Мы продолжаем цикл материалов по следам семинаров Российской венчурной компании, посвященных проблемам выращивания инновационной экономики. Опыт работы в таких проектах в стал основой доклада старшего экономиста Всемирного банка Евгения Кузнецова. По итогам семинара нам дал комментарий президент Института национального проекта «Общественный договор», заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики Экономического факультета МГУ, руководитель консультативной группы Комиссии по модернизации и технологическому развитию России при Президенте РФ, один из номинантов «Премии Полит.ру» Александр Аузан.
Как бы вы описали типы стран в зависимости от их инновационной культуры?
Различие моделей состоит примерно в следующем. Есть страны, специализирующиеся на создании инноваций, и эти инновации носят мировой характер и внедряются в самых разных областях. А есть страны, которые специализируются на внедрении этих инноваций в промышленную фазу, например, европейские страны. Существуют еще страны типа Финляндии, которые могут выступать интеграторами инноваций, сами не будучи источниками технических идей. Насколько я знаю, Игорь Рубенович Агамирзян придерживается такой позиции, и мне она кажется резонной.
К какой группе относится Россия и что в связи с этим следует для формирования инновационной политики?
Россия, на мой взгляд, пока не относится ни к какой группе. Вопрос в том, какой путь она выбирает. Полагаю, что один из возможных вариантов — это размещение в России опытных производств. Здесь лучше проходят штучные и малосерийные продукты и плохо идут массовые серии до тех пор, пока у нас низкое уважение к стандарту. Полагаю, сейчас Россия может позиционироваться на связке - от исследований к опытным сериям.
Велика ли опасность "кладбища прототипов"?
В России всегда возникало большое количество идей, которые либо не имели возможности пройти фазу до внедрения, либо имели хорошее инновационное содержание, но не имели коммерческой отработки. Я бы не согласился с Игорем Рубеновичем в том, что при работе мирового рынка все, что имеет коммерческое предложение, будет высасываться из России. Здесь вопрос попадания тех, кто ищет, на тех, кто придумывает. Россия — большая сложная страна со своими амбициями.
Немалое количество идей, которые могли бы иметь коммерческое применение, здесь хоронится. Борис Долгин как раз задал вопрос: может ли прототип сначала полежать на «кладбище», а затем обрести некоторую ценность, или же он окончательно обречен. Я полагаю, что он может обрести ценность. Если какой-то прототип был отвергнут при определенных экономических условиях, которые изменчивы, он неожиданно может стать коммерчески востребованным, если какие-то издержки резко снизятся. «Кладбище» прототипов в России есть и оно большое, но продукты оказываются на нем по разным причинам и их может ожидать разная судьба.
Кажется ли убедительным рецепт борьбы с этой опасностью, описанный в докладе Евгения Кузнецова?
Евгений Кузнецов прав в том, что доинкубационная фаза требует некоторых специальных институтов, при этом не до конца и не вполне формализованных, гибких и немного расплывчатых, без четкой бизнес-модели. С другой стороны, типовых национальных решений для доинкубационной фазы быть, скорее всего, не может. Поэтому ответ на вопрос о бизнес-модели был неопределенным и неокончательным. Если говорить о том, что нужны некие специальные люди, чтобы как-то сопровождать доинкубационную фазу, то тут я с Кузнецовым согласен.
