Об особенностях ситуации, сложившейся на российском рынке строительства, Ольга Орлова беседовала с главой архитектурного бюро «Платформа», членом совета Голландско-российского архитектурного форума Ириной Пронякиной.
Шесть лет назад, получив диплом об окончании Московского Архитектурного Института вы одновременно выиграли конкурс на реконструкцию административного здания в центре Москвы. Тем не менее, имея опыт работы в госструктурах и в частных проектных бюро, сейчас вы – самостоятельный архитектор. Это типичная история?
И да, и нет. То, что выиграли с коллегой на пару конкурс, было большой удачей и редкостью. На Западе конкурс – естественный способ продвижения студентов, только не у нас. Но я никогда не хотела служить, хотела самостоятельности. С другой стороны, многое объясняет специфика нашего строительного рынка. Его главное качество – стремление все делать кое-как. В этих условиях существует масса заказчиков, желающих получить скорый и дешевый проект. Отсюда у российских студентов-архитекторов еще в первые годы обучения появляется возможность индивидуальной практики. Окончив институт, студент использует накопленные опыт и связи. Он готов выйти на рынок самостоятельно. Так было и со мной.
На Западе это возможно?
Практически нет. Это другая культура строительного бизнеса. Там заказчику нужно получить вполне просчитанный результат, поэтому никому не придет в голову обращаться к непрофессионалу, который сам себе что-то сочиняет. Но зато система конкурсов там отлажена.
У России с Голландией многовековые архитектурные связи. Каковы лично ваши профессиональные связи с этой страной?
У меня есть постоянный голландский партнер, который работает с разными архитектурными компаниями в Голландии. Работая с ним, я узнала о местной специфике проектирования жилья. Сказать, что они отличаются технологиями – это ничего не сказать.
Например?
Например, у них другие пожарные нормы. В Голландии также традиционно другие лестницы – крутые и, с нашей точки зрения, опасные. А в проектировании от лестниц очень многое зависит. Необходимо также помнить об отсутствии центрального отопления: каждый раз нужно решать проблему грамотного размещения бойлерной. Главное, там живет иная, но, на мой взгляд, вполне применимая к российской ситуации «идеология» жилья. Задача проектировщика – «отжать» (то есть сократить) утилитарные пространства – спальная, кухня, гардеробная - и отдать максимальную площадь гостиным, жилым комнатам. Место, где человек бодрствует и активно действует, занимает почти половину всей площади квартиры. С функциональной точки зрения, это абсолютно естественно – в спальне человек не устраивает танцы. Психологически подобный контраст помещений тоже оправдан: в гостиной комнате человек чувствует свободу, а в спальне он «забирается в коробочку» и отдыхает от простора. Мы с рождения живем на смене ощущений хаоса и покоя, и наша задача - сбалансировать их. Грамотное проектирование жилья реализует потребность человека в гармонии.
Боюсь, женщины с детьми усмехнулись бы. Во-первых, дети занимают столько пространства, сколько в доме есть, поэтому площадь бодрствования равна площади ежедневной уборки. Во-вторых, половину домашнего времени женщины обычно проводят на кухне, поэтому большая кухня – мечта многих россиянок. Кроме того, традиционные кухонные посиделки в России тоже пока никто не отменял. Но я понимаю, что у бизнесмена, скажем, нет времени сидеть на кухне, и он с вашим принципом бы согласился. Отсюда вопрос: насколько существенен в вашем творческом процессе социальный заказ клиента?
Я не преследую абстрактные эстетические задачи. Моя цель – создавать гибкое ко времени пространство. У меня есть клиенты – люди экономкласса (адвокаты, менеджеры, предприниматели средней руки). Их обычное желание - получить максимум пространства из имеющейся площади. На это я и ориентируюсь. Если у заказчика есть семья, моя цель - добиться того, чтобы каждый мог уединиться. По крайней мере два места для этого в каждой квартире есть – ванная и туалет. Важно сделать их компактными, но сохранить пространственную интригу.
Это как?
Даже если мы имеем банальный квадрат, можно сделать так, чтобы с разных точек он выглядел иначе. Иная ситуация с клиентами другого социального и материального уровня, которые владеют огромной площадью. Здесь есть возможности для эксперимента, не так жестко связанного с прагматикой, а ограниченного лишь финансовыми возможностями клиента.
Создается ощущение, что современный архитектор-проектировщик должен быть обязательно еще и психологом. Вам хватает обычного жизненного опыта?
Нет, опыта никогда не бывает достаточно. Опыт – лишь подспорье, важно видеть, что за пределами этого опыта.
Психологическая совместимость с клиентом влияет на успех вашего бизнеса?
Для того чтобы придумать дом, не нужно быть психологом. Но для того чтобы его продать, психологические навыки необходимы. Большинство заказчиков - люди архитектурно неграмотные, что само по себе естественно. В то же время они высказывают массу пожеланий, которые обычно друг другу противоречат. Если пациент просит врача «к этим укольчикам еще вот те таблетки добавить», то доктору достаточно намекнуть на опасность подобной инициативы, и больной успокоится. В нашей области это не всегда так очевидно, особенно когда проект еще на бумаге. Я сразу вижу, что удовлетворение всех фантазий моего клиента «убьет» его жилье, но чтобы убедить в этом заказчика, требуется выдержка и психологическая подготовка. Есть люди, вообще не готовые к диалогу. Это такой вид идиосинкразии, основанный на воспоминаниях детства. Я слушаю человека и сразу понимаю, что там, где он рос, роскошью считались «во-о-о-т такие штучки», а семья нашего заказчика не могла себе этого позволить. Настало время воплотить мечту. Как чеховский герой, он будет наслаждаться своим крыжовником, и попробуй скажи, что его ягода - мелкая, зеленая и невкусная.
Помню из детства: вариантов планировок было немного, поэтому особый шик заключался в деталях интерьера. Если кто-то мог себе позволить вместо двери на кухне сделать арочку, и чтобы вьетнамские бамбуковые палочки и колечки сверху! Человек входил в кухню, как в «Кабачок 13 стульев». В результате в конце 90-х, когда был ремонтный бум, - в холле или в кухне почти любой квартиры можно было встретить арочку. Но признаться, я думала, что эти «недоеденные в детстве бананы» - свойство памяти небогатых людей, а состоятельные клиенты уже ориентируются на мировые тенденции.
Совершенно не обязательно. У меня была богатая клиентка, пожелавшая в тридцатиметровой гостиной иметь две каменные люстры, которые не дают света. Убедить ее в абсурдности этой идеи было невозможно. Другой клиент, владелец пентхауса площадью 666 квадратных метров, заказал «классический стиль». Дело даже не в том, что такого стиля просто нет. Ребенком его возили по дворянским усадьбам, взрослым он съездил в Грецию, ему это понравилось, он так это назвал. Однако подобная архитектура невозможна там, где высота комнат, как у него, всего 3 метра. Колонны с капителиями – это только внешнее проявление того, что он называет «классическим стилем». Главное – это стремление кверху, это пропорциональный ритм, и потому здесь задает тон соотношение высоты здания с его шириной.
Как вы выходили из положения?
Я создала пространство, в котором удобно жить, и со страхом пошла к клиенту – в моем проекте не было ничего от «классического стиля». Там развитие пространства по вертикали – у меня по горизонтали. Но ему понравилось. Он отказался от хрустальных люстр, от капителий и карнизов. Он меня услышал.
Кто пользуется вашими услугами? Изменились ли ваши клиенты со времени первых заказов?
Заметно изменились. Во-первых, есть квартирные клиенты и клиенты - профессиональные застройщики. Квартирные клиенты уже много поездили по свету, их потребности и желания стали разнообразнее, интереснее. Застройщики тоже стали культурнее, они понимают, что лучше обратиться к профессионалу, а не «срубить подешевле» идею у студента и по ходу дела еще самому чего-то присочинить. Трудно описать типичного заказчика, но я хорошо понимаю, с кем проще найти общий язык. Это человек в возрасте от 30-ти до 50-ти лет с высшим образованием. Как правило, легче договориться с людьми, окончившими физтех, мехмат, экономический факультет или с людьми, которые прошли путь от маляра до главы строительного холдинга. Но важнее, чтобы человек был открыт и не держался за свои старые установки. И есть еще одно важное качество: мой клиент должен понимать, что такое приличный бизнес.
Что это?
Во-первых, нужно четко следовать буквам договора. Во-вторых, необходима ответная отдача заказчика. Он должен вовремя осмыслить предложенный проект и вовремя предоставить исходные материалы. Есть клиенты, которые ничего не понимают в чертежах, но сразу говорят, что это не годится. Бывает, наоборот, человек не глядя подписал проект, а потом выясняется, что у него недостаточно денег на реализацию, и начинается корректировка по ходу строительства. Особенно часто это случается при постройке больших зданий. В реальном времени все меняется. Впрочем, есть и меценаты, готовые вкладываться в архитектуру. Они доверяют архитектору и следуют его советам.
Такие люди есть в России?!
По крайней мере одного я знаю, но мне не довелось с ним работать.
Полезно это для России?
Для любой страны это полезно. Но таких людей везде мало. Человек должен сначала заработать очень много денег, а потом понять, что именно в архитектурном искусстве он их будет хранить.
Что имеется в виду «вложиться в архитектуру»? Если он вложился в торговый центр - понимаю. Торговый центр через некоторое время ему денежки вернет. А если он вложился в музей? Музей – это всегда убыток.
Есть такая высшая гуманитарная вещь как амбиция. Человека может согревать мысль «Я строю город!». Ему может нравиться делать что-то масштабное и долговечное, что определяет жизнь людей.
А кто у нас на самом деле строит город? Юридически?
Так на самом деле или юридически? Предположим, с самого начала своей практики я столкнулась с тем, что авторского права на идею, концепцию проекта у меня нет. Грубо говоря, тот, кто разработал проект, тот и является его автором, а тот, кто создал его идею, придумав, как она будет функционировать и выглядеть, автором не является. В нашей области очень часто это делают два разных лица - и физических, и юридических. А ведь для того чтобы придумать здание для города, нужно проанализировать социальную, пространственную обстановку места. Можно быть гениальным проектировщиком и прекрасно разрабатывать детали, но все это в конечном итоге будет мешать людям. Но труд человека, который разработал узлы, считается авторским, а труд того, кто создал концепцию здания, не считается авторским.
Звучит абсурдно. Даже у гениальных художников были ученики, которые прорисовывали фрагменты картины, но никто не сомневался в авторстве шефа. Стратег и есть автор. На Западе тоже так?
На Западе сложилось строгое разделение архитекторов. Есть стратеги, которые превращают идею в форму. Но прежде чем к ним обращаться, заказчик идет к архитектору-консультанту. Тот на основе собранных сведений - контингент населения, экологическая обстановка, социальные нужды - прогнозирует изменение города в связи с появлением нового объекта. Есть также разработчики отдельных деталей. Предположим, в здании есть витражи, тогда ими занимается конструкторское бюро фирмы-производителя. Но весь процесс контролирует тот, кто придумал идею.
А у нас?
У нас молодой-талантливый делает концепцию и юридически исчезает из мира архитектуры. Бюро со стажем и - главное! - со связями в согласующих инстанциях делает архитектурный проект. Технари-разработчики делают рабочий проект. В этой ситуации все уходит из-под контроля. А если добавить тот хаос, который царит в отношениях между заказчиком, исполнителем и согласующими инстанциями, то крайнего, как мы видим по истории с Трансвааль-парком, не найти.
Все это напоминает миниатюру Аркадия Райкина, когда «группа товарищей» спрашивает: «К пуговицам претензии есть?» И хотелось бы по-райкински отшутиться: «К пуговицами претензий нет», но так и не ясно, кто виновен в гибели людей – те, кто давал разрешение, или те, кто строил. Как вы взаимодействуете с согласующими инстанциями? Это больной вопрос для вас или он уже отработан?
Это больной вопрос для всей нашей архитектуры, но у меня он отработан. От своих заказчиков я часто слышала «страшилки» про чиновников средней руки. Например, приходит человек, купивший кусок территории в Бирюлево под торговый центр, за разрешением начать строительство. А дяденька, в Бюрилево никогда не бывавший, смотрит на карту и говорит: "Надоели ваши торговые центры, фитнесс-центр - лучше." Как правило, человек, купивший это место, – а в Москве это и дорого, и тяжело - не будет строить что попало. Он уже понял, что в этом месте нужен торговый центр, а не спорт. Там где ты строишь, нужно быть! Но наши чиновники еще по-прежнему работают по-советски, когда проекты всех городов согласовывались в Москве. И это несмотря на то что жизнь перевернулась и старые типовые системы застройки города мешают людям жить.
Самодурство чиновника родилось не в советские времена.
Я настроена оптимистично: это всего лишь старое мышление, которое скоро отомрет.
