Естьпроизведения архитектуры, которые знают все. И мало кто назовет их автора. СтрелкаВасильевского острова – визитка Петербурга, шедевр, сотканный в белые ночи –кто его придумал? Если вы не законченный искусствовед, шансы дать правильныйответ мизерны.
Родившийсяв Берне француз Жан-Франсуа Тома де Томон (1760 - 1813) проработал в Россиивсего 14 лет. За недолгое время он создал дюжины шедевров. Одни из них – какодесский театр - не сохранились, другие, как амбары Сального буяна, торговыхскладов на Матисовом острове, были разобраны, третьи оказались в иноземщине (триумфальная колонна в Полтавев память Полтавской битвы), а большинство и вовсе не былиреализованы. Изящная церковь с многоколонными портиками на Волковом кладбище, храм-памятникна поле Полтавской битвы, конкурсный проект Казанского собора,памятник изпушек, захваченных у французов в войне 1812 года – все они остались только набумаге. Но и единственного проекта хватит, чтобы надолго запомниться истории.Биржа, завершенная Томоном из остатков признанного неудачным и потомуостановленного в строительстве проекта Кваренги, две ростральные колонны передней – это, как говорил поэт, «я уже никогда не забуду». Не забыл и Кваренги.Автор проекта хорошего, но предназначенного явно не для такого места какСтрелка, он не простил соперника и после смерти – по крайней мере, если веритькарикатуре Кипренского и Орловского, где Кваренги изображен с куклой Томона вруке. Нарисовано уже год спустя после смерти соперника.
Своим пристрастиемк классицизму Томон обязан Риму, где провел несколько лет после получения вПариже Большой Римской премии. Задержаться на родине, где он успел стать архитекторомбрата Людовика XVI,графа д’Артуа, ему не удалось: революция 1793 года уравняла всех в правахнастолько, что дворянину и стороннику монархии лучше было не рисковать своимивзглядами, а заодно и головой. Пристрастившийся было к занятиям живописью Томонуехал в Вену, где занимался уже не писанием пейзажей в пуссеновском стиле, нопланированием садов. С берегов Дуная он в 1799 году отправляется на берега Невы.Будущее российской столицы определил князь Александр Голицын: брат российскогопосла в Вене пригласил мигранта на заработки. За перестройку Большого театра,завершенную за несколько месяцев 1805 года, Томон получает титул придворногоархитектора, и после этого заказы сыпятся на него со всех сторон.
Госпиталь в Одессе. Фасад. Вариант В, 1804 г. Тома де Томон,Рейсфедер, перо, тушь, акварель © Государственный Эрмитаж, 2011.
Здесь ипредложение построить военный госпиталь в Одессе (величественный проект так ине был осуществлен из-за жадности казны; случись обратное, померкла бы знаменитаяСтарая Богадельня в Марселе), и просьба перестроить частный особняк (дом графиниЛаваль украшает Английскую набережную; в истории он остался и как место ссорыЛермонтова с Барантом), даже фонтаны по дороге в Царское Село, в которые онзаложил масонские символы (сегодня один стоит перед Казанским собором, второй –в Парке Победы). Вдовствующая императрица Мария Федоровна заказала ему храм-памятникв честь покойного супруга – построенный в античном стиле мавзолей Павла в Павловскеслужит примером того, как можно примирить природу и архитектуру.
ВДвенадцатиколонном зале Эрмитажа показывают около сотни рисунков и акварелей,посвященных осуществленным и нереализованным проектам Тома де Томона. Здесьесть даже типовые здания для губернских городов: дома военного и гражданскогогубернаторов (второй поскромнее), кузница, дома почтмейстера и полицмейстера,кузница, постоялый двор, русская парная баня. Возможно они предназначались дляПолтавы и прочих городов, получивших в 1802 году статус губернских.
Казанский собор в Петербурге. Продольный разрез, 1800 г. Тома де Томон, Рейсфедер, кисть,тушь, акварель © ГосударственныйЭрмитаж, 2011.
Этографическая и книжная выставка: в музее хранится значительный архив, состоящий изчертежей, альбомов с рисунками и прижизненных изданий, переданных вдовой, Клерде Томон, непосредственно Александру I. Разборка дара затянулась на столетия; полный каталог,подготовленный В.Г. Шевченко, был издан лишь в прошлом году (в этом тиражем в500 экземпляров вышел и перевод томоновского «Трактата о живописи,предваряемого рассуждением о происхождении искусств»). Другие листы находятся вРусском музее (в основном графика «дорусского периода) и петербургскомуниверситете путей сообщения, где архитектор преподавал с 1810 года – именносюда попали проекты Биржи, Большого театра и триумфальных ворот.
Попыткиподступиться к его наследию предпринимались неоднократно, но все как-тонеудачно. В июне 1908 года «Золотое руно» радовалось очередной затее: «Огромныйматериал в виде рисунков, чертежей и портретов уже частью собран в помещенииАкадемии художеств. Архив Министерства Императорского Двора доставил редчайшиелисты почти не исследованных до сих пор художников. Фасады Баженова, Гваренги,Растрелли-сына, Томона, Старова, Стасова и многих других, десятки лет скрытые впапках, наконец, извлечены и будут выставлены для обозрения. Выставкепредположено придать возможно более красивый вид, чтобы заинтересовать нетолько специалистов, но и более широкую публику. Множество невыясненных загадокиз прошлого русского искусства откроет эта выставка». Но Историческая выставка архитектурыстарого Петербурга, которая готовилась в рамках Международнойстроительно-художественной выставки, так и не состоялась. Лишь три года спустяее организаторы осуществили идею, открыв в Академии художеств Историческуюархитектурную выставку.
Композиция со статуями Венеры и Озириса. Рисунок из альбома"Souvenir d'Italie", 1785-1810 гг. Тома де Томон, Перо, тушь ©Государственный Эрмитаж, 2011.
Среди нихбыл и Александр Бенуа, уже приобретший вместе с Дягилевым вкус к организациивыставок нового типа – концептуальных и блистательно оформленных. Бенуа стал однимиз пропагандистов Томона, о чьем «суровом ампире» не раз писал в многочисленныхгазетных статьях. Время для этого было не самое удачное: «в широких и фатальноотстающих (но самых влиятельных) массах общества – наши лучшие классическиездания (даже Адмиралтейство, Биржа или университет) считаются «скучнойказенщиной», произведениями казарменного стиля» (в статье «О современнойрусской архитектуре» / Речь. 1910. 25 июня. № 171. Цит. по: А. Бенуа.Художественные письма 1908 – 1917, газета «Речь». Т. 1. Спб., 2006. С. 451). Схудожником был солидарен А. Ростиславов в «Аполлоне»: «сейчас в публике –равнодушие к архитектуре как к искусству, к архитекторам как к художникам.Поэтому необходимо демонстративно увековечивать их память» (1910. № 4. С. 62).Неудивительно, что в конце века Большой театр подвергается радикальной (ироковой, на взгляд Бенуа) переделке, теперь напротив Мариинки стоит пусть ивнушающее почтение, но далеко не томоновское по легкости здание.
В рецензии на«Историю русского искусства» Игоря Грабаря Бенуа касается проблемы иноземностирусского классицизма. Он отмечает отсутствие у автора «всякого квасногопатриотизма», поскольку тот «восстает горячо против нападок в оторванности отпочвы русского классицизма, в его космополитизме и чуждости».
Этиобвинения дорого обошлись бы художественным и театральным критикам конца 1940-хгодов, но легко сходили с рук в императорской России. Сто лет спустя они вновьвыглядят скорее комплиментом, чем обвинением. Ненавидя города и историю, боясьпараллелей и аналогий, власть совпала с интеллигенцией в одном: всякому хочетсявыглядеть европейцем, человеком мира, гражданином Вселенной. Дело не в тайныхбанковских счетах или недвижимости за рубежом, но в той легкости, с которойпетербургские просторы переходят в амстердамо-венецианские каналы и парижскиерю-авеню. Легкость произведет впечатление не только на поэта. Но только у поэтаона не станет отягчать подсознание. Бродский стал итальянцем задолго доэмиграции. Построенная по образцу пестумского храма Биржа воспитала его глазраньше, чем античное слово - слух.
Биржа. Фасад, 1804 г. Тома де Томон, Перо, тушь, акварель ©Государственный Эрмитаж, 2011.
Иностранцысделали свое дело. Они показали, как близка Россия Европе, и как жаль, если этаблизость ограничится лишь архитектурой.
Впрочем, пожалеть о многомТома де Томон не успел. Он разбился, упав со строительных лесов, когдаосматривал после пожара здание петербургского Большого театра.
