Группа «Культурная инициатива» запустила новый проект «Кофе и сигареты», в рамках которого предполагается цикл вечеров-встреч издательств, отличающихся принципиально разной издательской политикой. Первая такая встреча состоялась в кафе Cofemax. Участники дискуссии – главный редактор издательства "Вагриус" Алексей Костанян и директор издательства "Ad Marginem" Александр Иванов обсуждали тему "Нужны ли современной литературе новые идеи?"
С кофе и сигаретами напрямую ассоциируется интеллектуальный труд. Это неотъемлемые атрибуты представителей СМИ, серьезных издателей, литераторов. Для этой публики и предназначены вечера цикла. В доказательство правдивости такой концепции, все присутствующие активно курили. Начало основной части цикла отложено на сентябрь. Первый же вечер 27 июня был пилотным. Несмотря на это дискуссия получилась интересной и привлекла внимание собравшихся гостей.
Разговор начался с того, что каждый из издателей представил концепцию своего издательства. По-видимому, все дискуссии будут строиться по общему принципу: представление издательств, на предмет выявления основной их концепции, обсуждение заявленной темы, мнение независимого эксперта, вопросы зрителей.
По заключению независимого специалиста Александра Вознесенского, "Ad Marginem" - это издательство со скандальной репутацией, поскольку печатает сочинения Лимонова, Сорокина, Проханова, а иногда и работы, которые заведомо никто не купит. «Это эксклюзивна литература, рассчитанная на особый тип читательского восприятия, который сегодня практически не существует». «Вагриус» же более спокойное издательство. Оно начало с освоения рынка массово литературы, но потом выбрало для себя определенную нишу – нишу мемуарной, художественной литературы. «Книги имеют непреходящую культурную ценность», - замечает Алексей Костанян.
Беседа проходила в достаточно спокойном тоне, хотя, как в любой дискуссии, ее участники не пришли к единому выводу. Все присутствующие отметили заявленную тему как «очень тонкую» и спорную, но при этом крайне интересную.
Алексей Костанян сразу разграничил понятия идей в литературе и в книгоиздании, отметив, что для последнего идеи, несомненно нужны: «В книгоиздании идеи необходимы, начиная от упаковки, заканчивая комментариями к книге. Это дело книгоиздателя. В литературе же все зависит от жизни». Оба собеседника отметили особенность исторического периода, который пережила русская литература. Это период конца 80-х – начала 90-х гг.: «Примерно с 1987 все толстые журналы начинают публиковать огромное количество произведений, написанных с начала 20 в. Это ведет к тому, что появляется такая сложность, как вхождение в литературу новых авторов. Они вынуждены конкурировать с «памятниками» мировой литературы (например, Ольга Славникова с Набоковым). Когда же стал спадать этот вал публикаторской литературы (к середине 90-х гг.), оказалось, что у нас довольно хилая литературная ситуация. Те писатели, которые входили в литературу в этот период, не выдержали конкуренции с классиками 20 века. Я могу назвать двух писателей, которые с этой конкуренцией справились. Это Виктор Пелевин и Владимир Сорокин. Именно в их прозе через непрямые сюжетные коллизии, т.е. через какую-то внутреннюю форму произведения, зафиксирован революционно-романтический период русской истории, которые происходил в 90-е гг.».
Именно этот период привел русскую литературу к кризису, но каждый из издателей по-разному обозначил его. «Сегодня литература переживает один серьезный кризис: это кризис отхода от осмысления, переход к чистой описательности. Молодые литераторы – это интравертная литература – она даже не предпринимает попытки поднять какой-то больший вопрос, чем собственная личность. А ведь наша литература славилась всегда тем, что она в достаточной степени была учителем жизни. Но это не кризис идей. Это результат того, что мы до сих пор не можем осознать произошедшее с нами за 20 лет: почему эйфория, сменялась апатией и наоборот», - говорит Костанян.
«В литературе наблюдается чудовищный кризис идей, связанный с очень низким уровнем гуманитарного образования. Происходят попытки обозначить универсальный взгляд на мир, в который читатель может зайти, услышать ответы на новые для него вопросы, касающиеся всех сторон человеческой жизни. Сейчас возвращается мода на чтение классического, большого, идейного романа, поэтому появляется надежда на появление в русской литературе думающих, размышляющих людей, знающих историю, писателей», - отвечает Иванов.
На высказывание Иванова о том, что в конкуренции с другими каналами информации в литературе рождается кризис универсализма, а универсализм есть путь к выживанию литературы, Костанян возражает: «Конкуренция литературы и других видов искусства должна лежать в сфере больше эмоциональной, чем мыслительной. Писатель ценится не за то, сколько и чего он знает из различных областей. Роман – это умение эмоционально и красиво изложить то, что носится в воздухе, что читатель сам не может выразить письменно. Визуальные СМИ, например, кино, потихоньку начинает терять душу с появлением спецэффектов. Спецэффекты в литературе – это все-таки еще непродуманная технология, держащаяся на живом, а не на компьютере. Именно в этом я вижу выживаемость русской литературы, ибо потребность человека в эмоциях не умрет никогда».
Возвращаясь к решающему для истории литературы историческому периоду гласности, Александр Иванов замечает, что великая русская литература – это «наследие, с которым непонятно, что делать». Действительно, задав высокую планку однажды, писатели сделали трудным существование своих последователей: «Фигуры масштаба Трифонова и Астафьева на появлялись в последние 15 лет». В 90-е гг. русская литература стала заимствовать иностранные образцы. Оказалось, что люди вокруг озабочены материальной стороной жизни. И небывалая бытовая материализация жизни является огромным вызовом литературе. «В этом переизбытке материи, чувственных наслаждений, появляется новый герой (Минаев «Духлесс», Робски): он знает, что такое скука в смысле чудовищного ступора, который обрушился на человека, увидевшего сто сортов сыра в магазине или небывалое количество литературных сокровищ в магазине. Естественная реакция – скука. Герои Робски и Минаева имеют дело с этим потенциально инициирующим эту скуку миром».
Но, по словам Костаняна, материализация бытового - это не новая тенденция. Ведь вся Западная литература прошла через описание буржуазного мира, что перерастало в то, что сегодня называется гламурным романом.
В рамках заданной темы, руководствуясь вопросом из зала, редакторы не преминули поспорить о том, что такое сегодня mainstream. Костанян не отказал в существовании этому явлению: «Вся Москва читает Донцову, Робски».
«Это явление связано прежде всего с понятием публики, которая является носителем некоторой высокой идейно-культурной традиции. Это именно высокая литература, беллетристика. Раньше говорили: «вся Москва» или «весь Париж» читает Ремарка». В 70-80 гг. в mainstream были переводная англо-американо-европейская литература в журнале «Иностранная литературы», это авторы журнала «Новый мир» (Трифонов), Тарковский, композитор Шнитке. Это и был mainstream. Сегодня понятия «всей Москвы» не стало, оно исчезло в середине 90-х гг. Нет и mainstream. Его нет ни в Англии, ни во Франции, ни в США. Такие премии, как Букера в Англии и Гонкуров в Париже лишь имитируют mainstream. На смену же ему приходит литература мелких (Интернет) и больших сетей (например, книги издательства «Эксмо»). Что происходит с писателем, когда он из маленькой сети переходит в большую сеть? А примерно то же, что случилось с Сорокиным после акции «Идущие вместе». Он попал в большую сеть: 3,5 месяца у него был успех, а потом эта сеть «смачно его выплюнула», лишив больше части читателей, которые ценили его творчество за камерность», - возразил Иванов.
Костанян остался на своей позиции, а вышеперечисленные приметы отнес к типичному интеллигенту советского времени.
Кто же задает литературные вкусы читателей, кто занимается их воспитанием? А может быть, читатель воспитывает издателя? Оба издателя отметили, что этот вопрос – палка о двух концах. С одной стороны, книга находит своего читателя, с другой, читатель – книгу. Не обходится и без модного словечка «пиар». «У издания есть определенная рыночная цена, стратегия. При этом у него нет истории. С каждым новым маркетологическим успехом книги, на рынке появляется новая звезда. История произведения перечеркивается с появлением новой звезды», - замечает Иванов. «Либо издатель чисто коммерсант, либо оно должно быть гуманитарно функциональным. А чтобы о книгах узнавали, их нужно пиарить, продавать!» - засмеялся Костанян.
