Фильм, в котором пятнадцать минут листают книгу. Как сделана пропаганда? Геерт Вилдерс и Людвиг Витгенштейн. Гринуэевские приемы в «Фитне». Умение сказать правду. Смысл бороды и группа ZZ Top. «Если мы все умрем, зачем тогда жить?» – нелегкий ответ на этот вопрос.
Пятнадцатиминутный фильм голландского политика Геерта Вилдерса «Фитна» был в конце прошлой недели выложен в Сети, его посмотрели более миллиона человек, политики высказали свое мнение (чаще всего, отрицательное), заинтересованные стороны (в зависимости от убеждений) возмутились или восхитились им; в конце концов, фильм убрали с сайта LiveLeak, который его разместил. Администрация сайта сослалась на угрозы своим сотрудникам, безопасность которых, по ее мнению, выше принципа свободы слова. История завершилась (по крайней мере, пока завершилась) еще одним подтверждением главного мессиджа Вилдерса: исламисты являют собой угрозу западному обществу, прежде всего - свободе слова. Западный мир не готов твердо защищать свои принципы.
«Фитна» представляет собой пропагандистский документальный фильм, сделанный самыми простыми и дешевыми средствами. В течение пятнадцати минут перед нами разворачиваются страницы книги, где цитаты из Корана сопровождают всем известные кадры терактов в Нью-Йорке, Мадриде, Лондоне, сцены убийств заложников в Ираке, газетные заголовки, фрагменты выступлений исламских радикалов, ссылки на убийство голландского документалиста Тео Ван Гога, нехитрые статистические данные роста мусульманской миграции в Нидерланды. В конце фильма говорится, что западный мир справился с нацизмом и коммунизмом, но почему-то вял и равнодушен к третьей – не менее страшной – угрозе: исламизму. В общем, здесь нет ничего такого, чего бы мы (имеется в виду средние образованные жители Европы) не знали. Чего тут шум поднимать? Между тем, шум был (и есть), и важно проанализировать его – хотя бы для того, чтобы понять механизм возникновения этого шума и некоторые механизмы функционирования того общества, которое шумит.
Начну с соображений по поводу самого фильма. Он сделан не так плохо и не так тупо, как это может показаться. Перед нами паранойя – но не антиисламская, а формально-содержательная. Вилдерс с параноидальным упорством довел до абсурда расхожие жанровые принципы документалистики – и столь же расхожие представления западного общества об исламе. «Фитна» – шедевр тавтологии. Практически любой документальный (тем более – пропагандистский) фильм на политическую тему состоит из видеоряда, который иллюстрирует закадровое чтение (или изображение на экране) некоего текста. Связь между изображением и текстом бывает разная; в совсем уже бездарных (или наиболее гениальных, это как посмотреть) случаях такая связь весьма слаба – если вообще существует. Плохой пропагандист будет нести ахинею о том, что, мол, Октябрьскую революцию 1917 года совершил некий загадочный «финский спецназ» и «агент США и Красного Креста» Троцкий, а иллюстрировать этот бред будут кадры эйзенштейновской постановки «Взятие Зимнего дворца». Средний пропагандист примется за кадром живописать преступности путинского режима, иллюстрируя все это дело изображениями взорванных домов, бесланского кошмара и иконическим фото умирающего Литвиненко. Хороший пропагандист – а Вилдерс оказался именно таковым – сведет к минимуму зазор между визуальным и текстуальным. Его невозможно упрекнуть во лжи; в «Фитне» всё правда – 9/11, взрывы в мадридских поездах, отрезанные головы, убитый Тео Ван Гог, безумные речи исламистов. И цитаты из Корана – тоже правда, и это все знают. Вилдерс не претендует на то, чтобы открыть зрителю нечто новое; он просто перечисляет известные всем вещи. Тем самым этот политик, который вряд ли касался книг Витгентштейна, следует именно его принципу: философия не открывает ничего нового, она просто располагает привычные вещи в должном порядке. Только перед нами не философия, а политическая пропаганда; «Фитна», своего рода, «Логико-философский трактат» новейшей эпохи этой пропаганды. В нынешние времена, когда любая информация доступна для западного человека, нет смысла пытаться удивить людей чем-то новым. Гораздо эффективнее (в случае пропаганды «эффективнее» равно «эффектнее») повторять немногие известные всем вещи. Повторение и тавтология – таковы принципы новейшей политической пропаганды. Смотря «Фитну» с ее гринуэевским перелистыванием страниц и борхесовским возниканием и исчезновением цитат из Корана, я ловил себя на том, что мне не хватает соответствующего минималистского саундтрека, музыки Наймана или Гласа. А ведь минимализм тоже строится на маниакальном повторении немногих существующих и известных музыкальных тем, это тоже триумф тавтологии.
Именно тавтология делает творение Вилдерса неуязвимым для стандартной критики как мусульман, так и либералов. «Фитну» практически невозможно обвинить в «оскорблении Ислама» - там ведь, на первый взгляд, ничего не комментируется, а только демонстрируется общеизвестное, выступать против которого бессмысленно. Можно, конечно, пугать автора фильма кровавой расправой – и, тем самым, подтверждать его позицию. Некоторые упрекают Вилдерса в том, что он сравнивает Коран с «Майн Кампф», но он не сравнивает, он ставит их в один контекст. С точки зрения либерала, в этом нет ничего преступного; а с точки зрения исламского экстремиста этот контекст вовсе не оскорбителен – и кадры из фильма это доказывают (а как иначе можно интерпретировать гитлеровских симпатизантов под зелеными знаменами?). Даже ярлык «крайне правого политика», навешенный на Геерта Вилдерса западными либералами, фальшив – политик, защищающий права гомосексуалистов, свободу слова и равноправие женщин не может быть «ультраправым» в традиционном западном смысле этого слова.
Причина такой дескриптивной беспомощности нынешнего европейского политического сознания лежит в самом сердце демократической идеологемы - в том виде, в котором она сложилась на Западе после 1968 года. Это противоречие двух принципов – универсальности «прав человека» (и прочих демократических принципов) и мультикультурализма. Если «права человека» универсальны, то их должны защищать и исповедовать все – по крайней мере, все граждане демократических стран. Если превыше всего мультикультурализм, то «культура», отрицающая, скажем, права сексуальных меньшинств, имеет те же права на существования, что и «культура», признающая верховенство «прав человека», в том числе – и права сексуальных меньшинств. Значит, с точки зрения мультикультурализма, имеет право на существование культура, отрицающая всю концепцию «прав человека», в том числе и сам мультикультурализм. Круг замыкается, делая проблему неразрешимой. Единая демократическая идеологема распадается на две противоположные позиции – на «мультикультуралистов» и «универсалистов»; причем и те и другие, исходя из традиционного политического деления, являются «либералами». Геерт Вилдерс – «универсалист», называть его «ультраправым политиком» так же глупо, как счесть участников группы ZZ Top исламистами только на том основании, что они принципиально носят длинные бороды.
Идеологический и политический контекст, породивший «Фитну», делает невозможным не то, чтобы ее опровержение, но даже и любое суждение по поводу этого фильма. Что можно сказать о тавтологии? Только то, что она есть. Именно этим виртуозно воспользовался Геерт Вилдерс, преследуя свои политические цели. Он добился многого – не только пятнадцати минут всемирной славы своего пятнадцатиминутного фильма – но и блестящих карьерных перспектив. Вилдерс снискал симпатии не только мрачных ксенофобов, скрытых расистов и прочих противников иммиграции, которых как раз и можно назвать (в привычном смысле слова) «ультраправыми», но и последовательных либералов. В сущности, он создал платформу для формирования западного популистского движения совершенно нового типа, одновременно ультраправого и ультралевого, которое поддержит и добрый католик и гомосексуалист. Если же, не дай Бог, Вилдерс повторит судьбу Тео Ван Гога, то любой скажет: «Все-таки, он был прав...».
P.S. Вышесказанное вовсе не означает, что Вилдерс прав. Он, конечно же, лжет (сознательно или бессознательно, неважно), но лжет совсем в ином смысле, на совсем ином уровне. Чтобы понять это, достаточно анализировать его фильм извне породившего его политического и идеологического контекста. Два важнейших принципа действуют в этом контексте – «принцип а-историзма» и «принцип короткого замыкания». Первый был отрефлексирован двадцать лет назад Эдвардом Саидом, который, придумав для него название «ориентализм», ошибочно приписал его лишь мышлению «Запада» о «Востоке». Саид утверждал, что «западный человек» мыслит, например, о современном Египте как о «Древнем Египте», а нынешний египтянин для него – тот же самый человек, который строил пирамиды. Меняется (а, значит, имеет историю) только субъект такого мышления, объект пребывает в а-историческом неизменном состоянии. Лишая этот объект истории, субъект мышления устанавливает над ним свою власть, которая предполагает и возможность манипулирования. В современном мире пропаганда строится именно на этом. Для исламиста, западный человек – тот самый «крестоносец»; для западного сознания нынешний исламизм – знак «мрачного средневековья». Вот и Вилдерс трактует ислам как нечто неизменное; но лукавство его заключается в том, что цитаты из Корана он иллюстрирует не гравюрами о взятии Константинополя турками, а видеокадрами терактов последних семи лет. И вот здесь начинает работать другой принцип – «короткого замыкания». Заключается он в полном совпадении исходного тезиса и вывода – при исключении промежуточных звеньев, ради которых, собственно говоря, и строится любое рассуждение. Иными словами, это – молниеносная редукция, стремительное упрощение, крайним примером которого может быть самоубийство из-за того, что «все равно придется умирать». Получается, опять-таки, тавтология. В случае «Фитны» это выглядит так: Коран говорит, что неверных надо убивать, исламские террористы убивают неверных, значит – во всем виноват Коран. То, что «неверных» убивают люди, имеющие свою персональную историю, что убивают они почти через полторы тысячи лет, после того, как был написан (или записан) Коран – это Вилдерса не интересует. Но это не интересует и его критиков. Значит, апофеоз тавтологии будет длиться и дальше.