Что может быть важнее судьбы интеллектуалов? Тем более, для них, то есть и для нас? Неделя обострила данную тему. Началось с личного: ужас нечеловеческий произошел с автором этой колонки. Дело было так: смотрю в сети Weekend "Коммерсанта" – попал на статью через какую-то рекламу. Из тизера там было понятно, что про интеллектуалов. "Нестяжательство мысли". Начинаю читать, прекрасно: "Финансовые проблемы, ну и по ходу дела проблемы производства, конкуренции, потребления и т. д., интересуют российских интеллектуалов либо косвенно - в аспекте того, не обделается ли режим, либо уж вовсе никак".
Кто подошел к теме так беспристрастно? Пока не до автора, потому что и дальше прекрасно: "В Москве интеллигентные люди делятся на две категории - тех, кто слушает "Эхо Москвы", и тех, кто выше всего этого". Да, некоторый диссонанс: сначала про интеллектуалов, которые ждут, а во втором абзаце уже интеллигенты слушают/не слушают "Эхо Москвы".
Но эмоции налицо, влекут дальше. Что ж это за человек, который говорит всю правду о том, как интеллектуалы и интеллигенты (все, как один) страшно далеки от повестки дня? Не выдерживаю, кручу страницу вниз, все заканчивается стихотворением и подпись: А.Родионов. Ну, логично, если автор статьи А.Родионов, то стихотворением все закончиться и должно. Тем более, тенденция: пару недель назад в "НГ-Экслибрисе" социальный поэт Емелин делал выводы на схожую тему. О том, что "Над поэтом есть один суд – "экспертное сообщество". Откуда оно берется, почему в него входят именно эти литераторы, а не другие – сия тайна велика есть". В общем, борется с неправомерным влиянием экспертов, которые совсем ушли от социальной жизни.
А теперь, значит, и Родионов. Почему бы нет? Далее в тексте несколько раз упоминается поэт Караулов, тоже социальный. Чего бы Родионову Караулова не процитировать? Логично. В чем именно состоят претензии к интеллектуалам со стороны социальных литераторов?
Вот да, далеки они от повестки дня и, как выразился бы П.Я.Чаадаев, Духа времени. Я понимаю, что у социальных литераторов есть основания так считать, но, с другой-то стороны – им-то что за печаль? Чем им так досадили интеллектуалы, интеллигенты и даже слушатели "Эха Москвы", которые в этой схеме как бы и не безнадежны? В Weekend'е: "Те же, кто выше всего этого, нимало не занимают свои мысли этим кризисом и даже, когда спрашиваешь их об этом, как-то удивленно поднимают брови, словно не понимая, как можно прерывать их возвышенные думы столь ничтожной сиюминутностью". Причем, так всегда было: далее автор вспоминает, что однажды рассказал Аверинцеву анекдот про Чапаева, а тот и не въехал.
Конечно, тут следовало насторожиться. Как бы это мог сделать Родионов (молод), но, опять же, Емелин фактически про то же: "Экспертное сообщество развернуло энергичную деятельность. Для защиты поэта от черни манифестировались и создавались литературные направления, такие как "актуальная" поэзия и Новый эпос. Скорбный труд подвижников не пропал. Подавляющее большинство ведущих поэтов Москвы победили читателей. Как на личном уровне, так и вообще. Извели читателей поэзии как класс".
То есть, в этом месте я еще считал автором статьи Родионова (мои извинения, так получилось). Еще не задумался, потому что тут же следующая интересная история: "Теодор Моммзен, автор великой "Истории Рима", читая в Мюнхене лекции по топографии древних Афин, знал там, в Афинах, каждую оливу, но при этом никак не мог найти дорогу от университета до своей квартиры, и даже приходилось провожать его с лекции домой. Все выглядит так, что мы тоже немного проживаем в древних Афинах, в упор не видя родного Мюнхена".
Что значит поэт, подумал я – какая все же сила эмоций, двигающих текст, невзирая даже на неувязки. Специалист по Древнему Риму почему-то знает каждую оливу в Афинах. Ну, мало ли, знал заодно и афинские. А что никак не может найти дорогу к дому в Мюнхене, так это не удивительно, Моммзен там совсем не преподавал, обычно делая это в Берлине. Впрочем, мелочи.
Но странно, что целью древнеримских изысканий Моммзена должно было стать обретение знания о дороге к своему дому. Ну, думаю (все еще), это ведь пишет социальный поэт, это для него важно. Только ведь если уже Моммзен был настолько оторван от сиюминутности, то, значит, германские интеллектуалы уже тогда, в конце 19 века навсегда впали в полную оторванность от жизни? И странно, почему автор статьи еще не выкатил неизбежный в этих дискурсе и контексте вопрос: если ты такой умный, то почему такой бедный?
Но что-то многовато цитирования, которое входит в противоречие с поэтикой Родионова. То Аверинцев, то Моммзен, то "буквально в одночасье Боэций и Августин вдруг потеряли свою ценность". Зачем так проникать в предмет, чтобы использовать его лишь в критическом залоге? Впрочем, у Емелина ведь тоже: "Для обоснования такой картины литературного мира (которая Емелину не нравится) писались многостраничные опусы с цитатами от ПсевдоДионисия Ареопагита до Хайдеггера".
Но настороженность все же выросла до того, что я снова отправился в низ текста, смотреть на автора. И вот он, анонсированный в начале, личный ужас нечеловеческий: так лажануться! "А.Родионов" - под стихотворением, а если прокрутить еще ниже, то через несколько избыточный пробел обнаруживается настоящий автор: Григорий Ревзин. Упс!
Все, разумеется, меняется. Тема битвы социальных поэтов с интеллектуалами уходит, возникает человеческая заинтересованность: что побудило автора создать такой искренний и недвусмысленно отправляющий на путь куда-то читателя "Коммерсанта- Weekend'а" опус? Опять же, от г-на Ревзина хотелось бы уже узнать про разницу между интеллектуалами и интеллигентами, а также уточнений: все, им изложенное, касается их всех или же всех, за вычетом слушателей "Эха Москвы"?
Следующий вопрос, сказано: "Мы пережили колоссальный семиотический кризис, когда акции интеллектуалов упали не в 200 раз, а превратились в ничто, в активы за границей денежной исчислимости". Кто именно приобретал акции интеллектуалов раньше? Как выглядел акт этой покупки? Между прочим, социальный поэт Емелин тоже прямо говорит о потребительской стороне дела: "Может быть, и вправду фабрика поэтических звезд остановит свой конвейер по производству бесконечных клонов Геннадия Айги и Аркадия Драгомощенко (то есть продукции на экспорт, никому, кроме западных славистов, неинтересной) и обернется лицом к внутреннему рынку? К отечественному потребителю? К изголодавшемуся по пламенному поэтическому слову русскому народу?"
А Ревзин тоже о том же: "Есть в принципе вопрос, как вернуть этим активам ценность. И вообще-то есть стандартный путь. Он заключается в том, чтобы как можно активнее включать их в сегодняшний контекст, показывать, как знание вещей, про которое думали, что оно никому не нужно, на самом-то деле способно все перевернуть и даже как бы и поправить дело".
Что именно перевернуть и какое дело поправить? Это не к тому, что никак не применить, но чтобы увидеть тренд, который повысит стоимость активов. Но, все же, для продажи их кому? Потому какая же у активов и акций может быть стоимость вне рынка? Да, где и когда произошла вышеупомянутая "инфляция Цицерона"? Кому хотелось бы поставлять Цицерона по справедливой цене? Кому именно следует продемонстрировать, что он применим и способен перевернуть что-то, что требуется покупателю?
Возможно, автор Weekend'а погрузился в социальный пессимизм по части сословия, к которому отчасти принадлежит и сам, отчего на время утратил базовое свойство данного сословия – способность к различению сущностей. Но все же, в каких именно категориях и родах деятельности интеллектуалам и интеллигентам надлежит соотносить свои активности с Духом времени и действительно ли этот Дух равномерно опыляет всех подряд, невзирая на эстетические пристрастия, уровень владения иностранными языками, темперамент и др. личные нюансы?
Этот вопрос не рассматривается, а все указанные лица (за исключением слушателей "Эха Москвы"?) объявлены аутистами, какой с них вообще спрос. Аутизм обоснован так: "Миры что философии классической, что постклассической, что латыни, что новоевропейского знания оказываются у нас не яростными попытками понять, что же творится вокруг тебя, но некими кругами просветления на пути к нирване". Это в отличие от европейцев, склонных к мыслительной точности. Но тогда как же Моммзен со своим неразличением того, что творится вокруг него?
В итоге шансов нет: "Прощальная улыбка исчезающего русского интеллектуализма светла и отрешенна". Поэт Емелин тоже про это: "Хватит шакалить у иностранных посольств, граждане выдающиеся поэты! Тем более что бабок там все равно уже нет. Денежки-то у славистов того…" Они как-то с Ревзиным на удивление синхронно все обобщают (да, и Рубинштейн, Рубинштейн тоже – третьим будет). Что ж, делать нечего, если уж нирвана, то - только нирвана, все исчезнут навсегда.
Но вот это уже примыкает к другому актуальному тренду (или не к другому), отмеченному Ириной Лукьяновой, "Пожелатели смерти". А вот почему все это все вместе и сразу – совсем интересно.