Решение Европейского Центрального банка о снижении базисной процентной ставки практически до нуля (0,05%), введении отрицательных ставок по депозитам и начало программы по выкупу ценных бумаг компаний реального сектора свидетельствуют, как минимум, о двух вещах. Первая – традиционных инструментов регулирования денежного и фондового рынка у ЕЦБ больше не осталось. Вторая – эффективность этого регулирования сведена к нулю.
Так, еще в недавнем прошлом, достаточно было любому значимому в мировой экономике Центральному банку (ФРС, ЕЦБ, Банк Англии) изменить свои базовые процентные ставки, как фондовый рынок немедленно на это реагировал. Рост ставок приводил к падению котировок ценных бумаг, а понижение ставок – к росту котировок. И дискуссии, которые тогда шли перед принятием соответствующее решение сводились к обсуждению одного вопроса - какова будет мощность эффекта. Не слишком ли сильно или, наоборот, не слишком ли слабо оно будет воздействовать на рынки? Теперь, как можно догадаться, дискуссии, может быть, и были, только толку от них (и от самого понижения ставки) не было никакого – фондовые рынки практически не шелохнулись.
И вот это спокойствие рынка дает право утверждать, что эффективность регулирования денежного и фондового рынка с использованием традиционных инструментов, таких как процентные ставки, практически нулевая. И если Европейский Центральный банк хочет что-то сделать, ему придется использовать на полную мощность другие инструменты, например, выкуп ценных бумаг с рынка.
Каким образом с помощью изменения процентных ставок центральные банки могли регулировать денежный и фондовый рынок и косвенно – всю остальную экономику? Начнем с того, что если какой-либо Центробанк считал, что экономическая ситуация в стране не очень хорошая, и факторы производства используются не полностью, он мог ее «расшевелить» путем расширения рефинансирования коммерческих банков. Для этого Банк снижал процентные ставки, по которым коммерческие банки могли брать у него кредиты. Разумеется, снижение стоимости рефинансирования отражалось на стоимости кредитования клиентов банков – она тоже снижалась, что в краткосрочном периоде увеличивало их прибыли, а в среднесрочном – позволяло расширить инвестирование.
Прибыль росла, во-первых, потому, что у компаний происходило снижение процентных расходов и, во-вторых, потому, что их клиенты увеличивали покупки – благодаря тому, что они тоже могли теперь брать в банках кредиты по более низким ставкам. И эта возможность была особенно важна для расширения потребительского кредитования, рост которого автоматически приводил к росту спроса, выпуска и доходов компаний-производителей.
Поскольку из-за роста спроса выпуск и прибыли компаний тоже росли, они могли, во-первых, сразу же увеличить выплаты дивидендов своим акционерам и, во-вторых, в относительно недалеком будущем, расширить собственное производство. Собственно говоря, эти две возможности и гнали котировки акций вверх – увеличение выплаты дивидендов означало рост доходности обращающихся акций и повышало на них спрос, а возможность расширения в будущем производственных мощностей компаний приводила к росту стоимости активов, приходящихся на одну акцию.
Правда, вторая возможность – расширение производственного аппарата – могла сработать только в том случае, если вследствие роста кредитования спрос и выпуск продукции увеличивались в размерах, при которых происходила полная загрузка производственных мощностей. Если мощности загружались полностью, то можно было инвестировать в их расширение, ну а если нет, тогда инвестиционные планы откладывались на будущее.
Таким образом, снижение процентных ставок и следующее за ним расширение кредитования стимулировали рост сначала на имеющихся мощностях, а потом – на вновь создаваемых мощностях. Но это был не единственный эффект снижения ставок. Другой эффект был связан непосредственно с особенностями функционирования фондового рынка.
Во-первых, любой инвестор после роста котировок начинал «чувствовать себя богаче» и, соответственно, увеличивал свои расходы, что тоже повышало общий объем спроса и выпуска продукции. И, во-вторых, если этот инвестор, кроме всего прочего, был заемщиком банка и в качестве залога под кредиты использовал ценные бумаги, то после роста их котировок он получал возможность расширить свою задолженность или снизить ее без потери стоимости залога. И эта возможность тоже способствовала улучшению экономической ситуации.
Таким образом, снижение процентных ставок, проведенное в нужное время и в нужном масштабе, могло достаточно сильно «взбодрить» застоявшуюся экономику. Правда, здесь могли быть определенные трудности – чересчур быстрый рост спроса мог привести к появлению дефицита ресурсов и, соответственно, росту цен. Это называлось «перегревом экономики», и для его ликвидации рекомендовалось повысить процентные ставки. После их повышения процесс, описанный выше, начинал идти в обратном направлении. Размеры кредитования снижались, спрос тоже снижался, а вслед за его снижением уменьшались выпуск продукции и доходы компаний-производителей. И здесь главное было не перестараться и установить процентные ставки на таком уровне, чтобы небольшая коррекция спроса не превратилась в его обвальное падение.
Так действовал механизм управления процентными ставками, с помощью которого центральные банки могли управлять всей экономикой. Но сейчас, как можно легко убедиться, этот механизм стал практически бесполезен. Процентные ставки снижены почти до нуля, но никакого оживления (не говоря уже о росте) не происходит. И, скорее всего, не произойдет, так как европейские рынки насыщены полностью, а внешние рынки, которые всегда были спасителями для испытывающих трудности индустриально развитых экономик, уже не могут поглотить необходимое количество товаров. Они заполнены товарами собственного производства, причем гораздо более дешевыми, чем европейские, поэтому производителям из Европы конкурировать с ними очень и очень трудно.
С учетом этого обстоятельства центральным банкам старых индустриальных стран ничего другого не остается, как только пытаться сдерживать свои экономики от сползания в глухую депрессию, постоянно закачивая в нее все новые и новые порции ликвидности. И вот для этого закачивания очень хорошо подходит механизм скупки активов, который, кстати, уже давно использует Центральный банк Японии. Использование этого механизма не вывело японскую экономику из длительной депрессии, в которой она находится почти два десятилетия, но оставаться на плаву он ей помогает. Может быть, он поможет и европейской экономике.
Все-таки ситуация, когда инвесторам уже не стоит беспокоиться о динамике стоимости своих портфелей ценных бумаг (она будет колебаться только в незначительной степени), создает, пусть даже и искусственным путем, ощущение «вечного богатства», а это в немалой степени способствует стабильности и в экономике, и в обществе в целом – что для Европы сейчас очень важно.
