Нижеследующий текст открывает серию небольших заметок, посвященных одной теме – 1980-м годам. Автор не собирается «переоткрывать» это десятилетие, вводить на него моду, или беззастенчиво предаваться ностальгии и лирическим воспоминаниям, столь распространенным в нынешнюю эпоху «новой задушевности». Нет. Столь же чужд ему и подход чисто теоретический, историософский, идеологический. Просто частные наблюдения частного человека, который жил в те годы, который живет сейчас и имеет возможность сравнивать, рассуждать, комментировать, анализировать. Разные стороны восьмидесятых – как они сохранились в памяти, как они видятся сейчас, как культурные механизмы и жизненные практики работали тогда – вот об этом я попытаюсь рассказать в нескольких текстах.
Но почему восьмидесятые? Прежде всего, автор подсознательно стремится к тому, чтобы загладить некоторую - пожалуй, даже вопиющую - несправедливость. Энтузиастические шестидесятые воспевают и проклинают с неослабевающим энтузиастом. Сиреневые советские (и развеселые, в блестках глэм-рока, западные) семидесятые во многом еще не закончились; по крайней мере, они доигрываются в бесконечных цитатах из «Семнадцати мгновений весны» и омерзительных камбэках пузатых стариков из Дип Пёпла и Пинк Флойда. Девяностые... Ну с этими все в порядке, они вообще не закончились; нынешняя российская идеологическая шарманка заведена на одну известную мелодию «Как славно, что мы не в девяностых!». Да и весь мир до сих пор дожевывает все эти распады ссср, косовы, абхазии и руанды. А вот то, что происходило с 1980 по 1990 год... нет, конечно же, с 1979 по 1991 год... нет, с 1982 по 1986 год... уже сама путаница с хронологическими рамками, невозможность установить, когда же это десятилетие началось и когда кончилось, заставляет задуматься – в чем же трюк, куда они подевались, восьмидесятые?
И действительно, куда? Если говорить о нашей Родине, в широком, советском смысле, то куда? Проблема, как выражаются историки, «хронологических рамок периода» явно преобладает над проблемой его, как говорят те же самые историки, «периодизации». Определить временные границы – значит уже что-то сказать, неким образом обозначить то, что обносишь границей; оттого чуть ли не самые бурные баталии в историографии последних веков ведутся вокруг того, когда что-то началось и что-то кончилось. Соответственно, в нашем случае, следует поразмыслить, что же такое должно было начаться и закончится, чтобы именоваться «восьмидесятыми»? В чем эссенция, эликсир, суть, содержание, смысл этого десятилетия?
Любой ребенок скажет, что календарные рамки почти никогда не совпадают с историческими. XIX век начался в 1789 году и завершился в 1914-м. XX-й стартовал в том самом 1914-м и завершился ... ну, скажем, в 1991-м. Получается – если смешивать календарную и исторические хронологии – что восьмидесятые стали последним десятилетием прошлого века. Быть может, оно и так, если жить где-нибудь в Нью-Йорке или даже в Праге. Но вот нам, бывшим советским людям, в этой периодизации явно не хватает еще одного периода, который называется «перестройка». Есть какая-то внутренняя убежденность, несокрушимая уверенность, что советский год 1984-й космически далек от года 1987-го; столь же он далек и от советского 1978-го. 1982-й исторически равноудален от 1972 и 1989-го. Значит, что-то объединяет все эти года: 1982, 1984, 198... ... какой?
Иными словами, календарное восьмое десятилетие двадцатого века после Рождества Христова исторически (по крайней мере, в сознании бывшего советского человека, буде он даст себе труд задуматься об этом) состоит из двух периодов: «до перестройки» и «перестройки». Хронологические рамки последней вполне понятны: 1986-й (год, когда появилось само это понятие, а не 1985-й, в котором свежий генсек еще уверял народ в необходимости научно-технически ускоряться) – 1991-й. А вот на, собственно, «восьмидесятые» остается совсем немного – то ли шесть, то ли пять лет, то ли вообще четыре года. Сильно забегая вперед, замечу, что именно этим обстоятельством объясняется «выпадение» восьмидесятых в постсоветском сознании. Между тем, пусть короткие, почти мгновенные, но они – были; их стоит вспомнить не только ради летописного порядка. Почти все важное, что происходило тогда, странным образом исчезло, растворилось без следа, либо было промотано, спущено за три перестроечные копейки, развеяно по миру. А где-то между советским вторжением в Афганистан и выходом в свет огромного черного тома, на котором золотой краской было оттиснуто «Велимир Хлебников. Творения», осталась зиять черная дыра, провал. Посветим туда нашим слабым фонариком.
Итак, «нижняя хронологическая граница» - 1986 год: произнесено слово «перестройка», умер Леон Богданов, возвращен из ссылки академик Сахаров, снят последний фильм о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне. С верхней границей дело обстоит сложнее. Это может быть 1979 (или 1980-й) год – начало афганской войны, конец «разрядки». Или Московская Олимпиада, смерть Высоцкого и Евгения Харитонова. Или 1982-й год – упокоение Брежнева. Выбрать сложно; впрочем, здесь, в отличие от разговора о «перестройке», всегда можно оглянуться по сторонам, точнее – по ту сторону «железного занавеса». И вот здесь я позволю себе совсем уже частный, меломанский комментарий.
В истории рок- и поп-музыки 1980-й стал роковой чертой, которую, кстати говоря, мало кто заметил. Да и сложно ее было заметить, сидя там, на Западе, в окружении сотен свежих дисков и вороха музыкальных журналов: никогда еще стили и мода не менялись столь стремительно. С 1975 года в течение пяти лет оттанцевало диско, отплевался панк, появилась «новая волна», оформилась электроника, наконец, все заполонил тошнотворный эстрадный хард и хэви. И все-таки, даже для большинства новых групп 1980-й оказался роковым: Йэн Кёртис покончил с собой и душераздирающе мрачный Joy Division обернулся танцевальным New Order, The Cure навсегда сдвинулись в сторону готики, а пионеры диско Chic и вовсе распались. Но воистину «историческим» этот год стал для тех, кто начал карьеру в шестидесятые и начале семидесятых. Монстры арт-рока Genesis, Yes, Jethro Tull переоделись в блистающие бананы и из претенциозных виртуозов мгновенно превратились в еще более претенциозных поп-исполнителей. На остальных практически одновременно нашла какая-то странная порча: Rolling Stones выпустили последний хороший альбом в 1978-м, Pink Floyd – в 1979-м, Дэвид Боуи – в 1980-м (он воскрес только в девяностые), в том же году смерть барабанщика положила конец Led Zeppelin, а в декабре застрелили Леннона. Для юноши, сидевшего в волчьем советском углу под названием «Автозаводский район закрытого города Горького», новое десятилетие началось не только по календарю. Убили Св.Битла и начали первую после Войны войну – разве этого мало?
В следующем выпуске «1980-е revisited» - о том, как умирали генсеки.
