Странное дело - подводить итоги театрального года, а не сезона, это все равно, что школьникам ставить годовую отметку в конце декабря. Но раз уж все балуются нынче рейтингами, тройками, пятерками и десятками, сделаю это и я. Разве что не возьмусь расставлять всех по росту и определять, кто первый, а кто последний в этом списке. Важно лишь, что речь идет о спектаклях, каждый из которых был по-своему значимым в уходящем году. Да, замечу, что прошлый сезон был настолько плох, что из нашего списка к нему относятся всего лишь три спектакля. А остальные семь – принадлежат нынешней осени. Итак.
Постановка Генриетты Яновской в ТЮЗе – очень подробная, обстоятельная и какая-то основательная работа. Она о том, как в азиатском, плебейском районе Нового Орлеана, в двухэтажном доме, который художник Сергей Бархин заставил экзотическими ширмочками и драпировками, живет простецкая молодая пара – веселая, любящая и не задумывающаяся ни о чем. Именно к ним приезжает странное эфирное создание – Бланш, которую играет только что пришедшая в театр Ольга Понизова. И весь сюжет о невозможности существования этого нежного, мечтательного и не вполне нормального существа среди обычных, в общем, не злых, но совершенно чужих ей людей развивается в спектакле тонко, трогательно и детально. От такой сложности нас в последнее время почти отучили.
Постановка Миндаугаса Карбаускиса по рассказу Леонида Андреева в Табакерке получилась очень лаконичной и чистой. Рассказывая о том, как семь человек – пять террористов и два уголовника – ожидают казни, а еще один – немолодой, тучный министр – обмирает в ожидании бомбы от террористов, Карбаускис не впал ни в истерику, ни в пафос. Он сделал спектакль с молодыми актерами о том, что смерти, в сущности, нет, и тот момент, когда душа сбрасывает бренное тело, не страшнее того, когда мы сбрасываем тяжелое пальто и идем кататься с горки. Этой метафорой спектакль и заканчивается: смертники, только что тихо уходившие попарно за кулисы навстречу виселице, потом с гомоном выскакивают на сцену и, хохоча, начинают скатываться кубарем вниз, прямо к ногам зрителей.
Спектакль Кирилла Серебренникова в МХТ – тяжелый, мрачный, тянущий душу, полный разгуливающих мертвецов и темных знаков. Но в нем есть несколько сильных мест, главным образом связанных с прекрасными артистами. Во-первых, с Евгением Мироновым, который играет Иудушку. С самого начала, когда Миронов изображает мальчишку в спущенных колготках, он похож на ябеду из детского сада, который каждую свою кляузу считает борьбой за справедливость. Вот так до последних, стариковских сцен и доживает этот Иудушка со взором гадкого праведника. И пусть он не страшен, как был когда-то Смоктуновский в этой роли, но узнаваем в некоторые моменты - до дрожи. А еще в этом спектакле сильно играет Алла Покровская мамашу Головлеву. Сначала она – властная и умная женщина, с некоторым изумлением и гадливостью глядящая на собственного ребенка. А потом – маленькая и суетливая старушонка, подобострастно и жалко поддакивающая каждому слову Иудушки.
Спектакль Юрия Бутусова только в декабре сыграли в МХТ. Здесь главная приманка – знаменитая питерская троица, начинавшая свою театральную карьеру десять лет назад в Питере: Михаил Трухин, Константин Хабенский, Михаил Пореченков. Теперь двое из них – актеры МХТ, а Трухин приглашен из Питера специально на роль Гамлета. Спектакль получился очень яркий, эффектный и дробный, как набор клипов, не спаянных единой мыслью. Что, собственно, хотел сказать режиссер, так и остается загадкой, но отдельные сцены этой постановки - например, те, где вражда Клавдия (Хабенский) и Гамлета выглядит, как столкновение ровесников и бывших друзей, – придуманы очень изобретательно. Да и самого Гамлета - злого, отчаянного, неврастеничного – Трухин играет неровно, но к финалу – резко и сильно.
Этот спектакль, как и любую постановку Евгения Гришковца, заранее очень ждали и сразу полюбили. Гришковец уже не в первый раз сочиняет такое представление с вольным пересказом новелл Эдгара По. На этот раз, для московской премьеры, режиссер-актер взял себе в партнеры шоумена Александра Цекало и разделил между ним и собой роли так: один (это Гришковец) – рефлексирующий интеллигент, другой (Цекало) – его наивный и экзальтированный собеседник. Они рассказывают друг другу страшные истории, то захлебываясь и перебивая, а то сев в сторонке и задумавшись. И представление в результате получается простодушным, смешным и немного сентиментальным, без чего никогда не бывает спектаклей Гришковца.
Спектакль Сергея Женовача в Малом, как и прежние его спектакли здесь, – отрада для всех любителей очень традиционного, но качественного театра. Костюмного, красивого, с большими барочными декорациями, с кринолинами и париками и в то же время - живого и смешливого. «Мнимый больной», пожалуй, получился у Женовача попроще, чем раньше Грибоедов или Островский в том же Малом, а царит тут по-прежнему обаятельный Василий Бочкарев, играющий витального хозяина дома, лукавого добряка, зачем-то мечтающего казаться больным.
Пьеса Бернарда Шоу в постановке Евгения Каменьковича на сцене Мастерской Фоменко превратилась в историю о притягательном и дружелюбном доме, полном обольстительных женщин. Таким домом, как всякий знает, всегда был сам театр Фоменко. Этот дом-корабль, где пол усыпан винными пробками, на которых у всех женщин подламываются каблуки, полон такого обаяния, а его молодые жильцы и гости (хотя по пьесе они должны быть в годах) так явно распространяют вокруг себя атмосферу флирта, игры и безобидных обманов, что противиться его чарам невозможно. Даже если вы считаете, что пьеса Шоу о другом, что в ней должна быть жесткая сатира или эсхатологические предчувствия, вы все равно уйдете из театра, расплываясь в улыбке, и испортить вам настроение уже будет невозможно.
Майя Краснопольская и Илья Эпельбаум, придумавшие в своем театре «Тень» - Королевский лиликанский театр, который вместе со своим бархатным многоярусным залом, тысячей зрителей и хрустальной люстрой помещался на столе, теперь сочинили для этого театра настоящий балет. Заказали музыку, которая звучит очень «классически» и пригласили настоящую звезду – солиста Большого Николая Цискаридзе. На сцене размером с пивной ящик Цискаридзе танцует партию одноглазого великана Полифема, безответно влюбленного в нимфу Галатею. От звезды на сцене видны только ноги до середины икры, вокруг которых порхают, выделывая пируэты и фуэте, нимфы-балерины размером со спичку и такие же крошечные воины Одиссея. А прелестный получасовой спектакль, в котором есть и пародия на классический балет, и восторг перед ним, оказывается не только забавным, но и печальным. Полифем-то умер от любви.
Юрий Погребничко первую премьеру, вышедшую после пожара в его театре «ОКОЛО», поставил по «Дяде Ване», но сделал ее не в обычной своей нище-советской манере, а в лаконичном японском духе. И главное в этом спектакле, где женщины семенят с набеленными лицами, а мужчины ходят в серых накидках, как странствующие воины, – то, как играет Алексей Левинский профессора Серебрякова. Не комичным капризным занудой, а философом и мудрецом, стойким старым самураем, который покидает дом родни, где соблазняли его жену и чуть не убили его самого, тихо, без скандалов и нравоучений, взяв с собой лишь свой самурайский меч.
Из четырех «Смертей Тарелкина», вышедших в этом году в московских театрах, лучшая, на мой взгляд, та, которую на малой сцене театра имени Ермоловой поставил тот самый Алексей Левинский, который сыграл у Погребничко. Хотя по задачам, мне кажется, он был наименее амбициозным. Левинский поставил спектакль о беззаконии домашнем и обыденном. О привычном милицейском быте среди ломаных ящиков и скамеек, с плакатами по гражданской обороне и противогазами на стенах. И о зарвавшейся мелкой сошке, попершей против своих. Теперь, конечно, Тарелкина помучат для острастки, но потом обязательно вернут в лоно чиновничье-милицейской семьи. Особенно этот спектакль обаятелен своей необычной иронически-жалостливой интонацией, а еще множеством уличных песен советских времен, которые беспрестанно распевает безголосый ансамблик из второстепенных персонажей.
