Несколько последних урожайных лет вызвали к жизни, казалось, давно успокоившийся призрак страны-агроэкспортера. Правда, надолго ли?
Как приятно почувствовать преемственность поколений, а заодно плюнуть в рожу прежней власти: вот у вас народ жил впроголодь и страна зерно импортировала, а стоило вас прогнать, как Россия вернулась на мировой хлебный рынок и заняла на нем подобающее место. Как и сто лет тому назад.
Основания для подобных ощущений есть, так как причины роста зернового производства, безусловно, лежат в плоскости эффективного использования ресурсного потенциала сельского хозяйства, чем прежние колхозы и совхозы похвастаться не могли. Например, посевная площадь за 13 лет сократилась с 60 млн. гектаров до 40 млн., а, вот, валовой сбор зерна от этого не только не падает, но и остается стабильным на уровне 75-80 млн. тонн в год.
С сокращением посевов автоматически уменьшился спрос на минеральные удобрения, дизельное топливо, строительно-монтажные работы и сельхозтехнику. Реализация их стала теперь производиться и на мировых рынках, по ценам, гораздо более высоким, чем внутри России. То есть, рост эффективности аграрного сектора и снижение потребления материальных ресурсов сразу же расширил экспортный потенциал страны. Но, вот, причины зернового экспорта начала двадцать первого века, и начала века двадцатого разнятся между собой, как небо и земля.
Если немного углубиться в историю, то можно вспомнить, что вывоз зерна из России производился под флагом индустриализации и во многом был мерой вынужденной. Внутри страны, несмотря на все аграрные реформы, вовлечение в оборот новых земель, рост технической оснащенности и изменение организационной структуры сельхозпроизводителей, валовой сбор зерна оставался на достаточно низком уровне. Поэтому лозунг царского времени – "Не доедим, но продадим!" – был актуален и после начала новой эры.
Производители пищевых товаров недоедать не хотели, и постоянно против этого лозунга восставали, но власть была достаточно сильна, чтобы внятными средствами объяснить крестьянам всю глубину их заблуждений. Мучения аграриев кончились только в середине 1960-х годов, когда была открыта "большая нефть", которая мощным потоком хлынула на экспорт. После чего потребность в вывозе зерна для целей индустриализации резко ослабла и роль сельского хозяйства опустилась до непрестижного внутреннего сектора. Это, правда, не привело к стабилизации аграрного производства, которое, видимо по инерции, продолжало наращивать выпуск продукции и накачиваться ресурсами. Толку от этого было мало, так как каждая дополнительная тонна зерна и мяса давалась все большими усилиями, и вместо насыщения внутреннего рынка происходило его все большее оскудение.
Ситуация поменялась после 1991 года, когда резкий рост цен на сельхозпродукцию, вызванный отменой разного рода дотаций и льгот, вызвал спад внутреннего производства. Который, однако, не превратился в обвал, оно просто опустилось до приемлемого уровня. То есть, до уровня платежеспособного спроса. И если мы раньше во всех сельскохозяйственных неурядицах винили плохую погоду, то теперь этот фактор оказался отодвинутым на второе место. Первое занял платежеспособный спрос, а вернее – его нехватка.
Именно нехваткой спроса и можно объяснить феноменальные успехи России в деле продвижения своей аграрной продукции на мировые рынки. Если сто или пятьдесят лет назад властям приходилось применять меры административного регулирования, чтобы ограничить внутренний спрос и получить продукцию для экспорта, то теперь этого совершенно не требуется. У широких слоев потребителей просто нет средств, чтобы улучить свое питание, и поэтому любой урожай оборачивается непростой задачей “куда его теперь деть”.
То, что наш внутренний рынок не справляется с потреблением пищевых товаров, хорошо видно по данным использования мощностей в пищевой промышленности. Мощности по производству круп и комбикормов (основной компонент для производства мяса) используются только на 15%, а по производству муки – на 40%. И это вполне естественно, так как при средней пенсии в 2040 рублей в месяц особенно не разгуляешься. Ситуацию на внутреннем рынке усугубляет то обстоятельство, что многие семья, в условиях крайне низких денежных заработных плат или даже безработицы, перешли на самоснабжение, то есть на производство основных продуктов питания в личном подсобном хозяйстве.
Ну, а поскольку наш внутренний рынок сельхозпроизводителям не подмога, им остается искать другие каналы реализации. Основным является экспорт, а дополнительным – продажа избытков урожая в государственный продовольственный резерв.
Вот и закончившийся сельскохозяйственный год принес "неутешительные" новости. Урожай зерна (76 млн. тонн) выше неудачного прошлогоднего (67 млн. тонн), поэтому у нас тут же образовались возможности для экспорта и закупок в госрезерв. За границу, по мнению министра сельского хозяйства Алексея Гордеева, будет отправлено около 8 млн. тонн, федеральный бюджет 2005 года предусматривает выделение 6 млрд. руб. на закупку зерна в продовольственные фонды. Таким образом, его избыток будет эффективно снят с рынка, и никакого затоваривания не произойдет. Естественно, эти меры носят пожарный характер. Экспорт – потому, что памятный сельхозгод 2002/03, когда Россия вывезла 18 млн. т., больше не повторится. Хотя бы потому, что природных катастроф, подобных тогдашним наводнениям в Европе, скоро ждать не приходится. А без этих наводнений или засух в европах и своего зерна будет навалом, и на наше там спроса не дождешься. А закупки в госрезерв – потому, что действует четкое соотношение между резервами и внутренним потреблением, которое равно 20%. То есть при внутреннем спросе на зерно в 70 млн. тонн, в переходящих запасах достаточно иметь 14 млн. тонн. Очевидно, что два подряд хороших урожая дадут эту цифру, после чего об использовании госрезервов для скупки избытка зерна можно будет забыть. И что тогда мы будет делать с зерном – не понятно. Может быть, продолжим сокращать посевные площади?
Министр сельского хозяйства подкинул плодотворную идею. По его мнению, России надо развивать животноводство, которое может стать основным потребителем избыточных урожаев зерновых. От избытка мяса мы явно не страдали, поэтому кризис сбыта свинины и курятины нам не грозит. Но эти заявления министра пока остаются декларациями о намерениях – если даже зерно имеет ограничения по сбыту из-за низких доходов населения, то мясо – и подавно. И никакие любимые министром меры по ограждению рынка от зарубежного мяса не помогут сделать наше собственное более доступным для нашего же потребителя.
