Проза ведь обычно недотягивает до жизни по напряжению, по силе эмоций, правдивости, искренности, понеприкрытости и неприкаянности, собственно, по всему тому, что составляетоснову витальной силы, по всему тому, благодаря чему мы всё ещё здесь, всё ещёпишем и говорим, всё ещё живём.
Место прозы в моёминтеллектуальном пространстве давно заняли письма и разговоры, а также чтениемаленьких (не) настоящих журналов и сайтов (потому что "настоящие"журналы и газеты - такой же, в основном, ненатуральный компост, что и обычнаяпроза).
Ещё сейчас приняторассуждать о смерти романа, о том, что этот литературный динозавр не можетперевалить своё огромное тело через горную гряду современности, что его пузовспорото и потроха тянутся по камням истории кровавым шлейфом, что все этиплохо упакованные и постоянно выпадающие кишки большой формы - в прошлом.
Книга, которую я читал снеобычным увлечением, могла бы быть заявкой на роман, но, думаю, у автора небыло времени писать такую махину, он из того поколения, которое живёт быстро, аумирает, - как получится, бывает, что и молодым. Дядя Федя, которому посвященаповесть "Исход" и которого я лично не знал, уже умер, как раз окологода назад. Его убили несколькими десятками ножевых ударов, он истёк кровью ивсё последнее время своей жизни, несколько десятков минут, был в сознании.
Эта повесть тоже похожана крик, но это было бы самым неправильным сравнением, я даже не пойму, кактакая простая метафора пришла мне в голову, это совершенно неверно - сводить еёк каким-то аттрактивным проявлениям человеческой экзистенции, хотя, конечно,она вся про них, про изменённые состояния человеческой психики, про жизнь вэтом изменённом состоянии. В повести много водки, лёгких и тяжёлых наркотиков,крови и опьянения кровью, но главные факторы изменения, возможно, даже мутации- не в них.
Главный фактор измененияимел место при рождении данной эпохи, которую мы сейчас проживаем, в Перестройку,когда рушился созданный при СССР, но при этом без его санкции, во всепредшествующие десятилетия отлаживаемый (когда полулегально, а когда иполуподпольно) и умерший однажды во сне (никто этого синхронно практически незаметил) организм Советского Общества. Я имею в виду не сам СССР как страну игосударство, я имею в виду именно Советское Общество, этого коллективногоносителя неиллюзорных ценностей, представлений о выстраивании жизни, о должноми недолжном поведении, о совести, чести и правде.
Когда это случилось, встране, населённой бывшими советскими гражданами, оказалось очень многобесприютного "человеческого материала", который какое-то время никтобольше специально централизованно не вылепливал и который пытался лепитьсякак-нибудь сам, комок за комком - и комки эти чаще падали на асфальт, нежеливоздымались к небу, и попадали под каблуки хаотичных непрогнозируемыхобстоятельств - хоть и не под каток, но не менее эффективно.
Особенно страшно должнобыло приходиться заброшенным детям, чей рост и взросление пришёлся надезориентированные 1990-е, с их ежедневным заоконным калейдоскопом ярких иблёклых деталей, каждую из которых не хватало времени даже рассмотретьпо-хорошему, не то что взвесить, попробовать на зуб, оценить, не быловозможности просто потрогать рукой, ощупать. Незавидная участь - взрослеть втакое время, как наши 1990-е, никому такого не пожелаешь, но это поколение былорождено, ещё при Советском Союзе, и вынуждено было расти в результатах егокатастрофы, под градом его падающих моральных и материальных обломков, будтопод дождём и снегом, покрываясь оседающими хлопьями - то ли пеплом костров, накоторых сгорало, чисто в обогрев, великое, то ли концентратом, осадкомперенасыщенного раствора правды. Зонтов им при рождении не выдавали, и потомуони впитывали всё это своей кожей, своими губами, глазами, ушами, своиминоздрями и всеми теми чувствилищами, что прячутся между нейронов, в ежедневнойпанике неопределяемого бытия.
Но вот, поколениевыросло. Проза его - появилась.
Повесть "Исход"появилась на свет потому, что автору её, который счёл возможным подписаться «DJ Stalingrad», на время удалось вывалиться из этой гонки бытия,которое он и его друзья только подхлёстывали сознательно, не давая остановитьсяни ему, ни своей рефлексии по его поводу, подхлёстывали шесть или семь лет -нарезанной на сподручные куски арматурой, кастетами, ножами, кулаками, бухлом,изредка - воспоминаниями о небе, дозами героина, вымучиваемого у дилеров, иадреналина, вымучиваемого у реальности - и ведь это ещё не самое ужасное, несамое плохое, что удалось им из этих лет вымутить.
Родилась повесть о том,как компания подростков раз за разом взламывала покровы навязываемых извнесоциальных иерархий и мнимого порядка, как она теряла первоначальный энтузиазм(а покоя, чистоты и здоровья там не было с самого начала - вспомним, это ведь дети1990-х) и обретала тот опыт, который простым перечислением своим приводит втрепет непогружённого наблюдателя, не то что - попытками себя осмыслить ивыразить.
Автор, точивший свойнерядовой литературный дар о камни гитарного и прочего хардкора подмосковных ивообще подгородских электричек, о холодные полы грязных и голодных вписок (такименуются на языке тех, кто жив и передвигается по своей воле, временныепристанища; недавно журналисты, желавшие выведать у меня тайны, с которыми я нехотел расставаться, прислали мне СМС на вписку, на один из краёв ойкумены:"у вас в гостинице есть телефон, куда мы можем перезвонить?" - услышавслово "гостиница", я захотел послать на три буквы немедленно, но уменя просто не хватило иностранных копеек на ответную СМСку), пользуется имнастолько умело, что речь его течёт незаметно, будто поток воды, втихарясмешанный с обезболивающим: я читал эту повесть в вагоне метро, на эскалаторе,минуя норовящие вдарить по почкам турникеты, в проёме между двумя шеренгамидверей, в подземном переходе, на улице, на ступеньках, на тротуаре, перешагиваяс бордюра на мостовую и дальше чуть ли не под колёсами машины... Я вообще-тодавно дал обет не читать на ходу, но тут не выдержал, сдался на милость тексту,который так захватил меня, что уже три недели, ровно с момента прочтения, незнаю, как о нём написать.
В попытке выкрутиться ярешил породить гантель - двуглавую рецензию, одновременно на книгу"Исход" товарища DJ stalingrad и на книгу "Вооружённая радость"товарища Alfredo Bonanno, известного анархистского теоретика и практика, чьё творение былозапрещено в Италии, а сам он отсидел 18 месяцев за то, что написал эту книгу -и это была не последняя его отсидка. Кстати, буквально на днях, уже в октябре2009-го, он был арестован в Греции за возможное участие в вооружённомограблении банка - улов похитителей составил 49 с чем-то тысяч евро, уловохотников - 72-летний не боящийся мыслить человек, который никогда не сдавался.Бонанно был арестован в той самой стране, в которой в декабре 2008-го быланачата повесть "Исход", и автору этой повести обстановка тогдашнегогреческого восстания молодёжи, в котором он участвовал, показалась достаточнокурортной и достаточно спокойной на фоне его обычной московской и около тогожизни - с ежедневными драками, поножовщиной, зашиванием ран на кухне узнакомого фельдшера, употреблением водки и чая в неприметных придорожныхшалманах европейской части бывшего Восточного блока, с постоянными отзвонамискаутов, выкупанием товарищей из ментовок и выдиранием их в бою у настоящеговрага, с которым он, один из главных действующих лиц московских антифа, вёлсвой не прекращавшийся ни на минуту бой.
Из этой идеи написатьсразу про повесть как бы о вооружённом авангарде и про критику политикивооружённого авангарда, ничего не вышло, во многом потому, что Бонанно, когдаписал в 1970-е, имел в виду "Красные бригады", а DJ stalingrad, когда участвовал 2000-е, был скорее в составемобильной автономной группы, примерно такой, каковые Бонанно видит в качествеальтернативы централизованной боевой организации и централизованнойбюрократической политике вообще.
И если Бонанно многовнимания уделяет анализу анархистской либо анархизированной повседневнойтактики, то DJ stalingrad просто описывает её, почти не вдаваясь в теоретизирование,лишь иногда прокламируя то, с чем согласен, то, на чём стоит, в виде кратких ине подлежащих обсуждению выводов.
Между ними, товарищемБонанно и товарищем stalingrad’ом, - не только 50 лет возрастной разницы, нетолько 30 лет от одной книги до другой, не только мнимая пропасть между нищейИталией и нищей Россией, между ними - вся доступная взору и ощупываниютерритория Европы, которую эти два человека действия пытаются кроить по-своему,поверх границ между странами и государствами, кроить с помощью разныхинструментов, в том числе - конечно, слова, которое в умелых устах действует нехуже удара ножом, не хуже стежка хирурга, зашивающего рану, не хуже уколаанестезии.
"Вооружённаярадость" - книга, которая, возможно, создала время, тогда, в Италии конца1970-х.
"Исход" -книга, которая создаёт время прямо сейчас, в России конца нулевых.
