Построение в России светлого инновационного будущего — задача явным образом нелинейная. Вроде бы представители элит сходятся в том, что это необходимо и даже неизбежно, но страна так и продолжает жить преимущественно на сырьевых ресурсах. Почти создано Сколково, но скептики сомневаются, что на подмосковном пустыре можно будет вырастить собственную Кремниевую долину.
Над закономерностями выращивания инновационной экономики много думают сотрудники международных структур, реализующих проекты поддержки этих процессов. Опыт работы в таких проектах стал основой доклада старшего экономиста Всемирного банка Евгения Кузнецова на традиционном семинаре Российской венчурной компании. Рассказ был посвящен рецепту превращения существующих в академической среде идей в готовые инновационные проекты.
Базовая проблема ясна: существуют страны со сложившейся инновационной культурой: США, Израиль, Тайвань или Великобритания. Там работают механизмы венчурного финансирования, а бизнес-проекты в сфере IT или биотехнологий растут как грибы.
Однако в странах, где инновационная культура только формируется начинаются проблемы. Даже если есть деньги и желание развивать новые отрасли у правительства, все усилия приводят к появлению «кладбища прототипов».
При этом механически «перенять опыт» успешных в инновационном плане стран практически нет шансов. Всегда речь идет о решениях, ориентированных на специфику страны.
Реализация инновационного проекта, по словам Кузнецова, проходит четыре стадии. Первая: подготовка почвы посредством работы с академическим сообществом. Далее следует процесс преинкубации, когда непосредственно инновационной фирмы еще не существует, и формируется «команда талантов». Третий этап: собственно стартап. И четвертый — это уже успех проекта и восприятие его в качестве модели. В случае успешного прохождения всех стадий компания становится кирпичиком в деле создания инновационной культуры.
Однако в странах с формирующейся инновационной культурой бизнес попадает в «Бермудский треугольник» между академическим сообществом, корпоративным сектором, выстроенным нередко по кумовскому принципу (особые отношения с государством и так далее), и правительством, которое хочет от вложений в инновационную сферу немедленного результата, не желая ждать, пока пройдет необходимое время.
Инновационный бизнес в этой схеме представляет даже не как анклав, а как эксклав — он чужд национальной экономике, зато изначально встроен в некоторый глобальный рынок.
«С точки зрения теоретика, инфраструктура венчурного финансирования вообще не должна возникать. Их появление обусловлено вложениями частного сектора, а он работает только с реальностью и вкладываться в абстракции не станет», - полагает Кузнецов. Таким образом, существует проблема — как превратить идею, даже самую прекрасную и перспективную, в проект, в который инвесторов будет готов вложиться. Тем более при условии отсутствия инновационной культуры.
Модель разрешения этого противоречия и противоядие против возникновения «кладбища прототипов» придумали, например, в университете Осло. Тогдашний ректор учебного заведения Стивен Торп, пытаясь найти способ коммерциализировать научные исследования, решил создать специальные команды по преинкубации инновационных проектов (команды «хорьков»).
«Смертность идей» на выходе очень высока — из трех сотен только полторы проходят стадию оценки, лишь для 30 составляется бизнес-план. 20 из них доживают до стадии составления инвестиционного плана и только 15 получают венчурное финансирование.
Всемирный банк попробовал применить норвежскую практику «хорьков» и в Аргентине. Ключевой вопрос заключался в том, за что именно платить этим специалистам. Если платить за результат — создание инновационной фирмы, то вряд ли кто-то возьмется за столь безнадежное дело. Если за «процесс» - то на стол заказчику лягут тонны отчетов и бизнес-планов. В результате получится все то же «кладбище прототипов». В результате, по словам Кузнецова, решили стимулировать прохождение каждой из стадий — от идеи до создания фирмы — с разными коэффициентами. Эксперимент пока далек от завершения, но такой путь, по мысли специалистов ВБ, вселяет надежду преодолеть проблему «кладбища прототипов».
Опыт Аргентины ценен и для России. В некотором смысле Аргентина — наш страна-близнец с очень высоким уровнем коррупции и низким качеством институтов. Так что если аргентинские «хорьки» смогут выстроить инновационные компании и создать модель, на которую смогут ориентироваться остальные потенциальные инноваторы, — получится и у нас. Тем более, что рассуждения об «уникальном пути», по мысли главы Российской венчурной компании Игоря Агамирзяна, имеют мало общего с действительностью и по сути контрпродуктивны.
