Покупка ЮКОСовского НПЗ Mazejkus nafta - польско-американской компанией Orlen позволяет говорить об изменениях в российской энергетической политике. Чтобы поговорить о них, вспомним, какой она была еще недавно.
В 2002 году Польша была взбудоражена скандалом, который затронул самых высокопоставленных лиц в государстве, включая президента Александра Квасьневского. Скандал был назван "Орленгейтом" (по названию нефтяной компании PKN Orlen, символом которой, как нетрудно догадаться, является красно-белая голова орла).
Не будем вдаваться в подробности сюжета, бывшего в течение длительного времени любимой темой для западных СМИ. Вкратце, суть скандала заключалась в том, что в ходе приватизации нефтеперерабатывающих заводов в Польше разные противоборствующие группировки польских элит использовали “российскую карту” в качестве обвинения убойной силы.
При этом к “работе” с руководящими кадрами предприятия активно подключались спецслужбы – и российские, и польские, и английские. По мнению западных СМИ, наиболее активно участвовал в польских нефтяных делах (тогда – в интересах “ЛУКойла”), отставной офицер российской внешней разведки Владимир Алганов – человек, связанный с компанией ЭРКО, специализировавшейся на сложных взаимозачетах в атомной энергетике в 1990-е годы.
Взаимозачеты, напомним, в условиях дефицита настоящих денег (иногда искусственно создаваемого) в 1990-е годы играли – иногда успешно – роль их суррогата. Те, кто был ближе к эмитенту, обменивал суррогатные деньги по более выгодному курсу. Многие состояния и капиталы на постсоветском пространстве возникли именно из этих курсов. Наиболее известным мастером взаимозачетных схем была компания “Итера”, близкая к Юлии Тимошенко. Правда, схемы украинского экс-премьера отличались от зачетных схем ЭРКО чуть большей прозрачностью.
По мнению некоторых западных СМИ, именно Алганов – в качестве советника исполнительного директора “Росэнергоатома” – относительно недавно вел переговоры с литовским руководством. Таким образом, он может являться и ключевой фигурой в сделке с бывшей ЮКОСовской собственностью.
Вся эта конспирологическая до предела история (типичная, к сожалению, для некоторых восточноевропейских изданий) не стоила бы особого рассмотрения, – так, очередные вариации на тему, развитую журналом “Эксперт”, о гебистских корнях юкосовской собственности – если бы не сюжет, кажется, совершенно опущенный российскими СМИ.
На прошлой неделе Orlen наконец-то договорился с Украиной о строительстве продолжения нефтепровода Одесса – Броды до польского города Плоцка. Все время эпопеи с многострадальным нефтепроводом специалисты указывали, что на территории Польши нет мощностей для переработки такого количества нефти, которое Украина собиралась самостоятельно транспортировать. Но 9 млн т (нынешняя годовая мощность переработки MN) и 9 млн т (пропускная мощность нефтепровода Одесса – Броды) удивительно совпадают.
Похоже, покупка MN может решить эту проблему. В этом случае, учитывая геополитический аспект проекта Одесса – Броды, неудивительно, что Orlen сравнительно легко выложил требуемую сумму – $1,5 млрд. Казахи были готовы предложить и больше, но их, похоже, придержали.
В любом случае на границе с Россией создается нефтеперерабатывающий гигант, превосходящий по мощностям переработки любую российскую компанию. Ближе всего по объемам переработки “Сургутнефтегаз” и “Башнефть”.
Превосходил вновь возникшего восточноевропейского гиганта по объемам нефтепереработки, конечно, “ЮКОС” – пока не был продан MN. Теперь же всю инфраструктуру переработки нефти в Восточной Европе полностью получает польская компания с польским (государственным) и американским участием и с не слишком внятной структурой акционерного капитала.
Здесь очень легко опуститься до уровня обсуждения проблемы на уровне «чекисты уступили в борьбе за зарубежные активы ЮКОСа и в битве за украинскую трубу, но отыграются на собственности компании в России».
Но что-то останавливает от подобных заключений. Польские (да и литовский Мажейкяйский) НПЗ возникли в результате сложного социально-экономического моделирования времен СЭВа. Тогда, при фиксированной цене на советскую нефть, эти заводы означали нечто совершенно иное, чем инвестиции в нефтеперерабатывающую промышленность. Они были инвестициями в империю – только отнюдь не либеральную. Причем, как показал опыт, не очень удачными.
Логистически эти заводы – не сейчас, а в будущем, при падении цен на нефть – неизбежно проиграют заводам, построенным на территории России, – даже с учетом относительной дешевизны той каспийской нефти, которая придет на них (кстати, и эта дешевизна сомнительна – слишком много перевалок получается на ее пути: Актау, Баку, Одесса).
Нефтепродукты перемещать легче, чем сырую нефть. Особенно это относится к продуктам высокого передела, на которых в значительной степени выстроен бизнес польских нефтехимиков.
Приход азербайджанской и части казахской нефти в Европу по иным путям транзита, чем предлагала до сих пор Россия, неизбежен. Вот и вся история с Mazejkus Nafta совпала с поступлением первой нефти Азербайджана в Турцию по созданному в обход России нефтепроводу Баку – Тбилиси – Джейхан. До пуска в эксплуатацию нефтепровода еще далеко – по мнению пессимистов, не меньше полугода. Но это та неизбежность, к которой нужно относиться спокойно – как к смене времен года.
Ставили ли заинтересованные участники в ходе переговоров по MN в кулуарах какие-то дополнительные условия? Скорее всего, да. Но именно так и делаются серьезные дела. Использовался ли при этом агентурный потенциал спецслужб? Скорее всего, использовался.
Но спокойствие, проявленное Россией после продажи НПЗ полякам, говорит о том, что те, кто ведает энергетической политикой России, наконец-то научились понимать ее как искусство возможного – трезво оценивать экономическую реальность, использовать слабые стороны партнеров и свои плюсы. Может быть, даже научились использовать в своих интересах и сильные стороны партнеров. Правда, этот ключевой принцип восточных единоборств является высшим пилотажем в политике.
