Мы публикуем реплику известного экономиста, руководителя Экономической экспертной группы и Ассоциации независимых центров экономического анализа Евсея Томовича Гурвича, произнесенную в рамках дискуссии "Кризис и выход из кризиса в ХХ веке: уроки экономики". Мероприятие прошло в рамках цикла "Мутирующая реальность".
Организаторы дискуссии:
Я являюсь прикладным экономистом, например, строил модель кризиса 1998 года в России. Недавно мы с коллегой количественно оценили роль факторов, которые во время международного кризиса 2008-2009 годов определяли большую или меньшую глубину спада экономики в разных странах в зависимости от условий, в которых они находились, их политики. Так что у меня есть опыт исследования механизмов кризиса, но если говорить об обобщении и осмыслении всей истории кризисов, то здесь я скорее любитель. Поэтому выступлю безответственно, в отличие от своих научных публикаций, где приходится писать то, что я могу доказать.
Если говорить о кризисах в целом, то я согласен с позицией Чжоу Эньлая. Он считал, что пока рано судить о Великой французской революции. Историки отсчитывают историю кризисов от 14-го века, когда произошел первый зафиксированный в литературе дефолт по суверенному долгу в Англии. Другие историки говорят, что надо отсчитывать от 13 века -тогда в Венеции, едва возникли первые ростки банковской системы, и им сразу же стало угрожать банкротство. Государство уже тогда вынуждено было вмешаться, чтобы спасти вновь родившуюся банковскую систему от краха. Ну, и когда люди пытаются осмыслить всю историю кризисов, то взгляды получаются очень разные, я бы сказал, полярные. Левые мыслители говорят, что кризисы – это свидетельство изначальной порочности рыночной системы как таковой. Соответственно, нужно просто немного подождать - и вы увидите, что если не сегодняшний, так следующий кризис приведет к летальному исходу всей рыночной системы, всем известно, что затем появится. Противоположный взгляд состоит в том, что кризис – это проявление паник или маний; уже наоборот - от фундаментального к чисто психологическому объяснению. Я не согласен совсем с первой точкой зрения, а со второй согласен в небольшой степени. В некоторых кризисах паника действительно играет серьезную роль, но в целом все-таки психологические факторы не являются главными.
Мою общую позицию можно пояснить аналогией: кризис – это болезнь. Любой человек, любой организм время от времени болеет и болезнь сама по себе не говорит об изначальной порочности конструкции. Кризисы, как и болезни, бывают разных видов. Что вообще такое кризис? Кризис – это либо резкое изменение экономических показателей, прежде всего, ценовых (резкое изменение обменного курса, падение стоимости акций) либо невозможность выполнять свои обязанности и функции. Например, дефолт по долгу, когда заемщик не может исполнить свои обязательства перед кредиторами. Или, например, банковский кризис – банк не в состоянии расплатиться со своими вкладчиками. В обоих случаях прямые аналогии с различными болезнями, когда скачет температура, давление, либо отказывает какая-то биологическая функция организма. Известно много видов кризисов: долговые, валютные, банковские, фондовые. Еще более общая категория, чем фондовый кризис - «пузыри» на рынках, когда цены каких-то видов активов беспричинно надуваются, а потом резко теряют свою стоимость. Такой тип кризисов известен давно, знаменитая «тюльпановая лихорадка» 17-го века – типичный пример «пузыря». Другой пример – история «Компании Южного моря» в Англии, в те же времена. Понятно, что кризисы имеют тяжелые и очень тяжелые последствия. Во время Великой Депрессии ввсего за 3 года экономика США потеряла почти треть ВВП. Рекорд стоимости для бюджета был установлен в 1997-1998 гг. в Индонезии, где кризис обошелся государственному бюджету в 57% ВВП. Понятно, что кризисы имеют не только экономическое, но и социальное и политическое значение. Скажем в Испании сейчас безработица выше 20%, а среди молодежи намного больше. В Аргентине в начале 2000-х годов уровень бедности повысился почти мгновенно в два раза - с 27 до 54%. Там же после этого же кризиса за один месяц сменилось 4 президента - это, наверное, тоже мировой рекорд.
Почему все это происходит? Что можно с этим сделать? Как будет развиваться эта ситуация в будущем? Если говорить о причинах – почему? На мой взгляд, если говорить в самых общих чертах, важный вопрос, который затрагивал и профессор Боржо, - это вопрос о том, насколько кризисы сходны между собой или различаются. Было много работ на эту тему. С одной стороны, понятно, что каждый кризис уникален по той простой причине, что каждая экономика уникальна. Даже в одной и той же стране в разное время экономика имеет разные черты, поэтому кризис будет протекать по-другому. В то же время оказывается, что во все времена это было повторяющееся явление: почти все время какая-нибудь из стран в мире находится в состоянии кризиса. Особенно в периоды войн увеличивается доля стран, которые находятся в кризисе. В мирные периоды она снижается, но все время (и сейчас) где-то идут кризисы. Анализ показывает, что во всех кризисах, которые происходили в прошлом и настоящем, больше общего, чем индивидуального. Это позволяет нам выводить обобщения. Если говорить об общих причинах, я бы выделил два фундаментальных механизма. Первое, когда изначально ошибочно строится макроэкономическая политика государства: бюджетная или денежно-кредитная. Нередко они не согласованы между собой, и тогда изначально обречены, как неправильно спроектированное здание. Один пример – это, скажем, использование механизма «валютного комитета» без достаточных для этого оснований. Один из знаменитых кризисов, аргентинский, был обусловлен тем, что они ввели эту конструкцию. Кстати, у нас после кризиса 98 года всерьез рассматривался вопрос о том, не принять ли нам такой механизм. Экономический советник президента Андрей Илларионов тогда настаивал на его принятии, но его не приняли. Я думаю, что для нас это было правильным решением. Эта схема для Аргентины привязала их валютный курс к доллару, а их главный конкурент в Южной Америке - Бразилия - проводила другую политику. И оказалось, что бразильская валюта ослабевала по отношению к доллару. Аргентина теряла конкурентоспособность, это одно из направлений ее движения к кризису. Здесь яркий пример того, к чему приводит неправильно выбранная политика – к кризису. Кстати, еще одна аналогия. Кризисы, как и болезни, часто следуют сериями, либо приходят одновременно, имея общие фундаментальные причины, также как бывает с болезнями ослабленного организма. Таким комплексные кризисы, как правило, бывают самыми тяжелыми.
Другой вариант неправильной политики – это когда правительство постоянно имеет хронический бюджетный дефицит, который компенсируется печатанием денег. Это тоже тупиковая конструкция, которая рано или поздно перестает работать. Но такой случай не так часто встречается в чистом виде. Мне кажется, что наиболее общий механизм – обманутые ожидания. Как-то этот механизм недооценивают, а он присутствует практически в каждом кризисе. Долговой кризис возникает как следствие длительного долгового финансирования дисбалансов. Он происходит в результате того, что долгое время расходы страны превышают ее доходы, эту разницу чаще всего покрывают за счет заимствований, редко когда только в результате дополнительного выпуска денег, если только небольшой частью. Если страна долгое время заимствует и накапливает большой долг, который потом не может обслужить, это значит, что у инвесторов были неправильные ожидания. Потому что если они давали стране в долг, то они думали, что страна потом сможет расплатиться по обязательствам. Потом выясняется, что страна не может расплатиться - значит, у инвесторов были неправильные расчеты и ожидания. И так почти в любом случае. Если происходит резкая девальвация - валютный кризис, это значит, что те, кто держал данную валюту, рассчитывали, что ее стоимость не упадет, - их расчет оказался неверен. Если кто-то держал свои деньги в банке, например, на Кипре, он рассчитывал, что получит деньги назад, - его расчеты не оправдались. И так далее.
Чем объясняется ошибка? Иногда это неполнота информации, иногда (реже) событие, которого никто не мог предвидеть, – стихийные бедствия, например. Но это бывает довольно редко. Чаще всего причина в близорукости участников экономического процесса, будь то правительство или инвесторы, граждане. Распространенный пример близорукости на бытовом уровне – большинство людей ожидает, что тенденция последних месяцев - например, рост или снижение курса доллара, рост цен на недвижимость - то эта тенденция будет продолжаться и в будущем. Люди основываются на экстраполяции того, что наблюдалось в прошлом, на будущее. Это простительно для простых граждан, но часто такими несложными соображениями руководствуются и более изощренные участники рынка - инвестиционные компании, банки. Особый случай – это несимметричная информация, когда, скажем, банк имеет информацию о качестве своих активов, а граждане этой информации не имеют, поэтому руководствуются косвенными соображениями. Например, оценкой рейтинговых агентств. Или люди исходят из того, что власти должны закрывать плохие банки с некачественными активами - следовательно, если не закрывает данный банк, , значит, ему можно доверять. Это тоже распространенная ошибка и заблуждение. Избыточное доверие к тому, что кто-то, кто должен выполнять эту функцию, ее хорошо и правильно выполняет. Часто кризис возникает на пересечении этих двух механизмов, о которых я говорил. С одной стороны, неправильные ожидания, с другой стороны - неправильная политика.
На мой взгляд, именно такое пересечение было причиной валютного и долгового кризиса в России в 98 году. Изначально, как известно, упали цены на нефть. По нынешним временам смешны цифры, которые тогда были. Но если посмотреть в относительных единицах, то это не так смешно. Цены, напоминаю, упали с 20 до 12 долларов за баррель. Это падение на 40%, т.е. достаточно большое. Центральный банк в то время проводил политику валютного коридора для того, чтобы справиться с инфляцией, которая оставалась высокой. Но объективной фундаментальной основой обменного курса является стоимость экспортных товаров страны. При таком падении цен на нефть ЦБ должен был провести девальвацию рубля, но не стал этого делать, считая что цены снизились временно, ненадолго.Проблема в том, что участники рынка думали иначе- они ожидали, что цены на нефть долго будут оставаться на низком уровне, значит, неизбежна девальвация. В этом случае им не было смысла покупать облигации, которые правительство выпускало в рублях. Всем было выгоднее, особенно иностранным инвесторам, покупать доллары, чем рублевые облигации, которые в долларовом выражении вот-вот обесценятся. Соответственно, правительство занималось тем, что оно боролось с тем, что ему казалось предрассудками и заблуждениями инвесторов, пытаясь переубедить их. Зная, что потом происходило, мы можем сделать парадоксальные выводы. С одной стороны правительство было право в том, что цены на нефть вскоре восстановились. Но тем не менее его политика была неверной, поскольку главное - это верят в восстановление цен инвесторы или нет. В данном случае правительство пыталось идти против рынка, с одной стороны, а с другой, здесь мы видим самосбывающиеся ожидания -это один из важных кризисных механизмов.
Есть ситуации, когда кризис объективно неизбежен. И тот, кто вовремя поймет это, сможет минимизировать свой ущерб. Бывают ситуации, когда для кризиса нет никаких оснований. Тот, кто примет меры предосторожности, потеряет, потому что меры будут излишними. Кроме этих двух случаев, бывают серые зоны, когда кризис может произойти или нет в зависимости от того, верят ли в него участники или нет. Это называется «самосбывающийся кризис». Российский кризис 98 года хорош тем, что в нем было очень много сюжетов. Один из них – произошла самосбывающаяся девальвация. Все участники верили, что она неизбежна, поэтому не покупали рублевые активы, - результатом этого стало то, что девальвация стала неизбежной. Если бы правительству удалось убедить участников рынка в том, что проблемы носят временный характер, то валютного кризиса не произошло бы.
Следующий сюжет. Часто говорят о том, что последний кризис, который все еще продолжается, якобы показал бессилие экономической науки, что она не смогла предвидеть, объяснить, что нужно делать, как его предотвратить. Я с этим не очень согласен. У меня есть претензии к экономической науке в части последнего кризиса. Они, в основном, связаны с тем, что если не экономическая наука в целом, то значительная часть экономистов поверила, что кризисов больше никогда не будет. Якобы мы выросли из этой детско болезни рыночной экономики преодолели ее. Это серьезное заблуждение, которое, что важно разделяли многие люди, ответственные за проведение экономической политики. То, что они исходили из этого неверного убеждения, дорого обошлось всему миру. Но нельзя сказать, что в целом экономическая наука оказалась бессильна. Большая часть - мейнстрим экономической науки, не утверждал, что кризисов не может быть. После серии мощных кризисов 97-98 годов в Юго-Восточной Азии и России были серьезно осмыслен механизмы формирования ираспространения кризисов. Это был один из центральных вопросов экономической науки, были сделаны некоторые рекомендации. Но мы можем говорить, что некоторые концепции мейнстрима поставлены кризисом под сомнение – например, краеугольная концепция рациональных ожиданий. Согласно этой концепции участники рынка правильно предвидят будущие события: как будет меняться инфляция, обменный курс и т.д. Это не сработало во время кризиса.
Но проблема в том, что на Земле 7 миллиардов людей, и все ведут себя по-разному. Элементарных частиц во Вселенной гораздо больше, но они ведут себя не так разнообразно, как люди. Поэтому физические законы выводить гораздо легче, чем экономические. К тому же поведение человека непостоянно, меняется в зависимости от ситуации. На самом деле, появляются новые интересные идеи, как более правдоподобно описать поведение людей, принятие ими решений. Но нет единой теории, потому что все люди разные. При всех недостатках концепции рациональных ожиданий непонятно, чем ее заменить. Альтернатив много, а эта концепция всегда дает конкретные, пусть не всегда точно работающие рекомендации. Если заменять, то альтернатив десяток, непонятно, на что опираться. Меня лично, скорее, удивляет, что большую часть времени экономическая теория работает, чем то, что она не работала в период кризиса. Кризис дал толчок активному обсуждению альтернативных теорий, начиная с теории кризисов Маркса, которая приобрела большую популярность. Некоторые даже вспомнили Ленина, который говорил, что когда капитализм дойдет до фазы, которую можно называть финансовым капитализмом, это будет завершающим этапом развития, после которого он сойдет со сцены. Кроме того, есть теории, которые, в принципе, разумны, но не встроены в мейнстрим, потому что не формализованы. Одна из теорий, которую сейчас после кризиса часто вспоминают, - это теория Минского, который говорил много разумного. Он доказывал, что кризисы неизбежны, потому что чем успешнее развивается экономика, тем вернее наступает кризис. Динамичное развитие, снижение безработицы, рост доходов формируют у людей оптимизм. Оптимистические ожидания не могут вечно оправдываться, рано или поздно экономика оказывается не в состоянии полностью им соответствовать. Как только они перестанут оправдываться, произойдет кризис. Что он рекомендовал в качестве конкретной меры? Он выступал против финансовой либерализации, которая, можно сказать, составила основу глобализации. Это один из главных трендов последнего десятилетия – глобализация. Как она повлияла на кризисы? Анализ показал, что глобализация и либерализация финансовых рынков (особенно если сравнивать с периодом жестких правил Бреттон-Вудской системы, регулировавшей обменные курсы) привели к тому, что кризисы стали чаще. Но зато в странах, которые перешли на плавающий курс, длительность валютных кризисов сократилась, они стали менее разрушительными. Кроме того, участились кризисы в слабых экономиках. Один из общих выводов состоит в том, что финансовая либерализация хороша для сильных и опасна для слабых. Мы это видим, в частности, на примере еврозоны. Поначалу все страны выиграли от объединения, но потом, в трудные времена, экономически более слабые страны столкнулись с серьезными проблемами. Непонятно, компенсирует ли их нынешние потери предыдущий выигрыш. Выигрыш сильных от создания объединенной Европы не подлежит сомнению, а для слабых - под вопросом.
Одна из популярных теорий состоит в том, что кризис стал результатом гипертрофированного развития финансового сектора. В качестве свидетельства приводят резкое увеличение за последнее десятилетие доли финансового сектора в ВВП, его доходности и прибыльности. С другой стороны, утверждают, что финансовый сектор перестал выполнять свою главную задачу превращения сбережений в инвестиции, а стал выполнять исключительно спекулятивные функции, и в этом смысле работает сам на себя, а не на развитие экономики. Это очень спорные утверждения. Действительно, работа финансовой системы сильно изменилась: раньше банк просто брал сбережения у нас с вами и выдавал кредиты предприятиям. Сейчас он часто перераспределяет финансовые ресурсы между разными секторами, но, вполне возможно, что это тоже важная перераспределительная функция, работающая на развитие экономики.
Теперь, если говорить о выходе из кризиса – здесь есть два разных подхода. Один путь – это политика «санитара леса», когда пострадавшие от кризиса компании и банки банкротятся. В результате проявляется положительная сторона кризиса - он выявляет и отсеивает неэффективные сектора и предприятия. То, что стало нежизнеспособным в период кризиса, должно умереть, а на этом месте должно вырасти что-то новое. Это путь эффективный, но болезненный, по этому пути пошла Исландия во время нынешнего кризиса и Россия в 98 году (хотя поневоле). Результатом становится быстрый выход из кризиса и оздоровление экономики, но ценой серьезных испытаний для нее и для населения. Другой путь –максимальное смягчение последствий кризиса, стремление всех спасти. Это путь, по которому мы пошли в 2008 году, и пошла Япония в 90-е годы, спасая свою банковскую систему. Опыт показывает, что в этом случае последствия кризиса надолго растягиваются, не происходит оздоровление. Если страна выходит из кризиса, то в той же точке, в которой вошла. Япония 10 лет топталась на месте в 90-е годы, это называется «потерянное десятилетие». Что выбрать из этих двух путей? Решение очень непростое. Оздоровление за счет болезненных мер или же топтание на месте – трудный политический выбор.