Новейших папанинцев с помпой отправили покорять воды Северного полюса. Научное судно «Академик Федоров» и ледокол «Россия» движутся к верхнему куполу Земли, чтобы там спустить под лед два обитаемых подводных аппарата, в одном из которых будет – среди других членов команды – известный полярник Артур Чилингаров. Присутствие Чилингарова, вице-спикера Госдумы, члена руководства «Единой России», специального представителя президента по полярным делам придает этой пахнущей свежим снегом и морозом новости о героических полярниках знакомую отдушку. О да, перед нами не только подвиг ученых, но и дело государственной важности. Как говорит Александр Моисеевич Пятигорский: «Политика – это все, о чем мы думаем, как о политике».
Что же, поразмышляем об этом государственно-полярном думании. Начнем с первой части – с думания государственного. Самый спелый плод официальных историософских размышлений о текущем моменте – «Россия встает с колен!». Тезис, конечно, сильный, если не задумываться над тем, чем же занималась Россия в столь неудобной позе – уж не молилась ли она в мечети? Или искала закатившуюся под диван монету? Или она сидела у кого-то на коленях, как смазливая гувернантка на коленях развеселого хозяина, и вот теперь поднимается с его колен, конфузливо поправляя чепчик и разглаживая смявшийся фартучек? Так или иначе, «тема колен» в России сейчас – самая главная, и ожидаемый подвиг полярников явно послужит одним из важных инструментов перемещения государственного тела в вертикальное положение. Чтобы встать с колен, требуется занырнуть поглубже у Северного полюса; это как в магии бывает необходимо попрыгать на правой ноге, чтобы у врага отвалилось левое ухо. Так что присутствие государственного чиновника подо льдами Северного Ледовитого океана совершенно необходимо. Это способ еще раз напомнить зарубежным недоброжелателям и собственному населению, что внимание следует переключить с коленных чашечек на костяшки кулаков.
Но дело, конечно, не только в этом. Есть у отважных путешественников еще одна цель. На официозном языке она звучит так: «Можно будет дополнительно уточнить внешние границы российского шельфа в Арктике». На языке науки – несколько по-иному, но тоже торжественно: «Доказать, что шельф Северного Ледовитого океана является продолжением Сибирской континентальной платформы». И, наконец, апофеоз: «В случае успеха экспедиции Россия сможет претендовать на расширение экономической зоны на один миллион двести тысяч километров». И вот здесь из начала XXI века мы оказываемся в конце XIX-го. Великий Стэнли обнаруживает умирающего путешественника Ливингстона в истоков Нила. «Если не ошибаюсь, господин Ливингстон?», – говорит он, и с каждым его словом африканские владения Британской империи приятно округляются. Встреча Стэнли и Ливингстона – высшая точка всемирной истории колониализма; за путешественниками в пробковых шлемах (или в меховых капюшонах) идут солдаты, администраторы, священники, инженеры; карта мира закрашивается в красные, синие, желтые цвета различных империй. Конечно, страсть государств к расширению появилась не в девятнадцатом столетии – сколько существуют государства, столько существует и эта страсть. Но только в индустриальный период она приобрела отчетливо экономическую подоплеку, лаконично выраженную знаменитой фразой Ленина в книге «Империализм как высшая стадия капитализма»: «Борьба за источники сырья и рынки сбыта». Борьба эта закончилась коллективным самоубийством эпохи fin-de-siecle: окопами Первой мировой войны, где заживо гнили миллионы немцев, французов, британцев и русских. Все, что произошло потом – Русская революция, нацизм, Вторая мировая – лишь продолжение, далекие последствия встречи Ливингстона и Стэнли в африканских джунглях. С тех пор вопрос о территориальном расширении сошел с повестки дня государств, отдающих себе отчет в том, в каком мире они хотят существовать.
Россия оставалась несколько в стороне от колониальной гонки рубежа XIX – XX веков – слишком она была (и есть) большая и малонаселенная. Ключевский выводил всю русскую историю из необъятных просторов страны. Победоносцев дал потрясающее определение предреволюционной России: «Ледяная пустыня, по которой гуляет лихой человек». После того, как «лихой человек» устроил революцию, он повернул свой взор к «ледяной пустыне». В этом году в России вспоминают не только семидесятилетие «большого террора», но и семидесятилетие полярной эпопеи папанинцев. Северный полюс стал первой апробацией сталинского поворота от «пролетарского интернационализма» к возрождению имперской идеи. С тех пор полюс превратился в место битвы за «великую державу»; слава Богу, битвы не столь кровопролитной, как Порт-Артур или Верден.
Нынешней России территориально расширяться некуда, да и незачем – население страны уменьшается, так что и внутри сегодняшних границ жить особенно некому. Более того, «приращение территорий» решительно вышло из моды во всем мире; Ангеле Меркель только в страшном сне могут присниться немецкие претензии на Эльзас и Лотарингию. Но для российской власти, которая ведет разговор со своим населением на языке эпохи национальных государств и колониальных империй, важно поддержать иллюзию «мировой державы», расширяющей свои границы. Даже если это лишь символическое действие, имеющее отношение не столько к ледяной пустыне Северного Ледовитого океана, сколько к массовому сознанию. Вот поэтому вице-спикер Госдумы Чилингаров собирается нырнуть под вечный лед. Боже, храни полярников!
