В момент назначения Михаила Касьянова премьером рычаг, с помощью которого правительство могло сдвинуть с места тяжелую телегу российской экономики, был хорошо виден. Стремительная карьера Михаила Касьянова, бывшего еще в 1998 году одним из заместителей Министра финансов, во многом состоялась благодаря дефолту. Отказ России обслуживать советский внешний долг, который был "повешен" на нее в 1992 году, породил длительные и трудные переговоры с иностранными кредиторами, которые уже хорошо известный замминистра финансов провел блестяще.
Часть российских кредиторов, объединенных в так называемый Лондонский клуб, согласилась списать $10 млрд. советского долга, правда, признав его суверенным, то есть российским. В результате после отставки кабинета Примакова, а потом и Степашина, Михаил Касьянов стал министром финансов, а потом, уже в конце 1999 года, после назначения тогдашнего премьера Путина и.о. президента, сам стал премьер-министром.
После избрания президентом Путин подтвердил его полномочия, и, как тогда казалось, направление экономической политики в России определилось. Если замминистра за год стал премьер-министром благодаря успешным переговорам по списанию и реструктуризации внешнего долга, то, наверное, он продолжит свою деятельность на этом поприще. Тем более, что долг был большим, структурирован он был очень плохо, текущая экономическая ситуация выглядела отвратительной, и это давало определенные шансы на успех новых списаний и реструктуризаций. Кроме того, операции с внешним долгом могли быть расширены за счет включения в орбиту переговоров задолженности стран третьего мира перед СССР, которая так же досталась России от советского государства. Но в отличие от формальных обязательств платить, которые Россия выдала своим кредиторам, страны третьего мира, за некоторым исключением, даже формального обещания возвращать свои долги не давали. Соответственно, их платежи по обслуживанию и погашению советских кредитов были совсем ничтожными и большого значения для российского бюджета не играли. А ведь по своим размерам задолженность стран третьего мира даже превышала задолженность России и СССР странам первого мира.
Поэтому можно было предположить, что новый премьер энергично займется долговыми проблемами, что однозначно должно было привести к снижению нагрузки на федеральный бюджет. А это, в свою очередь, уже расширяло свободу маневра правительства во внутренней экономической политике. Оно могло или снижать налоги, или повышать доходы бюджетников, или усилить финансирование государственных капитальных вложений, в том числе в больших размерах оплачивать государственный оборонный заказ. Таковы были видимые перспективы деятельности нового российского правительства. Но этим перспективам не удалось сбыться.
Едва только премьер-министр вступил в должность и начал продавливать западных контрагентов по долговым переговорам на новые списания, внезапно, как черт из табакерки, на его пути выскочил экономический советник президента Андрей Илларионов. Он заявил, что списание долгов – это неправильная политика. А правильная политика, по его мнению, состоит в том, чтобы платить все долги, так как благодаря этим платежам валюты в стране будет мало, ее курс будет постоянно расти, что приведет к постоянному удорожанию импорта и надежно защитит отечественного производителя от иностранной конкуренции и даст невиданный толчок ее всемерному развитию.
В результате президент фактически дезавуировал собственного премьера, заявив на одной из международных встреч на высшем уровне, что России списания долгов не нужны, и она будет полностью выполнять взятые на себя обязательства. Этот маневр во многом удался благодаря большой экспортной валютной выручке, которая буквально заливала Россию где-то с 2001 года. Платежи стали проводиться бесперебойно, но на федеральный бюджет была взвалена совершенно невыносимая нагрузка. Так, за период времени, начавшийся с 2001 года, расходы по обслуживанию и погашению внешнего дога превышали 20% налоговых доходов. По исполненному бюджету 2003 года это около 450 млрд. руб., которые наверняка могли найти лучшее применение.
После полученного афронта правительство отошло в тень и сразу же получило наименование "технического". И стало заниматься как раз чисто техническими вопросами – приватизацией, разработкой и прохождением бюджета через Государственную Думу, корректировкой налогового законодательства, в том числе - введением упрощенной системы налогообложения для малого бизнеса, индексаций заработных плат работникам бюджетных организаций, принятием разного рода концепций развития отдельных отраслей экономики и тому подобными телодвижениями, которые было очень легко совершать в условиях валютного изобилия, которое пролилось на страну вследствие неимоверно высоких мировых цен на нефть и газ.
Все шло как бы само по себе – росла валютная выручка, вслед за ней росло реальное денежное предложение, что позволило не только прекратить безденежные расчеты, но и снизить процентные ставки по кредитам до уровня, доступного реальному сектору. А падение процентных ставок и относительное торможение инфляции позволило поддерживать экономический рост и без всякой девальвации, тем более, что она уже больше как год сменилась на ревальвацию. Но в общем экономический подъем первого срока президентства Путина носил послекризисный восстановительный характер. И стоило экономике восстановится в 2002 году до докризисного уровня 1997 года, как темпы роста резко упали. И если бы не стабильно высокий уровень цен на товары российского экспорта, эти темпы могли бы легко скатиться до нуля. И тогда требования Президента об удвоении ВВП выглядели бы по меньшей мере странно.
Тем не менее, в правительстве не смогли учесть всю двусмысленность подобной ситуации и не смогли предложить программу действий, рассчитанную на вывод экономики страны на траекторию устойчивого и высокого экономического роста, причем независимого от колебаний внешних условий. Да что тут говорить о концептуальных вещах, когда даже позиции премьер-министра и министра финансов по поводу использования внезапно появившегося профицита бюджета никак не могли совпасть. Министр финансов все избытки хотел спрятать в загашник на черный день, а его начальник считал, что профицита быть не должно вообще. Или его надо потратить на оплату дополнительных бюджетных расходов, или на его величину снизить налоги. А все ссылки на предприимчивость и инициативу частного сектора, которые делало либеральное крыло правительства, звучали не очень убедительно на фоне ситуации избыточной ликвидности, которая была основной темой всех комментариев текущего экономического состояния в 2003 году.
Денег в экономике было много, но вот экономика их не абсорбировала и в реальный капитал не превращала. То есть рост носил крайне неустойчивый характер, и в любой момент мог смениться обвалом. Даст ли какой-то толк в этом смысле отставка правительства, будет ясно в самом ближайшем будущем.
