Один из нарядов, которыми Франция любит щеголять при выходе в свет, именуется "Франция – страна высокой культуры". Это фирменный знак, заботливо лелеемый с помощью механизмов "культурной исключительности" ( l'exception culturelle française ). В 1959 г. Андре Мальро в бытность министром культуры провел целый ряд законов, финансово поддерживающих французскую культуру, – что-то вроде культурного протекционизма. (В сущности, правильный перевод был бы: исключение культуры из рыночных отношений.)
За последнее время упомянутое выражение приобрело скорее иронический оттенок и часто употребляется, просто чтобы подчеркнуть не слишком авантажное отличие Франции от других европейских стран – например, ни в одной европейской стране столько не бастуют.
Кто во Франции считается культурным человеком? На этот вопрос литераторы с гордостью (а музыканты - с горечью) отвечают: это человек, первым делом знающий литературу (классику) и историю, а потом уже музыку. Впрочем,в современной Франции мы имеем дело с довольно-таки шизофренической ситуацией: с одной стороны, культурные люди и культура вообще официально составляют предмет национальной гордости; с другой - сама же культурная элита стремится от этой элитарности отмежеваться из боязни быть недостаточно демократичной. И уж ни в коем случае не следует признаваться в своей причастности к элите. А называя кого-нибудь интеллектуалом (и употребляя при этом слегка презрительное слово "intello"), средний француз стремится скорее отмежеваться от принадлежности к этой касте.
Как бы там ни было, а нобелевская премия по литературе, присужденная в прошлом году французскому писателю Ле Клезио, вызвала немалый энтузиазм - как официальный, так и приватный (тем более что в последний раз французским писателем, ее удостоенным, был Клод Симон в 1985 г.). Последняя книга Ле Клезио разошлась в более чем 200 000 экземпляров, и хотя творчество Ле Клезио не вызывает всеобщего восхищения, сам по себе факт льстит национальному самосознанию. К тому же, Ле Клезио из тех писателей, которых проходят в школе, так что его имя достаточно широко известно.
С учетом актуальностивопроса о чтении в мире вообще, я попыталась выяснить, есть ли кризис книги во Франции? Кто и что читает? Каково отношение к чтению? То, что рассказано ниже, ограничено наблюдениями над слоем читателей, который я более или менее знаю: о том, что читает молодежь, я могу рассказать только с чужих слов и уж совсем ничего не знаю о ситуации с чтением в сельской местности или в кругу обитателей замков.
Итак, я в течение примерно полутора месяцев встречалась с самыми разными людьми, связанными с книгой и чтением: библиотекарями, книгопродавцами, членами читательских ассоциаций, просто читателями – и по возможности знакомилась со статистическими данными.
На этот вопрос статистика, социология, читатели, библиотекари и книгопродавцы дружно отвечают "нет". Книгопродавцы добавляют, что это сразу сказалось бы на обороте. Что же это получается – везде есть, а во Франции нет?
При ближайшем рассмотрении оказывается, что оптимистичный ответ относится скорее к количественным, чем к качественным показателям. Практически все признают, что изменилось качество чтения: во-первых, вкусы стандартизируются; во-вторых, все больше читателей выбирают книжки не то чтобы полегче и поразвлекательнее, но низкого литературного качества, а хотелось бы, чтоб и развлекательное чтение было на уровне. (Стиль письма для многих все еще остается одним из важнейших критериев – не раз мне говорили, что читают газету "Монд", потому что статьи в ней хорошо написаны.)
Однако полный консенсус достигается при ответе на вопрос, грозит ли книге исчезновение. В это уж точно никто не верит, тем более что подобный сценарий возникал не однажды.
Интересно, что отсутствие кризиса чтения подтверждает даже статистика: опубликованный в марте 2008 г. по данным опросов, за последние 20 лет процент читателей во Франции слегка вырос - с 66% в 1981 г. до 69% в 2008 г. Правда, при этом снизилось число книг, прочитанных за год: в 1983 г. более 5 книг в год читало 42% французов, сейчас их всего 34%. Растет число так называемых малочитающих (1-9 книг в год) и уменьшается число многочитающих (25 и более книг в год).
Статистика может поведать и о других интересных фактах. Например, общеизвестно, что женщины читают больше мужчин. Оказывается, что еще в 60-х гг. женщины читали меньше, чем мужчины (соответственно, 37,5% и 45%). Объяснялось это просто – в 1935 г. в средней школе училось всего 30% девочек, в 1950 г. их было уже 38,6%. Ситуация в пользу женщин изменилась между 1973 и 1988 гг.
Из статистических данных мы можем также узнать, кто покупает книги в специализированных книжных магазинах, а кто в супермаркетах. Чтобы понять, что именно люди читают, надо было обратиться в библиотеки и книжные магазины. Вот что мне рассказали.
Молодежь читает манги и комиксы, побаиваясь «настоящих» книг, да к тому же толстых (еще Флобер говорил, что любая книга слишком длинна[1]), но добрые книгопродавцы считают, что это ничего – тоже ведь чтение! Если же говорить о том, какие книги они читают, это будет преимущественно фэнтези. Молодежь и раньше отдавала предпочтение приключенческим романам и научной фантастике, но ныне фэнтези прочно заняла место последней.
К моему удивлению, комиксы вообще считаются не просто приемлемым, но и вполне почтенным жанром. (В 2006 г. книгой, разошедшейся во Франции самым большим тиражом, был 11-ый выпуск комикса о приключениях школьника Титёфа.) После многолетней дискуссии муниципальная библиотека Бордо закупает в свои фонды не только комиксы для детей, но и для взрослых читателей. При большом стечении народа в Ангулеме проводится ежегодный фестиваль комиксов (в этом году уже 36-й). А в конце января этого года выставка комиксов открылась в Лувре.
Да что Лувр - несколько лет назад был даже выпущен комикс по Прусту, "Комбрэ" (выжимка из "В поисках утраченного времени"). И хотя нашелся журналист, воскликнувший: "Комикс по Прусту – это убийство Пруста!", его отчаянный вопль сыграл скорее роль рекламы. Комикс понравился и хорошо разошелся. Мне Пруста было жалко до слез, но мои собеседники моей грусти не разделили, ибо главное – это:
1) насколько комикс соответствует оригиналу (что бы это могло значить? –А.Я.) и 2) привлекло ли это издание новых читателей, доселе о Прусте не слышавших и не желавших или боявшихся его читать.
Для таких книжек у книгопродавцов есть специальный термин: "наживка". Если клюнет – прекрасно!
Именно при анализе стратегий чтения у лиц активного возраста (30-50 лет) становится очевидным, насколько женщины читают больше мужчин. В ходу беллетристика - как французская, так и зарубежная. Велик интерес к мультикультурализму, я бы сказала даже, что на него существует определенная мода (то же верно применительно к кино и театру). Возможно, многие представителисреднего класса страдают от собственной якобы недостаточно развитой гражданской позиции, нередко поминают ее в разговоре и в своем чтении руководствуются в некотором роде идеологической установкой на социальную значимость.
По свидетельству библиотекарей, люди 30-50 лет читают не только романы, но и общедоступные книги по философии, психологии, по социальным вопросам, по истории, искусству, экологии (в этом отличие, Франции от Великобритании, где читателей, в том числе читателей-женщин, гораздо больше, но в ходу по преимуществу романы).
Вопреки распространенному стереотипу, французские пенсионеры читают меньше молодежи. Скажем, процент вовсе не читающих среди 15-19-летних в два раза ниже, чем среди 55-64-летних. (Пенсионеров-то никто читать не заставляет, а молодежь ходит в школу). Молодежь также в 4 раза чаще посещает муниципальную библиотеку или медиатеку.
В чтении мужчин преобладают детективы и научная фантастика; люди с невысоким уровнем образования отдают предпочтение беллетризованным историческим биографиям.
Общественная жизнь во Франции традиционно включает членство в разного рода ассоциациях. Похоже, что эта форма социальной жизни в России пока не привилась. Я поначалу относилась к ней недоверчиво (общаться с совершенно незнакомыми людьми?! С чего вдруг?), но постепенно вошла во вкус, хотя до сих пор как-то стесняюсь в этом признаваться моим московским друзьям. В нашей семье трое из четверых имеют к ассоциациям самое прямое отношение: я – член нескольких читательских клубов, а дети сами принимали участие в создании новых ассоциаций.Знаменательно, что при беседе в полиции, предшествующей натурализации во Франции, один из обязательных вопросов таков: состоите ли вы в какой-нибудь ассоциации? Подразумевается, что если состоите, значит, уже хорошо интегрированы в социум.
Закон, регулирующий создание и деятельность добровольных некоммерческих ассоциаций, был принят в 1901 г. Любое частное лицо (это касается и несовершеннолетних) имеет право создать ассоциацию практически "на любую тему": охрана природы, помощь неуспевающим ученикам, защита потребителей, обучение чтению неграмотных, хоровое пение и т.п. (Как-то на официальном обеде я оказалась за столом с человеком, который был одновременно членом трех ассоциаций - посвященных джазу, вину и медитации.) Ассоциации легко организовать, легко и распустить. Сейчас во Франции их насчитывается порядка 900 тысяч (что неудивительно, если учесть, что каждый год образуется около 60-70 тысяч новых).
Около40% французов – члены хотя бы одной ассоциации. Те же, кто ими не являются, ссылаются не на отсутствие желания, а на отсутствие времени.
Множество ассоциаций имеет отношению к чтению и книге. Примерно каждый 10-ый француз состоит в читательских клубах, то есть любит не только читать, но и обмениваться мнениями по прочитанным книгам. Принцип функционирования такого клуба зависит исключительно от желания его членов. Это может быть свободный обмен мнениями о последних книгах, которые прочитал каждый член кружка, хотя подобный принцип сравнительно редок. Как правило, все члены кружка сообща решают, что именно они будут читать. Список может включать только последние бестселлеры или современную литературу наравне с классикой.
Во время оно, то есть давным-давно в СССР мы все читали примерно одно и то же. Прочитанные книги были своего рода паролем, знаком "принадлежности", "карасса" (если кто-нибудь еще помнит это слово Воннегута). Думаю, что в теперешней России это уже давно не так, а уж во Франции так никогда и не бывало. Напасть на человека, прочитавшего ту же книжку, что и ты, – большая редкость. В сущности, для того и нужны такие читательские клубы, чтобы можно было поговорить о прочитанном. Когда вы представляете кому-то понравившуюся вам книгу, вам очень хочется, чтоб и другим она пришлась по душе, - как будто вы представляете любимого родственника или близкого друга.
Несколько удивительно видеть дыры в образовании людей, любящих читать: они прошли мимо самых важных произведений классической литературы, которую наше поколение в СССР осваивало систематически – но наше поколение, да еще на нашей российской территории, видимо, последнее, вымирающее. Возможно, это отличие объясняется тем, что во Франции не существует единой школьной программы по литературе. Каждый год учителя выбирают несколько произведений из предлагаемого им списка, включающего как классику, так и современную литературу, причем этот список в следующем году меняется. Так что если в этом году в данной школе ученики изучали "Федру", то на следующий год та же параллель может читать какую-нибудь пьесу Мольера, а "Федры" в школе они так никогда и не прочтут.
Наш «послужной» список, включающий прочитанных в далекой юности в качестве почти обязательной программы их Бальзака, Стендаля, Мопассана, Флобера (не говоря уже о наших Пушкине, Тургеневе и Толстом), формирует у местных жителей представление о России как о стране исключительной культуры. А уж наше умение и готовность читать стихи наизусть просто убивает французов наповал, лишний раз доказывая превосходство социализма над капитализмом.
В одном из последних интервью французский писатель русского происхождения Андрей Макин, пользующийся здесь большим уважением, заметил, что во Франции литература – это развлечение, тогда как в России отношение к литературе гораздо серьезнее.[2] Действительно, на мой вопрос, зачем люди читают, практически всегда мне отвечали, что чтение – это прежде всего развлечение или способ уйти в другую реальность.
И тем не менее, принцип отбора книг в читательских клубах нередко основан на гражданской позиции и интересе к литературе третьего мира: то читают книги вьетнамских авторов, то книги, посвященные детству (среди прочего -"Детство" Горького). Развлекательных книг в этом списке крайне мало, почти все они рассказывают о чьей-то тяжелой, невыносимой жизни, так что французские читатели, закрыв книгу, со вздохом говорят: "Как же мы все-таки избалованы и не осознаем этого!"
Однако члены читательского клуба сходятся на том, что такой принцип выбора книг полезен, ибо по собственной инициативе они бы этих книг никогда не прочитали, а так – расширили кругозор и окунулись в чужие проблемы. То есть, помимо развлечения, им хочется еще и приобщиться к новому знанию и проблемам других людей и социумов (наиболее ехидные добавляют: зная при этом, что проблемы – далеко).
Поскольку на государственном и местном административном уровне чиновники вполне отдают себе отчет в необходимости культуры и чтения, существует множество мероприятий и способов поощрения и поддержки культурных инициатив. Расскажу лишь о некоторых.
С 1999 г. во Франции существует ассоциация "Читать и приобщать к чтению" (Lire et faire lire). Помимо этой цели, ассоциация преследует и еще одну, немаловажную: установление межпоколенческих связей. Ассоциация насчитывает около 11000 волонтеров старше 50 лет и 250 000 детей. Первые – читатели, вторые – слушатели. Собственно, волонтеры просто-напросто читают вслух книжку группе детей (3-5 человек), по преимуществу вне школьных стен, но недалеко от дома.[3] Раз в год Ассоциация присуждает литературную премию "Кронос", учрежденную Фондом геронтологии, за книги о жизненном пути и о связи поколений. Девиз премии: "Расти – значит стареть, а стареть – значит расти" ("Grandir, c’est vieillir et vieillir, c’est grandir").
В 1972 г. в Аквитании Дениз Эскарпи, по образованию школьная учительница французской литературы и классических языков, стала выпускать журнал "Мы хотим читать!" (Nous voulons lire!), посвященный детской и подростковой литературе. А уже на базе журнала через пять лет ею же была организована ассоциация под тем же названием. Ассоциация "Мы хотим читать!" собрала внушительную коллекцию книг и периодики для детей и подростков на французском и иностранных языках, постоянно устраивает выставки книг и иллюстраций, конференции, встречи с писателями. За свою деятельность в 1995 г. Дениз Эскарпи была удостоена международной премии Братьев Гримм. (Мужем Дениз Эскарпи был известнейший левый журналист и писатель Робер Эскарпи, основатель общества дружбы "Франция-Албания", до последнего поддерживавший режим Энвера Ходжи. Такие парадоксы нам здесь доводится наблюдать практически постоянно.)
Более 20 лет при Министерстве культуры и коммуникаций существует передвижной фестиваль "Прекрасные незнакомки"; его цель – познакомить французскую публику с малоизвестными иностранными авторами и способствовать переводу и распространению их произведений. Каждый год бывает посвящен одной стране (вот лишь несколько примеров из списка: Швейцария, Болгария, Алжир, Индия, Чехия, Новая Зеландия, Швеция, Канада, Корея). В 2004 г. была очередь России. Десант из 12 писателей за примерно 2 недели проехал по всей Франции (по двое-трое в разных регионах), где встречался с публикой и представлял свои книги. В делегацию входили, среди прочих, Людмила Улицкая, Лев Рубинштейн, Ольга Седакова, Юрий Мамлеев, Вера Павлова, Андрей Геласимов и другие. Кроме всего прочего, это был еще как бы анонс огромной книжной ярмарки в Париже, где в том году почетным гостем была как раз Россия.
А еще бывают разные книжные праздники, которые проходят примерно по одной схеме, будь то книжный салон, трехдневный Праздник чтения, фестиваль "Чтение без границ" или Праздник карманных книжек: множество прилавков с книгами; на маленьких сценах и в разных закутках разыгрывают инсценировки, актеры читают вслух перед сидящей прямо на полу аудиторией, несколько приглашенных писателей подписывают книги. Приходят просто толпы народу, родители приводят детей, местные школы делают какой-нибудь забавный художественный проект, да не один.
В такие моменты особенно трудно поверить, что мы живем в эпоху кризиса чтения.
Все эти мероприятия, без сомнения, пропагандируют чтение и книгу, но еще и помогают читателям ориентироваться в океане книгопродукции, что вообще-то нелегко: книг - тьма, и на обложке каждой написаны слова хоть и разные по смыслу, но в равной мере хвалебные.
Журнал "Книжный еженедельник" (“Livres Hebdo@) предназначен для профессионалов; что же касается журнала "Читать" (“Lire”), задуманного в качестве общедоступного (вроде российского "Книжного обозрения"), то для большинства рядовых читателей он слишком насыщен информацией, в которой нетрудно потеряться. Обычные читатели предпочитают книжные рубрики в неспециализированных журналах и газетах. А такие рубрики есть практически повсюду, начиная с приложений к" Монд" или "Фигаро", целиком посвященных книгам, до женских журналов, таких, как "Эль" или "Мадам Фигаро", регулярно публикующих рецензии на книжные новинки.
Помимо прямых рекомендаций, во многих газетах и журналах помещают списки бест-селлеров. Так, нашумевшая во Франции книга "Элегантность ёжика" (L'Élégance du hérisson) была в списке 125 недель подряд, побив все рекорды, и все еще находится в списке лучших продаж.
Большое внимание книгам уделяется на радио и телевидении. Утверждают, что количество этих передач стремительно уменьшается, но, на мой взгляд, их и теперь очень много – они идут практически ежедневно и практически на каждом радио- и телеканале.
Тут не обойтись без того, чтобы вспомнить легендарную передачу "Apostrophe", шедшую с 1975 по 1990 г. по пятницам в 21.30 по 2-й программе, то есть в самый что ни на есть прайм тайм (в какой-то момент этот канал обогнал по популярности массовый 1-й канал). Вел ее известнейший тележурналист Бернар Пиво (а известность он и приобрел как раз благодаря своей передаче). Типичный представитель среднего класса, сын лионского бакалейщика, по всей видимости, даже не закончивший университет и уж во всяком случае не сделавший академической карьеры, как это подобает во Франции интеллектуалу, Пиво, страстный читатель, решительно демократизировал отношение к чтению. Начав свою карьеру журналистом "Фигаро", он принял участие в создание журнала, позже превратившегося в "Lire". За 15 лет в "Апострофе" выступали Набоков и Солженицын, Миттеран и Жискар д'Эстен, далай-лама и Леви-Стросс.
Интеллектуалы не раз обвиняли Пиво в том, что он берется обсуждать темы, в которых ничего не понимает, или сплетни из жизни писателей, но это никак не мешало популярности его передачи и росту зрительской аудитории. Возможно, что им способствовала именно непринадлежность Пиво к интеллектуалам. Об успехе передачи свидетельствует, между прочим, тот факт, что эта программа в 80-е гг. ретранслировалась на кабельное телевидение Нью-Йорка, поддерживая любимый французский миф о культурной гегемонии.
Книжные обозрения, существующие сегодня на французском телевидении – "Большая книжная лавка" по 5-й "образовательной" программе или "Литературное кафе" по 2-му государственному каналу, -идут час-полтора. Но есть еще передачи-минутки, и это не преувеличение (вернее, не преуменьшение): они действительно длятся 2-3 минуты, но зато идут каждый день – правда, либо днем, либо поздно вечером. Предназначены они для довольно узкой, много читающей образованной аудитории. (Зато малочитающий, но массовый читатель активно откликается на презентацию книги после передачи, к книгам прямого отношения не имеющей.)
Правда, если последить за этими изданиями и передачами недели две, видно, что «выныривают» одни и те же книжки. Хочется думать, что это говорит о наличии определенной объективности и качественности отбора, хотя, разумеется, идеология, политика, горячие новости и слава любого рода - от избрания в ряды "бессмертных" до скандала в желтой прессе - и тут играют не последнюю роль.
Ну и конечно, как и в любой другой стране, при выборе книги многие опираются на мнение друзей или коллег по читательским клубам. Именно так приобрела широкую популярность уже упоминавшаяся выше "Элегантность ежика".
В ноябре наступает сезон литературных премий. Их во Франции много, и все они имеют солидную историю и неплохой престиж. Помимо самой знаменитой Гонкуровской, большим уважением пользуются такие литературные премии, как Гран-при Французской академии (GrandPrixdel'AcadémieFrançaise), «Ренодо», «Медичи», «Фемина», «Гонкур лицеистов». Для тех, кто хочет больше о них узнать, рекомендую хорошую и подробную статью в Википедии.
Интерес к "экзотическим" авторам привел к тому, что даже среди гонкуровских лауреатов стали все чаще встречаться нефранцузские имена (правда, одно условие остается неизменным: все романы должны быть изначально написаны по-французски). Среди них были марроканец Тахар бен Желлун (1987), Патрик Шамуазо из Мартиники (1992), ливанец Амин Маалуф (1993), русский Андрей Макин (1995), американец Джонатан Литтел (2006). Наконец, в 2008 году Гонкуровская премия была присуждена афганскому писателю и кинорежиссеру Атику Рахими..
Впрочем, тут трудно сказать, где курица, а где яйцо – навязывается ли интерес к мультикультурализму сверху или идет снизу. В любом случае помимо вполне положительной составляющей в нем присутствует большая доля национального комплекса, привычно включающего лестное для Франции противопоставление США: быть открытым миру, не замыкаться в себе.
Присуждение любой из вышеперечисленных премий немедленно и очень заметно увеличивает продажи (это особенно касается Гонкуровской премии и премии Ренодо) – казалось бы, это свидетельствует о том, что читательский выбор во многом ориентирован на премии. Однако практически все мои информанты замечали, что весьма редко принимают их во внимание (а это были именно активные и образованные читатели). Некоторые объясняют это тем, что были не раз разочарованы выбором жюри, другие обвиняют жюри в излишних дружеских пристрастиях при присуждении премий.
И библиотекари, и продавцы в начале интервью предупреждали меня: не забудьте, что чтение и наша работа – вещи разные. Иными словами, они занимаются не чтением, а книгами, но книга книге рознь. Здесь вновь подспудно присутствует идея, что качество чтения изменилось, и то, что продают в книжных магазинах и выдают в библиотеках, не всегда отвечает прежним критериям. Кое-что может объяснить часто встречающееся выражение "сакрализация книги". Имеется в виду, во-первых, что приобщение к элитарной ("легитимной" - в терминах крупнейшего французского социолога Пьера Бурдье) культуре с точки зрения интеллектуалов может происходить только с помощью книги. И, как следствие такого отношения, в общественном сознании французов чтение книг – занятие серьезное, требующее образования, времени и интеллектуальных усилий (в отличие от протестантских стран, где отношение к книге куда более повседневное и обыденное).
Я, однако, успокаивала моих собеседников, говоря, что меня интересует и чтение само по себе, и то, как ответственные за него люди привлекают новых читателей и пропагандируют книгу. Что делают для этого книжные магазины?
Во Франции книги продаются в супермаркетах, по почте и по интернету, в огромных медийных магазинах и в специализированных книжных лавках. Отношение последних ко всем остальным понятно: все прочие в их глазах - магазины-самозванцы (fausseslibrairies), продающие только коммерчески выгодные книги. А в настоящем книжном магазине количество постоянных книжных фондов должно заведомо превышать число новинок. Именно это создает в них особую культурную ауру.
Небольшие книжные магазины стараются играть именно на этом, а также на близости к читателям и наличии постоянной клиентуры, потому что цена книг одинакова везде (этим Франция обязана одному из первых законов, принятых социалистами сразу после прихода к власти в 1981 году, так называемому закону Ланга - маленькие книжные магазины могут выживать именно благодаря этому закону). Здесь между продавцами и покупателями устанавливаются почти приятельские взаимоотношения. Нередко среди читателей бывают дети, выросшие на глазах продавщицы, проработавшей в одном и том же магазине много лет.
Одна из продавщиц ближайшего ко мне книжного магазина появилась здесь сравнительно недавно: до этого она работала в аптеке. Но не выдержала постоянного общения с нездоровыми людьми и переквалифицировалась, чему очень довольна, потому что в книжный магазин люди приходят совсем не с таким настроением, как в аптеку, и разговаривать с ними куда приятнее, легче и интереснее. Не говоря уже о профессиональном окружении - ведь в книжных магазинах работают истинные энтузиасты, чей совет и руководство читатели весьма ценят. (Вообще за почти 18 лет жизни во Франции мы все никак не привыкнем к тому, насколько добросовестно люди относятся к своей работе. Разумеется, не все и не всегда, но это безусловно верно относительно тех, кто работает в сфере образования и культуры.)
Замечу: чтобы стать библиотекарем, необходимо сдать несколько довольно серьезных общегосударственных экзаменов; в случае успеха вас скорее всего "распределят" куда-нибудь в другой город (предложат место, от которого вы вправе отказаться, только тогда пойдет насмарку вся подготовка к экзамену), да еще и с довольно смехотворной начальной зарплатой.
Конечно, сильный стимул - место государственного служащего, то есть обеспеченность работой на всю жизнь, но не следует сводить на нет престижность работы с книгой и сопутствующий энтузиазм по этому поводу. Что до книгопродавцов, у них нет даже и этого утешения - стабильности. Книжная лавка - такая же коммерция, как и любая другая, а зарплата у книгопродавцов совсем невелика.
Так, в Бордо много лет существовал (собственно, существует и по сей день, только владельцы сменились) один из первых во Франции специализированных книжных магазинов для детей "Считалочки".
Его основала в середине 70-х Мирей Пено. Мирей с детства любила читать, училась в университете на филологическом факультете, потом вышла замуж, родила троих детей и тут вдруг поняла, что не может найти для них никакой литературы, соотвествующей их возрасту и ее вкусу. В тот момент книги для детей во Франции ограничивались двумя сериями, так называемыми Розовой и Зеленой библиотеками: розовая - для маленьких, зеленая - приключенческая литература. Меж тем, новые интересные книги с необычными, нарушающими все каноны иллюстрациями уже появлялись, да вот купить ихможно было только в Париже.
И вот отважная, еще ничего не умеющая Мирей пошла сначала на коммерческие курсы, а потом - повезло! - нашла еще одну такую же энтузиастку, вдвоем они взяли ссуду в банке и открыли магазин. Сняли помещение, сколотили полки, сделали ремонт своими силами (и силами друзей), первые два года работали вообще без зарплаты. Да и в конце 30-летней карьеры (в течение которой, по признанию Мирей, она никогда не знала, удастся ли магазину, известному уже в национальном масштабе, продержаться на плаву) зарплата каждого из двух совладельцев и одновременно работников магазина составляла 1100-1200 евро в месяц (немножко больше минимальной допустимой зарплаты). "Не для денег работали", - говорит Мирей. (Что-то мне все это до боли напоминает. А вам?) Почти сразу же пришло в голову сделать неотъемлемой частью магазина прилавок с развивающими игрушками или магазин радиоуправляемых моделей и тем самым незаметно внушить родителям мысль, что игра и чтение - две части одного процесса развития. Люди, зашедшие в магазин хотя бы один раз, становились постоянными клиентами на всю жизнь.
Я была очень рада, когда получила телефон директора книжного магазина в университетском пригороде (между прочим, большую часть клиентуры книжных лавок составляют преподаватели, но отнюдь не университетские, а школьные). Этот магазин имеет славную историю – он основан в начале ХХ века. А его теперешний директор Жан-Пьер Ол и сам писатель, причем обе его книжки, изданные не кем-нибудь, а издательством Галлимар, посвящены литературе. Это детективные истории, связанные с книгами, в духе знакомого российскому читателю Артуро Переса-Реверте. [4]
Практически каждый книжный магазин с большей или меньшей регулярностью устраивает встречи с писателями и обсуждение их последних книг, с обязательной раздачей автографов в конце. А вот в магазине, где директорствует Жан-Пьер, несколько раз в год устраиваются завтраки для читателей и библиотекарей. Эта форма пока распространена мало, и народ охотно приходит в субботу с утра пораньше попить кофе и послушать, как работники магазина и приглашенные писатели представляют гостям новинки. Так что, совсем немного преувеличив, вполне можно сказать, что маленькие книжные магазины во многом функционируют как читательские клубы-ассоциации.
Книжкам-призерам, чтобы как-то выделить их в необъятном книжном море, положена специальная «одежка»; но, кроме того, каждый магазин стремится сообщить своим постоянным (и случайным!) покупателям о своих предпочтениях. В магазине Ола на особо понравившиеся книжки надевают бумажные пояса – ленточки трех цветов в зависимости от мнения о книге персонала магазина. В крупнейшем (даже в общенациональном масштабе) в Бордо магазине Молла вы найдете книжки с карточками, прикрепленными к обложке скрепкой; там трогательно написанные от руки рекомендации.
А иначе разобраться, что же покупать, очень трудно. И причина тому – по мнению Жан-Пьера, главная книжная проблема нынешней эпохи – это сфера сбыта и распространения книг. Раньше (давно) этим занимались издательства. Ныне издательства принадлежат крупнейшим концернам, владеющим не только и не столько печатной продукцией. Например, известное издательство "Ашетт" принадлежит Лагардеру, "владельцу заводов, газет, пароходов". Ясно, что книги в его империи составляют лишь малую толику, но все же и они должны быть рентабельны. Прибыль же достигается увеличением разнообразия продукции, ибо заранее никогда не известно, какая книга окажется коммерчески успешной. (Сегодня во Франции публикуется 68000 названий в год, и примерно половину из них составляют новинки).
Казалось бы, хорошо – чем разнообразнее, тем лучше. Профессионал же Жан-Пьер недоволен: мы, говорит он, в принципе должны быть в состоянии прочитать все 600 романов, которые выходят в сентябре, а мы этого сделать не можем, значит, наши советы читателям уже не будут столь профессиональны и обоснованы, как могли бы быть. (Это несколько противоречит его же жалобам на стандартизацию читательского вкуса, но человек, как известно, – существо нелогичное). Взаимосвязь коммерции и истинной литературы - тема недавно опубликованного романа Лоранс Коссэ "Au bon roman", в котором рассказывается об идеальном книжном магазине, продающем только романы-шедевры; неожиданный успех предприятия запускает детективную интригу и побуждает коммерчески ориентированных книгопродавцов-злоумышленников к преступлению, жертвой которого становится литература.
В муниципальную библиотеку Бордо записано 16-18% населения (более или менее стабильная цифра для Франции в целом) – это те, кто берет книги и другие материалы на дом. Цифра небольшая. Но если прибавить тех, кто приходит посмотреть материал на месте, то это число вырастает до 40%. Это уже неплохо, хотя библиотекари мечтают о показателе, сравнимом со скандинавскими и англо-саксонскими странами, - около 80%.
Библиотекари, занимающиеся фондами, по старинке озабочены тем, чтобы покупаемые книги были хорошего литературного качества и покрывали большой круг тем и проблем. В этом случае фондам не грозит быстрое устаревание. Именно библиотекари сопротивляются закупке модных бестселлеров, о которых спустя год уже никто и не вспомнит. Но есть в библиотеке сотрудники, чья работа – контакт с читателями. Они озабочены другим: как привлечь в библиотеку большее число людей, иногда и таких, кто никогда не был в подобном заведении, а порой даже и читать не умеет. В их монологах то и дело повторяются слова: "Мы граждане, мы знаем, что происходит вокруг, мы хотим установить контакт с людьми, живущими в трудных условиях, обделенными вниманием" и т.п.
Само по себе такое отношение не может не вызывать уважения. Проблема состоит в том, до какого рубежа следует идти, и не обернется ли успех этих усилий исчезновением библиотеки как института. На практике же эти усилия вызывают восхищение: помимо чрезвычайно богатой и разнообразной культурной программы муниципальной библиотеки Бордо и ее 9 филиалов (плюс передвижного филиала на колесах), часто расположенных в районах победнее, сотрудники библиотеки без конца изобретают все новые способы заманить народ в библиотеку.
Например, возникает идея: подростки себя лучше чувствуют не под присмотром – выделим им отдельное помещение! Подростки не реагируют. «А, – «догадываются» сотрудники, – они ведь любят, чтоб их считали взрослыми – давайте будем их принимать во взрослом зале». Подростки и ухом не ведут. Или вот еще: в новом окраинном районе, сплошь застроенном многоэтажками (то есть муниципальным жильем, а значит, население там малообеспеченное и с невысоким образовательным уровнем), солидную часть населения составляют арабы. Они в библиотеку вообще не ходят. Что делать? «А давайте закупим детские книжки на арабском языке, дети будут читать и приведут с собой родителей!» Желаемого притока в библиотетеку не последовало и на этот раз. «Увы, это нам только показалось, что идея – хорошая», – замечает библиотекарша со вздохом.
Сотрудники огорчаются и придумывают что-то еще, например, в часы пик распространяют на трамвайных остановках афишки с описанием библиотеки, информируют о новых, более удобных часах работы, о возможности доступа к интернету. Зато какая же радость, когда люди приходят записываться в библиотеку, держа в руке эту афишку! (Как правило, всем подобным кампаниям предшествует грамотное социологическое изучение различных групп населения).
В Париже, говорят, своя проблема: там в библиотеку совсем не ходят китайцы.
Анимационная программа библиотек исключительно разнообразна - не забыты ни дети, ни подростки, ни взрослые; а еще чтения вслух для самых маленьких, показ художественных, документальных и короткометражных фильмов на самые разные темы – от экранизаций "Короля Лира" до остросоциальных вопросов, таких, как обрезание девочек в Африке; выставки картин и книжной иллюстрации, концерты музыкантов-любителей и профессионалов. И снова в большом почете мультикультурность, касается ли это выбора сказок, фильмов или артистов.
Школа: классики и современники
"А вот вы спросите у учителей, увидите, они вам скажут, что кризис чтения очень даже существует и что дети ничего не читают", - сказала мне одна библиотекарша – и как в воду глядела. Действительно, учителя француского языка и литературы бьют в набат уже довольно давно. Надо сказать, что они представляют собой совершенно особую группу, легко узнаваемую по стилю поведения, политическим взглядам и культурным предпочтениям. Как правило, это люди образованные, с левыми взглядами, несколько нетерпимые к людям, эти взгляды не разделяющим, и искренне, а часто и подвижнически стремящиеся привить своим ученикам любовь к культуре, а также к республиканским и человеческим ценностям.
Конечно, в школьную программу по-прежнему входят классики (одно произведение в год), и, по свидетельству учителей, Мольер и Вольтер идут хорошо, а остальные – Бальзак, Стендаль, Флобер, не говоря уж о Расине и Корнеле – школьниками не воспринимаются вообще.
(Забавно, какой поразительный ответ одной библиотекарши вызвал к жизни мой вопрос, читают ли дети классику: "Саган иногда берут, а вот Бернаноса уже нет". Видимо, даже она представляет себе классику таким образом. К слову, люди знающие сравнивают Бернаноса с Достоевским, с той разницей, что, как это ни парадоксально, Достоевского во Франции еще читают, а вот Бернаноса – совсемнет.
Если же говорить о детском чтении дома, то из забавы, досуга (чем книжки читать, лучше бы прибрал в комнате/ сходил в магазин/ сделал уроки!) оно постепенно превратилось в обязанность. В 60-х гг. чтение было любимым досугом подростков. Сейчас картина изменилась: лишь 22,6% детей из образованных слоев общества называют чтение среди своих любимых видов досуга, а в рабочей среде (по-французски populaire) эта цифра составляет всего 16,8%. Ну это, положим, понятно - в 60-х гг. интернета не было вообще, а присутствие телевизора еще не стало таким вездесущим, как сегодня. В общем, впечатление такое, что раньше были дети, читавшие запоем, а были такие, которые не читали вообще; сейчас читают многие, в среднем - больше, чем раньше, но запойные читатели попадаются реже.
Ненавязанный интерес к книге во многом зависит от семейных ценностей и образа жизни. Я знаю семьи, принципиально живущие без телевизора, – в них не жалуются на то, что дети совершенно не читают. Да и статистика подтверждает: привычки, приобретенные между 8 и 12 годами, оказывают сильнейшее воздействие на всю последующую жизнь – в частности, 65% тех, кто уже в подростковом возрасте регулярно читал, становятся многочитающими взрослыми, и лишь 15% последних относятся к другой категории – тех, кто в детстве не читал.
Учителя-энтузиасты, замечающие новые тенденции и отдающие себе отчет в доминировании образов в молодежной культуре, стремятся использовать этот процесс с пользой. В этом им на помощь приходит введенный в программу последних классов школы факультативный курс анализа фильмов.
Проблема с восприятием зрительных образов в том, что они, во-первых, воспринимаются легче, чем текст, и поэтому им систематически отдается предпочтение, а, во-вторых, они не способствуют вербальной формулировке впечатлений. Поэтому при анализе фильмов учителя стараются применять те же методики, что и при анализе текстов (кстати, многие из них основаны на структуралистском подходе и используются не только в школе, но и в научных исследованиях). Так, на уроке литературы сравниваются кадры из фильма "Жерминаль" с соответствующими отрывками из романа и, как это ни удивительно, ученики по собственному почину вдруг замечают, что романные описания лучше передают атмосферу эпизода.
***
Какие выводы можно сделать из всего сказанного? Как всегда, неоднозначные. Один из них состоит в том, что как ни стараются работники книги демократизировать процесс чтения, они вынуждены горестно признавать: несмотря на все их усилия, потребление книг все еще в очень большой степени связано с уровнем образования и социальной принадлежностью. Причем это касается взаимодействия чтения и ТВ, равно как и чтения и интернета. Эти "враги чтения" ни в коей мере не являются таковыми для тех, кто любит читать. В этом случае они скорее помощники. Иными словами, чем выше социальная принадлежность, тем более селективными будут ТВ-просмотры и использование интернета, и страстные читатели будут черпать информацию о книгах и там. Одним словом, выводы Бурдье о наследуемости и воспроизводстве "культурных кодов" по-прежнему в силе.
А в общем, книги издают, их читают, хоронить их общество явно не собирается. Недавно одна радиопрограмма объявила о своем намерении создать жюри из слушателей (12 женщин и 12 мужчин) для присуждения литературной премии. Буквально через несколько дней редакция получила около 3000 писем с предложением собственной кандидатуры – нет, читатели во Франции отнюдь не перевелись. И если отказаться от черно-белого подхода, то видно, что и до идеала далеко, и не так уж все ужасно. По формуле Александра Кабакова, "все хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем могло быть".
Бордо
· Gerard Mermet. FRANCOSCOPIE 2007.
· Jean-François Hersent. Sociologie de la lecture en France : état des lieuxю 2000
[1] Г. Флобер "Лексикон прописных истин".
[2] Боюсь только, что это серьезное российское отношение к литературе тоже в большой степени в прошлом и сохранилось в основном в нашей памяти. (В последнем своем романе "Жизнь неизвестного человека" главный герой Макина, русский писатель Шутов, живущий во Франции, после многолетней эмиграции приезжает в Петербург и ничего там не узнает.) В прошлом же и слава французской культуры, которой Макин посвятил довольно-таки душераздирающее эссе "Франция, которую забывают любить" ("Cette France qu'on oublie d'aimer") – его мог написать только эмигрант, для которого Франция всегда олицетворяла полумифическую, давно несуществующую страну великой культуры.
[3] Волонтерство – вещь вообще достаточно распространенная. Вы можете стать чтецом в доме для престарелых или снабжать стариков, не выходящих из дома, книгами из местной библиотеки. Понятно, что все подобные структуры возникают не в один день и являются плодом многолетнего воспитания и результатом хорошей жизни, когда у людей время и душа высвобождаются для добрых дел.
[4] Вообще говоря, в последнее время стало прямо-таки модно и привычно писать интеллектуальные детективы, сюжет которых напрямую связан с книгами и литературой. Например, остроумные, полные иронии и интеллектуальных находок эссе-детективы Пьера Баяра, где он на свой лад пересказывает сюжеты Агаты Кристи, Конан-Дойла или Шекспира, анализируя их тексты в поисках рассыпанных в них указаний на истинного виновника преступления, а подчас и поправляя авторов относительно идентичности преступников; это несколько напоминает акунинскую "Чайку".