в автомобильной промышленности выпуск автомобильных камер, шин и покрышек увеличился на 30%. Промышленность строительных материалов, как ни странно, тоже увеличила выпуск продукции, и тоже на значительные величины: цемент – на 15%, окна и их коробки – на 18%, стеновые блоки – на 19%. Выпуск тепловых турбин увеличился на 95%, электродвигателей – на 32%. Ну и, наконец, главным рекордсменом оказалась автомобильная промышленность, у которой выпуск легковых автомобилей увеличился в два раза, выпуск грузовиков – на 65%, а автобусов – на 26%. Разумеется, такой скачок произошел только благодаря господдержке в виде программы утилизации старых автомобилей, и поэтому можно сказать, что государственная промышленная политика вытянула эту отрасль из кризиса.
Теперь, когда мы обрисовали текущее состояние российской промышленности, и способы, благодаря которым оно было достигнуто, возникает следующий вопрос: может ли восстановление производства продлиться дальше, до уровня 1-го квартала 2008 года, или промышленность остановится на достигнутом? Этот вопрос возник не случайно, так как если валютно-финансовое положение позволяет стимулировать спрос и дальше, не боясь роста импорта и сокращения валютных резервов, то вот структурные ограничения могут восстановление производства серьезно затормозить.
Дело в том, что основной получатель государственной поддержки – автомобильная промышленность – потенциал своего роста, похоже, уже исчерпал. Дальнейшее расширение производства в нем возможно только после ввода в действие новых мощностей, а когда это произойдет, зависит уже не от российского Правительства, а от филиалов иностранных автомобильных компаний, которые эти мощности строят. Другая отрасль, вливания в которую сильно стимулируют экономический рост – строительство жилья и торговых центров, – пока не подает признаков жизни, так как частные инвесторы вкладываться в нее не хотят, а сможет ли это сделать государство, пока не ясно.
Правда, решением данного вопроса может быть расширение инвестиций в городскую инфраструктуру – это давно назревшая тема, и сейчас самый подходящий момент, чтобы ее решить, заодно стимулируя рост выпуска продукции в отраслях-поставщиках и подрядчиках. Но для этого снова нужны финансовые вливания государства, и поэтому мы с нетерпением ждем его очередного эффективного решения.
