Существование государственных корпораций в капиталистической экономике всегда вызывало массу споров. Одна часть спорящих утверждала, что государственная собственность чужда капиталистическому строю, так как снижает предприимчивость граждан, понижает эффективность экономики и вообще является коммунистической идеологической диверсией. Другие, заявляли, что госкорпорации для того и возникли, чтобы исправить «провалы рынка», то есть компенсировать неудачную деятельность частных фирм. Поэтому эффективность государственных компаний, наоборот, очень высока; что же касается диверсий, то для капиталистического строя как раз более опасна постоянная массовая безработица, которую порождает механизм свободного рынка, и ликвидировать которую и были призваны госкорпорации.
Этот спор возник еще лет эдак 60 тому назад, но тогда для нас он был не очень актуален, потому что в СССР к тому времени все уже было национализировано, и проблема соотношения частного и государственного хозяйства исчезла сама по себе. Но после краха коммунизма, как водится, мы качнулись в другую крайность, и стали приватизировать все подряд, считая, что только частная собственность на средства производства может принести высокий уровень благосостояния. Тем более, что на Западе как раз была в моде либеральная модель экономического развития, а она подразумевала необходимость приватизации максимума государственного имущества.
Так это или нет – тема отдельного разговора, но по факту процесс приватизации начался, и большая часть государственной собственности получила частных владельцев. Большая, но не вся, так как за годы строительства социализма этой самой собственности было построено очень много, и передать ее в частные руки за несколько лет было трудно. Кроме того, многие объекты оказались таким барахлом, что найти покупателя для них было практически невозможно: проще ликвидировать, чем приватизировать. Но процесс ликвидации был не менее сложным, чем процесс приватизации, потому что в одних случаях закрытие предприятия грозило массовой безработицей, в других – приводило к финансовой несостоятельности целых городов, а в третьих – к потере отдельных военных технологий. Поэтому приватизация так и не была доведена до конца, и на руках у государства остался большой кусок собственности, с которым было не ясно, что делать.
Бесхозная государственная собственность еще долго могла бы находиться в подвешенном состоянии, если бы ветер не поменялся, и вместо идеи о тотальной приватизации не появилась идея об огосударствлении части хозяйственных объектов. В этом смысле мы как раз находимся в русле мировых тенденций, потому что на Западе, как уже было отмечено выше, побеждает то одна, то другая точка зрения на собственность на средства производства. В нашем случае провести в жизнь эту идею было гораздо легче, так как память о том, что еще совсем недавно все имущество было государственным, жива в народном сознании. Также в народном сознании существует устойчивое представление, будто приватизация была грабительской и ее итоги надо пересмотреть.
Поэтому идея об огосударствлении не могла не овладеть массами, тем более, что материальная база для этого, в виде недоприватизированной собственности, была налицо. И когда нашлись исполнители, идея стала воплощаться в жизнь.
И вот начиная примерно с 2005 года, на базе нескольких военных предприятий, находящихся в государственной собственности, стал создаваться холдинг, включающий в себя производство вооружений практически по всем его видам. В этом, правда, не было бы ничего страшного, так как во многих странах производство вооружений является исключительно делом государства. Но, кроме общего правила, существуют еще и исключения, и как раз российская оборонная промышленность представляла и представляет собой одно большое исключение из правила.
Дело в том, что изначально, еще со времен форсированной индустриализации 30-х годов, советские промышленные предприятия проектировались и строились как предприятия двойного назначения: они могли выпускать и гражданскую, и военную продукцию. В некоторых случаях это объяснялось единством технологии – например, в судостроении и авиастроении, а иногда – особенностями транспортировки военной продукции. Так, поскольку для перевозки танков требуются специальные железнодорожные платформы, то одновременно с танковым производством создавалось и производство специализированного подвижного состава. Когда шла война, производство платформ полностью обслуживало потребности фронта, а когда война заканчивалась, могло переключиться на обслуживание потребностей гражданских перевозок. В области электроники и средств связи гражданские и военные технологии вообще мало чем различались, и на одном и том же оборудовании, из одних и тех же материалов и руками тех же рабочих можно было изготовлять управляющие блоки как для ракет, так и для станков. Или просто делать электронные игрушки.
В общем, совпадение военного и гражданского производства в российской промышленности было почти полным, что, однако, и породило ряд проблем в начале процесса огосударствления военных предприятий. Получалось, что наряду с чисто военным производством государство брало под свое крыло и гражданские производства, что очень плохо сочеталось и с политикой приватизации, и с политикой привлечения частного, особенно иностранного, капитала, да и с условиями конкурентного хозяйства.
Конечно, объединение гражданского и военного производства в рамках одной государственной структуры могло объясняться, в частности, тем, что гражданские производства будут зарабатывать деньги для оплаты расходов военного производства. Это было хорошо понятно, так как именно на таком принципе организованы многие крупные иностранные корпорации. Используя доходы от гражданских производств, они финансируют военные разработки, которые потом предлагают государству. И если государство принимает эти разработки для своих нужд, то оплачивает их стоимость из бюджета. В нашем же случае можно было пойти дальше, и продекларировать, что госкорпорации будут сами оплачивать военные разработки за свой счет и, тем самым, не будут брать у государства ни копейки на военно-промышленные нужды.
Эта мысль казалась очень верной, особенно когда в состав государственной компании, объединяющей государственные пакеты акций, был включен Волжский автомобильный завод, выпускающий только продукцию гражданского назначения. Его доходов точно бы хватило на оплату всех военных исследований. Но, к сожалению, оценить эту мысль по достоинству так и не удалось. Пока шло формирование структуры и борьба с собственниками за активы, разразился мировой экономический кризис, и производство на всех предприятиях – и на военных, и на гражданских – резко упало. А отток капиталов и резко подскочившие процентные ставки сделали кредитование большинства предприятий государственной корпорации очень затруднительным. Поэтому, едва успев начать работать, некоторые структуры, управляющие государственной собственностью, фактически прекратили свою деятельность.
Что будет с этими структурами дальше, пока не известно, мы будем ждать результатов проверки, устроенной по решению Президента. Но вне зависимости от ее выводов, мы можем сами поставить кое-какие вопросы, важные для определения концепции промышленной политики, так как ситуации, аналогичные нынешней, наверняка будут возникать и в будущем. Во-первых, допустимо ли нахождение «под одной крышей» и военных, и гражданских производств, с учетом того обстоятельства, что собственником является государство, которое может предоставить преференции своему гражданскому производству в ущерб частным конкурентам. Во-вторых, где находится допустимый предел вовлечения в состав государственных корпораций (или других аналогичных структур) предприятий-поставщиков. Этот вопрос важен потому, что, с одной стороны, для обеспечения режима секретности количество поставщиков, входящих в госструктуру, должно быть максимальным, а с другой стороны, большое количество хозяйственных единиц, входящих в корпорацию, делает ее малоуправляемой, и снижает ее экономическую эффективность.
Если ответы на эти вопросы будут получены, то процесс создания новых государственных корпораций, если, конечно, в этом будет признана реальная потребность, станет более содержательным, а результат этого будет сильно отличаться от теперешних госкорпораций, принцип формирования части из которых сильно напоминает принцип формирования мусорного контейнера.
