Культуриндустрии чужда сублимация, ей свойственна репрессия… фильмы… вколачивают во все без исключения мозги ту старую истину, что непрерывная взбучка, подавление всякого индивидуального сопротивления есть условие существования в этом обществе. Мультипликационный Дональд Дак… получает свою порцию побоев для того, чтобы зрители могли свыкнуться с теми [побоями], которые ожидают их самих.
Макс Хоркхаймер, Теодор Визенгрунд Адорно. “Диалектика Просвещения”
Почти все, кто что-то писал о “Дозорах”, вспоминали о фильме братьев Вачовски “Матрица”. Причем почему им приходила на ум “Матрица”, они объяснить не могли. Это само по себе свидетельствует о стремительной когнитивной деградации пишущего сообщества в современной России: “Матрица” всплывала у них в сознании спонтанно – и они лишь покорно откликались на это “всплывание”. А между тем никакой случайности в этом не было: между “Матрицей” и “Дозорами” действительно есть прямая связь.
“Дозоры” сделаны по образцу “Матрицы” как произведения киномасскульта. Но в то же время “Дозоры” сделаны в опровержение и в противовес “Матрице”. Это – Анти-“Матрица”.
Конечно, фильм братьев Вачовски куда выше по качеству, чем “Дозоры” – ведь даже в масскульте существуют иерархические ступени качества, приближающие или отдаляющие то или иное произведение от уровня подлинного искусства. “Битлз” времен “Сержанта Пеппера” или “Белого альбома” все еще относится к “массовой культуре” – как и какие-нибудь “Кинкс” или “Манкиз”, но при этом “Сержант Пеппер” и “Белый альбом” стоят уже на вершине “массовой культуры”, на границе с культурой подлинной, с искусством (отдельными песнями даже проникая в эту область), в то время как “Кинкс” и “Манкиз” всегда и полностью остаются в масскульте, более того – на нижних этажах масскульта. Точно так же и “Матрица” находится на верхнем уровне “массовой культуры”, в то время как “Дозоры” – дюжинный товар (если, конечно, мерить не узкими рамками отечественного масскульта, вторичного и провинциального, а подходить с общемировыми критериями; впрочем, это очевидно и при сравнении “Дозоров” с эталонами советского киномасскульта – например, с “Семнадцатью мгновениями весны” Лиозновой или, если заглянуть в сталинские времена, с “Цирком” Александрова). Но разница в уровнях не препятствует сравнению “Дозоров” и “Матрицы”.
Что такое, собственно, “Матрица”? Это попытка средствами киномасскульта, с использованием фантастики, с активными заимствованиями не только образов серьезного искусства, но и базовых культурных символов, с привлечением мифологии, с намеком на то, что фильм – это притча, внедрить в сознание зрителя вполне определенную идеологию. Весь фильм можно смело рассматривать как пропаганду – конечно, чуждым киноязыком и в примитивизированном, адаптированном для потребителя масскульта виде – социальной и политической философии Жана-Поля Сартра. “Матрица” отражает обе “ипостаси” Сартра – и экзистенциалистскую, и марксистскую.
В точном соответствии с сартровским экзистенциализмом “Матрица” учит, что окружающий нас привычный мир – это мир неподлинный, что – в точности, как в “Тошноте” – реальность выглядит совсем не так, как нам преподносит ее контролируемое буржуазией “гражданское общество” (институты религии, образования, культуры, СМИ). И – в точном соответствии с сартровским марксизмом (да и с марксизмом вообще) – разъясняет, как же выглядит реальность: это – мир циничной безжалостной эксплуатации, где из людей выжимают энергию, отравляя их сознание ложью и иллюзиями, с тем чтобы воспрепятствовать им узнать правду и взбунтоваться. Можно сказать, что Мир Матрицы – это доведенный до логического конца капитализм: ведь и в “обычном” капитализме из людей, строго говоря, выжимают их энергию (жизненную силу), одновременно отравляя их сознание ложью и иллюзиями (“равные возможности”, “свободное общество”, “представительная демократия” и т.д.), с тем чтобы не дать им узнать правду и взбунтоваться.
Не случайно “Матрицу” с энтузиазмом восприняли левые у нас и за границей: они увидели прямое соответствие между Миром Матрицы и современным капитализмом и – что, возможно, особенно согрело им душу, – между бойцами Сопротивления Матрице и собой.
В самом деле, кто положительные герои в фильме “Матрица”? Участники Сопротивления, подпольщики. Какую цель они ставят перед собой? Освободить других людей, подвергающихся беспощадной эксплуатации со стороны Матрицы, от их положения рабов. Что для этого нужно сделать? Раскрыть глаза как можно большему числу людей на реальное положение дел, заставить их перестать быть частью Системы и стать частью Сопротивления. Собственно, Морфеус в фильме прямо говорит Нео, что они ведут битву за умы людей, которые пока что являются “частью Системы” (он даже перечисляет этих людей по профессиям). Показательно, что Морфеус в этом диалоге использует классический левацкий сленг, называя Матрицу “Системой”: “Матрица – это Система, Нео. И эта Система – наш враг”.
Для чего Сопротивлению нужно больше бойцов? Для того, чтобы совершить Революцию, то есть уничтожить Систему, покончить с царством эксплуатации.
Нельзя не признать, что это не совсем стандартная идеология для масскульта.
А кто в “Матрице” отрицательные герои? Во-первых, сама Матрица (то есть Система – и как экономический механизм, и как система иллюзий, навязываемых человечеству), во-вторых, агенты Матрицы, то есть работники спецслужб, говоря марксистским языком, карательных институтов государства (или, говоря языком наших СМИ, “сотрудники правоохранительных органов”). Но ведь Матрица – это Закон и Порядок, это пусть иллюзорное, но обычное, нормальное современное буржуазное общество, в то время как реальность – это развалины, оставленные гражданской войной!
Это – классическая марксистская идеологема: за “приличным” и даже привлекательным фасадом “процветающего” буржуазного общества скрывается мир безжалостной эксплуатации, лжи, насилия, смерти. Только марксисты говорят об эксплуатации пролетариата и полупролетариата, об ограблении народов колониальных стран, а затем – стран “третьего мира”, о преуспевании (или относительном благополучии) одних за счет других, а Мир Матрицы, как мы помним, это капитализм, доведенный до своего логического предела, когда эксплуатируемыми стали практически все.
Матрица не может существовать, не создавая иллюзий, скрывающих реальность и не делая эти иллюзии привлекательными – не может существовать, в первую очередь, экономически. Поэтому для каждого отдельного человека Матрица предстает прежде всего не в качестве Экономической Машины, а в качестве Машины Иллюзий.
Вот как об этом говорят братья Вачовски в двух знаменитых диалогах фильма:
Морфеус. Матрица повсюду. Она окружает нас везде, даже в этой комнате. Ты можешь увидеть ее из окна или когда включаешь телевизор. Ты чувствуешь ее, когда идешь на работу или в церковь, когда платишь налоги. Этот мир был поставлен перед твоими глазами, чтобы заслонить правду.
Нео. Какую правду?
Морфеус. Правду о том, что ты – раб. Как и все остальные, ты был рожден в рабстве, в тюрьме…
Сайфер. … я знаю, что этот бифштекс не существует. Я знаю, что когда я кладу кусочек в рот, Матрица сообщает моему мозгу, что он сочный и вкусный. Знаете, что я понял за девять лет? Неведение – это блаженство.
Агент Смит. То есть вы согласны?
Сайфер. Я не хочу ничего помнить. Ничего. Вы слышите? И я хочу быть богатым. Кем-нибудь важным, вроде киноактера.
Агент Смит. Всё что пожелаете, мистер Рейган…
Но разве это не официально одобряемое Системой (капитализмом) желание: быть богатым? Или – что почти то же самое – быть “звездой”, знаменитостью, поп-идолом (“кем-нибудь вроде киноактера”)? Разве это не признано положительной жизненной стратегией по канонам неолиберализма (да, собственно, и просто либерализма тоже)? Однако у братьев Вачовски это желание высказывает и эту стратегию выбирает предатель, иуда, персонаж, который должен вызвать наибольшее презрение.
Для специалиста не является секретом, что Матрица – это кинематографическое воплощение пресловутой Машины опыта Роберта Нозика из его знаменитой книги “Анархия, государство и утопия”. Нозик как раз и ставил вопрос о том, согласится ли человек подключиться к такой машине, которая путем симуляции определенных участков мозга заменит ему реальную жизнь и реальный опыт изображением этой жизни и этого опыта – причем благоприятным изображением, в котором человек будет богат, здоров, красив, любим, уважаем и т.д., словом, счастлив. Нозик, как известно, утверждал, что если человек обдумает этот вопрос серьезно, то не согласится, предпочтет реальность (со всеми ее неудобствами) красивой иллюзии.
Как и полагается либералу, Нозик примитивизирует проблему. В частности, он полагает, что это – лишь мысленный эксперимент и что существование в реальности пусть и не столь безоблачно, как в иллюзии, но не ужасно (что вы еще хотите от либерального гарвардского профессора с его ограниченным жизненным опытом представителя “среднего класса” страны “первого мира”?). Даже любители комиксов братья Вачовски знают, что все не так просто – вслед за Сартром.
По Сартру, такой эксперимент – и не эксперимент вовсе, а экзистенциальный выбор, перед которым в действительности оказывается каждый – и далеко не каждый находит силы “выбрать красную таблетку”, предпочесть невыносимую, тяжелую, мучительную реальность красивой и утешительной иллюзии, выбрать подлинное существование (экзистенцию). Более того, большинство, по Сартру, старается не замечать даже самой возможности экзистенциального выбора. В “Матрице” это подтверждает Морфеус, который говорит, что “большинство людей не готово к тому, чтобы отключиться” от Матрицы.
Более того, Сартр утверждает, что знание подлинной действительности и подлинное существование психологически тяжелы: приходится жить с открытыми глазами, признавая, что существование каждого человека случайно, мир и жизнь не имеют никакой цели и смысла, а существуют лишь законы эволюции, смысл и цель жизни человек выбирает сам, при этом он должен отдавать себе отчет в ограниченности своих возможностей и конечности своего существования (смертности). Правда – вещь неприятная, знание правды – тяжелое бремя. Братья Вачовски в “Матрице” так говорят об этом устами все того же Морфеуса: “Я не говорил, что это будет легко, я говорил, что это будет правдой”.
По Сартру, за психологическими причинами страха перед экзистенциальным выбором стоят социальные причины: буржуазное общество навязывает определенные социальные установки (“коды поведения”!), препятствующие духовному восстанию, выходу из неподлинного существования в экзистенцию. Поскольку господствующую идеологию в классовых обществах формируют правящие классы, следовательно, именно тот, кто правит, и препятствует – из чувства самосохранения – освобождению человека не только экономически, но и психологически, и духовно (то есть идеологически).
Братья Вачовски иллюстрируют это фигурой Сайфера, который не выдерживает тяжести правды и жизни в подполье, предпочтя им “счастливое неведение” в образе богача и кинозвезды (при условии, что он не будет помнить о своей жизни в реальности и знать, что образ богача – фикция). Говоря иначе, Сайфер ведет себя как консюмерист: он отказывается от своей человеческой сущности во имя товара (в фильме символом товара выступает бифштекс). Маркс называл это товарным фетишизмом и показывал (в первой главе I тома “Капитала”, в разделе “Товарный фетишизм и его тайны”), что в буржуазном обществе для каждого участника капиталистического экономического механизма продукт выступает под маской товара, меновая стоимость маскирует, закрывает, делает недоступной для обыденного сознания стоимость потребительную, вещную сущность предметов затемняет их денежная форма, человек начинает не только приметы внешнего мира, но и самого себя воспринимать в качестве товара, а видимость социальной действительности принимать за ее сущность.
Раз Мир Матрицы – это ultima Thule капиталистической экономики, в которой этот предел уже переходит в reductio ad absurdum, то, естественно, и товарный фетишизм здесь тоже достигает той же ultima Thule, так же переходя в reductio ad absurdum: реальный продукт (питательная смесь, подающаяся каждому эксплуатируемому человеку-“батарейке”) подменен его товарной формой (образом бифштекса, навязанным сознанию извне – подобно тому, как в современном капитализме образ товара навязывается рекламой). Мир Матрицы – это мир, где СМИ, PR и реклама полностью победили человеческий разум и индивидуальный человеческий опыт, мир, где фетиш, форма заместили содержание. Это в точности то, о чем в “Понимании медиа” написал Маршалл Маклюэн: “… “содержание” средства коммуникации подобно сочному куску мяса, который приносит с собой вор, чтобы усыпить бдительность сторожевого пса нашего разума”.
Матрица и есть этот вор. Вот, крадущий у человека жизнь и маскирующий эту кражу образами товарного, консюмеристского фетиша. Не случайно братья Вачовски заставляют Сайфера купиться на самую примитивную форму примитивного потребительского гедонизма: образ еды.
Это – приговор.
По Сартру, неподлинное существование есть существование человека в качестве социальной роли, то есть всего лишь общественной функции, которая обесценивает человека как такового, делает его легкозаменимым, лишает его смысла существования. Строго говоря, это полностью совпадает с мнением Маркса, согласно которому товарно-денежный фетишизм превращает человека всего лишь в персонификацию социальной функции, исполнителя социальной роли, наделенной экономической маской.
По Сартру же (собственно, и по Марксу), человек как существо, наделенное от природы разумом, несет полную ответственность за себя, смысл собственной жизни и за окружающий его мир. Вырвавшийся из пут иллюзий человек более не может играть социальную роль, поскольку эта роль предполагает отсутствие свободы выбора (и свободы вообще). Ответственность за себя, смысл собственной жизни и окружающий мир – основа сознательных революционных действий, действий, направленных на изменение социальной действительности, поскольку эта действительность (реальность) так ужасна, что неизбежно требует революционного изменения.
Братья Вачовски настаивают на безусловной ценности реальности (какой бы реальность ни была) и на том, что только реальность имеет историческую перспективу – вслед за Бодрийяром (на него в “Матрице” есть прямая ссылка: “Добро пожаловать в пустыню реальности”), который говорит (в “Симулякре и научной фантастике”), что только реальность может стать подлинной утопией, то есть альтернативным современному социальному устройству проектом. Они также откровенно воспевают революционера – как того, кто, говоря словами Сартра (в “Ситуациях III”), “желает, чтобы [каждый] человек реализовал свою участь свободно и до конца”.
Собственно, “Матрица” – это выраженный языком масскульта призыв “Прозрей и восстань!”.
Это цель так важна для авторов фильма, что ради нее они даже идут на допущение очевидной логической ошибки. Ведь если красная таблетка, как всё в иллюзорном мире Матрицы, виртуальна, как она может оказать реальное действие на реального Нео (то есть спящего в своей ячейке человека-“батарейку”)?
Весь расчет у братьев Вачовски на то, что потребитель киномасскульта не задумывается над такими вещами.
Обратимся теперь к “Дозорам”.
Начнем с мелочи, иллюстрирующей различия: с имен. В “Дозорах”, так же как и в “Матрице”, у героев говорящие имена. Но не у главных, а у самых важных по чину. То есть в “Матрице” подход революционно-демократический (важен тот, кто действительно является героем), а в “Дозорах” – спецслужбистско-бюрократический (важен тот, у кого больше звездочек на погонах). И в “Матрице” имена действительно говорят о сущности: Нео (то есть Homo novus или, если читать это имя как анаграмму, One, то есть Единственный, Избранный); Тринити (то есть Троица); Морфеус (то есть Морфей, единственный, кто способен пробиться к сознанию погруженных Матрицей в сон людей-“батареек”). А вот в “Дозорах” они симулируют сущность: Гесер – формально борец с демонами, силами Зла, но на самом деле это колдун-трикстер, ловец душ, царь – повелитель Севера, который лишь вынужденно (и отчасти потому, что у него это хорошо получается) борется с демонами; Завулон – и вовсе один из родоначальников “двенадцати колен Израилевых”, о котором известно, что он рожден не Рахилью, а Лией и что он (и колено его) “обрекли душу свою на смерть”. Итак, это не говорящие, а псевдоговорящие имена – в точном соответствии с установкой авторов и продюсеров на то, что борьба Светлых и Темных – это не борьба Добра со Злом, а что-то совсем другое (из имен вождей Светлых и Темных мы, собственно, можем вывести лишь то, что Светлые – это северяне (жители Евразии), а Темные – южане (даже уже – евреи); вот вам и ксенофобия!).
И так – во всем. Если “Матрица” однозначно утверждает, что существует реальность и псевдореальность, подлинное бытие и иллюзия, то “Дозоры” говорят нечто совсем иное: воспринимаемая обыденным сознанием реальность – это, конечно же, реальность, но это не вся реальность, не полная. Кроме этого, первого уровня реальности, доступного профанам (то есть нам, рядовым зрителям), существует якобы еще один, более высокий уровень – уровень ДСП, активной закулисной деятельности Темных и Светлых, “сумрак”, “второй уровень”. Нетрудно догадаться, с кем (с чем) ассоциируются эти Темные и Светлые – со спецслужбами. Причем поскольку мы знаем, что принципиальной разницы между Темными и Светлыми нет, что действуют они одними и теми же методами, просто Светлые нас, рядовых российских граждан, вроде бы защищают, а Темные, напротив – убивают, напрашивается предположение, что Светлые – это ФСБ и прочие государственные спецслужбы, а Темные – иностранные спецслужбы (не наши) или, что еще более вероятно, пресловутые “силы мирового терроризма”.
Поэтому вполне логично, что “Матрица” ставит в пример активные действия рядовых граждан, противостоящих бездушной машине и ведущих с ней во имя своего (и человечества) будущего коллективную борьбу, а “Дозоры”, напротив, насаждают гражданскую пассивность и утверждают веру во всесилие государства и государственных спецслужб, которые якобы и должны решать судьбы граждан вместо самих граждан. А граждане, как стадо покорных баранов, должны лишь верить в то, что государство и его спецслужбы защитят их от Темных!
“Матрица” утверждает, что каждый может (в идеале) увидеть реальность. “Дозоры” говорят: нет, увидеть более высокий уровень действительности могут лишь те, кому это дано от рождения (Иные). Это – чистой воды социальный дарвинизм, пропаганда социальной исключительности, пропаганда модных у нашей новой “элиты” теорий “генов успеха”, “генов предпринимательства” и т.п.: дескать, если вы бедный – то это у вас гены такие, это “природно запрограммировано”, а ежели мы богатые, ежели мы конкурентов “замочили”, от следствия “отмазались”, партнеров “кинули” и т.п. – то это у нас тоже гены такие, особо хорошие, это “природно запрограммировано”. Мы, то есть, имеем право владеть и управлять, потому что мы – высшая раса.
“Матрица” пропагандирует экзистенциальный выбор, а “Дозоры” – отказ от экзистенциального выбора в пользу мещанских ценностей вплоть до того, что в качестве хэппи-энда в “Дневном дозоре” показывается, как Антон Городецкий теряет свою суть Иного и становится обычным, рядовым человеком. Автор “Дозоров” внушают зрителю: на хрена вам это знание о высшей политике, о действиях спецслужб (тайных сил), на хрена вам знание правды? – гораздо лучше, дескать, жить обычной, непритязательной мещанской жизнью, не подозревая ни о чем.
Это, собственно, одна из главных идеологических целей фильма. Ради нее авторы “Дневного дозора” даже идут на то, что допускают прямую и очевидную логическую ошибку: ведь если из фильма следует, что использование Мела Судьбы не стирает память о предшествующих событиях (Чингисхан, прибегнув к помощи Мела, помнил, что с ним случилось), то и Городецкий, переиграв с помощью Мела свою судьбу, не мог забыть о прошлом и перестать быть Иным! Тут прямая параллель с “Матрицей”: помните логическую ошибку с красной таблеткой?
“Матрица” воспевает политическое (революционное) действие рядовых граждан. Это – революционно-демократическая логика. “Дозоры”, напротив, воспевают деятельность официальных структур (спецслужб). Это – государственно-бюрократическая логика.
В “Матрице” герои – ни в коем случае не обыватели. Это – бунтари, революционеры. Они ведут жизнь подпольщиков, им каждую секунду угрожает опасность, они заброшены на дно (в буквальном смысле слова) общества, они сами выбрали этот путь, они могли бы, видимо, отсиживаться в Сионе, но они проникают на территорию противника, рискуя жизнью, чтобы продолжать борьбу, они мирятся с бытовыми неудобствами и т.п., то есть живут во имя идеи. Герои “Дозоров” (Светлые) служат в конторе. Это психологически и по образу жизни обычные мещане (от природы наделенные необычными способностями, вроде певца, наделенного от природы не умом, а голосом), состоящие на государственной службе. Они – прямое продолжение примитивных мужиков из рекламы пива: смотрят не отрываясь хоккей и футбол (и ради футбола по телевизору забывают о своих служебных обязанностях), играют в баскетбол на работе, пьют горькую и т.п. Как справедливо выразился Гоблин, это “оперативники” (наследники простых и “в доску своих” ментов из “Ментов”, “Убойной силы” и т.п.). Или, как сказала бы Новодворская, “кровавая гэбня” (в данном случае, кстати, кровавая в прямом смысле – чтобы работать, Светлым приходится пить кровь!).
В “Матрице” показана доведенная до крайнего предела антигуманизма экономическая машина, основанная на эксплуатации человека. В “Дозорах” никакой экономики вообще нет! Там нет производства. Никто не работает (горничные и мясники не в счет – не эти профессии создают экономический базис общества). Даже пресловутый Горсвет – это не предприятие, а всего лишь “крыша” (оперативное прикрытие) для спецслужбы Светлых. Экономические, социальные, классовые отношения тщательно вымараны из “Дозоров”.
“Матрица” утверждает, как это ни странно, культ Разума: главная сила в фильме – это именно разум, освободившийся от иллюзий и отвергший навязанную Матрицей псевдореальность. Драки и стрельба – это уже вторичное, поскольку они происходят не в реальном мире, а в мире неподлинном. Сила и оружие оказываются ерундой, раз от пуль можно уклониться или остановить их на лету. Ratio торжествует над иррациональным, над иллюзией. “Дозоры”, напротив, утверждают культ силы и магии. Причем магия оказывается важнее обычной материальной силы. В “Дозорах” иррациональное торжествует над разумом, иррационализм и мистицизм пропагандируются.
Примечательно, что в “Матрице” действительно показана борьба Добра со Злом: Зло – это Матрица, машина порабощения, доведенный до предела капитализм, а Добро – это силы Сопротивления, Революции. А вот в “Дозорах”, вопреки известной песне “УмаТурман”, нет ни Добра, ни Зла: показано, как уже отмечалось, противоборство между двумя по сути однотипными силами – Светлыми (наши спецслужбы) и Темными (те, с кем эти спецслужбы борются, – сегодня это может быть “мировой терроризм”, завтра – ЦРУ, послезавтра, допустим – коммунисты, анархисты, “антиглобалисты”, да, собственно, кто угодно, хоть марсиане). “Матрица” предполагает наличие нравственности (общественной морали), “Дозоры”, отражая социальный заказ властвующей элиты, – отсутствие нравственности (общественной морали), имморализм. Действительно, если между Светлыми и Темными – договор о разделе сфер влияния, если Светлые сами выдают Темным лицензии на убийства, о какой морали тут может идти речь? Только о классовой морали, которая исходит из того, что обязательства могут быть лишь между своими, “высшими” (то есть Иными), а обычные люди – “низшая раса”, на нее моральный подход не распространяется.
Поэтому в “Матрице” между местными гебешниками (жандармами, агентами смитами) и революционерами идет борьба не на жизнь, а на смерть, а в “Дозорах” мы наблюдаем классические, по выражению Ладисласа Фараго, “игры лисиц” – противостояние спецслужб, со взаимными договоренностями, “двойной игрой” и сложными ходами, основанными на принципе “кто кого перехитрит”.
Вполне логично поэтому, что “Матрица”, можно сказать, запугивает зрителя тотальным угнетением, самодовлеющим всепланетным Левиафаном, установившим контроль над сознанием человечества, а вот “Дозоры”, напротив, запугивают зрителя картиной генерализованного теракта. Ибо что такое показанное нам в конце “Дневного дозора” разрушение Москвы, как не генерализованный теракт? Что еще это должно вызвать в памяти сограждан, если не взрывы домов? Кстати, поскольку далеко не все наши сограждане считают, что дома это взорвали именно “силы международного терроризма”, нарисованная в “Дневном дозоре” картина, однозначно возлагающая ответственность за разрушения на Темных, выполняет еще и вспомогательную пропагандистскую функцию: ненавязчиво утверждает правительственную версию взрыва домов в Москве.
Даже брошенные “оппозиционерам” кости, вроде разрушения Останкинской телебашни или колеса обозрения (символ бездуховного развлечения), давящего граждан, вряд ли кого-то введут в заблуждение. Допустим, телевидение – это действительно “Империя лжи”. Но башня-то тут при чем? Она – обычный технический объект. Нет смысла разрушать телебашню, если остаются в живых руководители телевидения. Простая логика подсказывает, что наказания заслуживают как раз руководители “Империи лжи”, а техника ни в чем не виновата, технику надо передать в чистые руки. Точно так же и с колесом обозрения, которое само давит граждан. Это же точное отражение давно длящейся общественной полемики – одна сторона пеняет тем, кто контролирует СМИ: что же вы наших граждан дерьмом-то всяким пичкаете? – а те, в свою очередь, отвечают, подобно г-ну Швыдкому: мы не при чем, это само так получается, стихийно. Дурачкам такие сказки рассказывайте! Судьи будущего ревтрибунала дурачками не будут.
“Матрица” протестует против системы всеобщей слежки и тотального контроля и пропагандирует борьбу с ней. “Дозоры”, напротив, прославляют всеобщую слежку и тотальный контроль над гражданами и говорят: смиритесь, привыкните, не возмущайтесь, а иначе Светлые не смогут защитить вас от Темных. А они и так не могут защитить! Это даже из фильмов видно. Более того, именно Светлые и выдают Темным лицензии на “отстрел” граждан! Про реальную жизнь я и не говорю. Защитили спецслужбы от “Дубровки”? От Беслана? Ха-ха. Говорите мне после этого, что “Дозоры” – не прямой заказ спецслужб.
Еще в 1971 году один из первых теоретиков “массовой культуры” Эрнест ван ден Хааг в своей работе “The Dissent with the Consensual Society” писал, что в продуктах масскульта должны соблюдаться два принципа: а) всё понятно и б) всё поправимо. “Матрица” потому неправильное произведение масскульта, что там нарушены оба эти принципа: там далеко не всё понятно рядовому зрителю и там явно не всё поправимо (хотя, конечно, самому примитивному зрителю, тому, кто воспринимает “Матрицу” как “экшн”, кажется, что всё понятно; точно так же главное – например, как бы смерть Нео – поправимо). В подражание “Матрице” и “Дозоры” уходят от первого правила: в фильмах тоже не всё понятно (особенно в “Дневном дозоре” – тем, кто не смотрел “Ночной дозор”; но это, впрочем, специально: зрителя понуждают посмотреть и первый фильм), тем более тому, кто не читал Лукьяненко. Это (как и в случае “Матрицы”) – намеренно. Еще один из основоположников литературы масскульта Барбе д’Орвийи писал: “Что сильнее действует на человеческое воображение, нежели тайна?”. Авторы “Дозоров”, прибегая к эффекту таинственности, ловят зрителя на тот же крючок, что и создатели детективов или самопровозглашенные “гуру” и “йоги”.
Но вот с поправимостью в “Дозорах” действительно все в порядке! Кажется, случилась глобальная катастрофа. Глядь: Гесер с Антоном всё переиграли – и все опять стало хорошо, катастрофа не наступила. Особенно въедливый зритель, конечно, может придраться и сказать: погодите, ребенок-то у Антона все равно родится – и будет Иным, и запросто может стать Великим Темным, и встретиться со Светланой, значит, катастрофа не отменена, а лишь отсрочена – но это, действительно, должен быть какой-то уж очень въедливый зритель, вроде тех, кто не верит в официальную версию взрывов домов в Москве и по ком Лубянка плачет.
Вообще, если “Матрица” стремится к образцам подлинного искусства (как полагается масскульту, к романтизму, но – и это-то как раз и не стандартно – к революционному романтизму), то “Дозоры”, напротив, по сути повторяют один из самых неудачных, откровенно масскультовский фильм Фрица Ланга “Шпион”, вышедший на экраны аж в 1928 году! Там тоже шпионы и контрразведчики представлены на одном уровне – как две одинаковые ОПГ, дерущиеся друг с другом в мире хаоса; там тоже показывалось, что кроме обычной жизни есть еще и скрытый от профанов высший уровень (главный герой, например, был в обычной жизни директором банка и клоуном мюзик-холла, а в “сумраке” – шпионом). Там тоже противоборство спецслужб маскировалось под отражение действий каких-то “высших сил” и “неведомых истин”. Там тоже была нарисована грандиозная катастрофа (видимо, первая в истории мирового кино) – крушение поезда в туннеле. Всё это было лабудой уже в далеком 1928 году. Чтобы повторять эту заведомую лабуду спустя почти 80 лет, да еще вбухивать в нее миллионы долларов, нужно руководствоваться какими угодно целями, но только не такими, которые имеют отношение собственно к кино.
Итак, если “Матрица” говорит зрителю: “Прозрей и восстань!”, то “Дозоры” говорят ему: “Тихо сиди и верь власти”. Если “Матрица” прославляет революцию, то “Дозоры” – конформизм и покорность судьбе. Если “Матрица” говорит: “Знание – сила”, то “Дозоры” говорят: “Неведение – благо”.
Оба фильма откровенно (даже слишком откровенно для масскульта) внедряют в сознание зрителя идеологию. Идеологическая обработка, а не что-либо другое – главная задача и “Матрицы”, и “Дозоров”. Вот только идеология у них – разная.