Как ни странно, фразу «Вам шашечки или ехать?» я впервые услышала от известного математика и писателя Елены Сергеевны Вентцель – а было это в конце 70-х. Можно ли к этому mot – шутливой метафоре отношений между формой и функцией – свести поднадоевшие споры о том, может ли быть содержательным (т.е. читаемым всерьез) «глянцевый» журнал?
Нередко ответ таков: глянец – это привлекательная форма; если вам ехать, выбирайте хороший глянец – и обрящете... Боюсь, это лукавство: в «глянце» форма чаще всего – сама себе содержание. Так что когда, например, империя Conde Nast издает что-либо высокоумное, то заботится о том, чтобы при любом, сколь угодно изысканном оформлении, дух «глянца» был оттуда изгнан. Пример тому – журнал New Yorker (я его читаю с начала 70-х, но понятия не имела, что он входит в Conde Nast наряду с Elle, GQ, Style и т.п.).
«Пушкин. Журнал о книгах» – издание роскошное и дорогое. Пока – не «глянцевое». Мне уже случалось о нем писать.
На этот раз мне достались № 4 за 2009 и № 1 за 2010, на обложке которого написано «летний номер». Макет журнала несколько изменился, но, как и раньше, радуют глаз многочисленные репродукции малоизвестных, а то и вовсе неизвестных художников; выполнены они очень качественно и имеют самоценный характер – ничего не иллюстрируют, зато украшают. При случае обратите внимание на несказанной красоты акварели художницы Марии Мыслиной, о которой, думается, не одна я просто не слыхала (заодно порадуемся за галерею «Ковчег»).
Типология публикуемых в «Пушкине» материалов осталась прежней: это собственно рецензии (в том числе – на книги, которых на русском языке нет или еще нет); экспресс-рецензии – скорее информация о книгах, нередко весьма концентрированная, но при этом внятная; раздел «книжные покупки такого-то», где авторы пишут о книгах, о которых им интересно поговорить в данный момент. Правда, «книжных покупок» стало меньше, что жаль.
Как, вероятно, известно читателю этих строк, «Пушкин» рецензирует научные и публицистические книги по гуманитарным дисциплинам. Поскольку никто не читает все подряд, дельная рецензия может не только побуждать прочитать книгу, но и замещать обращение к оригиналу. Разумеется, при условии въедливости рецензента и его объективности. Первое качество встречается чаще, чем второе, а беспристрастными рецензии, по-моему, не бывают (не уверена, что в «Пушкине» уместны редакционные аннотации к рецензиям: большей частью они как бы «смягчают», а то и размывают резкие – с точки зрения редакции – позиции рецензента. Я бы уж точно не хотела, чтобы меня аннотировали таким манером).
Нередко просто веришь рецензенту, поскольку сам в данной сфере мало что смыслишь. Например, в рубрике «Книжные покупки» Ян Левченко в эссе «Философия как идиостиль» (№ 4 за 2009) предложил, среди прочего, содержательный анализ книги М.Ямпольского о Кире Муратовой, благодаря чему я поняла, во-первых, нечто о подходе самого Ямпольского (увы, его тексты для меня до сих пор остаются как бы зашифрованными), и, во-вторых, оценила позиции Левченко касательно возможных «прочтений» фильмов Муратовой.
Я не случайно употребила выражение «среди прочего», поскольку работа Левченко, вообще говоря, не сводится к анализу трех книг о кино, вышедших в 2009 г. (это сборник работ В.Куренного «Философия фильма: Упражнение в анализе»; книга Дм.Салынского «Киногерменевтика Тарковского» и упомянутый выше текст М.Ямпольского «Муратова. Опыт киноантропологии»). Эссе Левченко намного шире – это содержательные размышления о самом кино, о его восприятии «наивным зрителем», об эволюции языка кино и языка исследователей кино, об истории структурализма. Самое же привлекательное для меня – это свойственное Левченко следование известному завету «чтобы словам было тесно, мыслям – просторно».
Но иногда вместо этих некрасовских строк вспоминается мальчик Кай и известный осколок зеркала – таковы мои впечатления от рецензии Е.Галкиной и Ю.Колиненко на две книги мемуарного жанра: «Просто жизнь» С.В.Житомирской (М, РОССПЭН, 2008) и «Сама жизнь» (СПб, изд. Ивана Лимбаха, 2008 ) недавно покинувшей нас Н.Л.Трауберг. О первом издании книги Житомирской (лично я ее не знала) я подробно писала; с Н.Л.Трауберг я была хорошо знакома более полувека; именно поэтому о ее мемуарах писать не стала.
С.В.Житомирская (1916–2002) была известным человеком не только среди московских гуманитариев; ее увольнение с поста заведующего Отделом рукописей Ленинки стало знаковым событием. Люди моих лет помнят, сколько планов и надежд эта история похоронила. Уже уйдя из Ленинки, С.В. продолжала работать в полную силу; среди многого другого, Сарре Владимировне мы обязаны переводом мемуаров Николая Тургенева – редкой ценности памятника русской культуры.
Н.Л.Трауберг (1928-2009) начинала как переводчица с испанского, а знаменитой стала благодаря своим переводам Честертона, Льюиса и Вудхауза; кроме того, она была известна многим как ведущая радиопередач на религиозные темы.
Рецензия на две упомянутые мемуарные книги в № 4 за 2009 имеет заголовок «Просто сама жизнь: анатомия советской интеллигенции». К сожалению, по жанру этот текст больше напоминает пасквиль. Не потому, что двум докторам исторических наук не нравятся сами книги – им не нравятся героини.
Это их право, разумеется. Но все же хотя бы как историки они должны знать, что в 50-е годы прошлого века квартиру нельзя было купить, а можно было только получить от государства, значит – бесплатно. Так что упрекать Житомирскую в том, что «благами», исходившими от советской власти (в частности, бесплатной квартирой), она не была обделена – с моей точки зрения, не только нелепо, но недостойно.
Сама Житомирская обладала редким аналитическим умом и тему своих отношений с «системой» не обошла: "В непонимании этого, в сознательных и даже неосознанных попытках отстраниться от своей принадлежности к системе, в такой неискренности с самим собой, я вижу главный порок описания советской эпохи в мемуарах моих современников" (С. 115).
(Может, стоит напомнить, что в свое время профессура МГУ тоже получила бесплатные квартиры в жилой зоне здания на Ленинских горах; наконец, построенные по всей стране «черемушки» были бесплатным жильем, нередко – ведомственным.)
Другой предмет безусловного порицания для авторов упомянутой рецензии – домработница, в частности – в семье Житомирской. Не понимать генезис и функции этого феномена в СССР в 30-е – 50-е гг. для лиц с гуманитарным образованием по крайней мере непростительно. А уж вменять само наличие домработницы в вину «советской интеллигенции» – просто смешно. Моя мама была занята свой врачебной работой разве что не круглосуточно, так что если бы не война, то моя няня Матрена Николаевна, скорее всего, прожила бы с нами до своего конца – как и няня моего покойного мужа, пережившая вместе с его семьей все невзгоды, среди которых военное время и эвакуация были не самым страшным.
Наташу Трауберг растила няня в большей мере, чем ее мать – жена известнейшего кинорежиссера и своего рода «гранд-дама». И это важно, потому что человеческой заслугой Наташи, среди прочего, было то, что она сумела выйти за пределы довольно специфической «киношной» среды, где она росла. В 60-е жили они с мужем Виргилиюсом Чяпайтисом и двумя малыми детьми на скромные гонорары за Наташин перевод с испанского некогда популярной пьесы А.Касона «Деревья умирают стоя» и переводы Чяпайтиса с литовского и на литовский – жили не просто скромно, а довольно-таки скудно. И здесь я оставлю этот сюжет, ибо, как любила говорить Л.Я.Гинзбург, для того, чтобы быть выше чего-нибудь, надо быть не ниже этого самого.
В «Пушкине» № 1 за текущий год обращает на себя внимание многочисленность рецензий и бесед западных авторов, посвященных книгам, изданным «там» (некоторые из них недавно появились в русском переводе); не менее полезны переводы оригинальных статей из малодоступных здесь журналов, широко читаемых «там».
Мне была интересна подробная статья Диего Гамбетты «Героическое нетерпение» (опубликована в “Nation”- известном американском еженедельнике левой ориентации). Статья написана как рецензия на очередную книгу о «банде Баадер – Майнхоф» (автор книги – Стефан Ауст); впрочем, правильнее здесь было бы говорить не о рецензии, а о жанре «книга как повод». Похожих по жанру статей в № 1 «Пушкина» несколько; отмечу заодно, что они, как правило, качественно переведены.
В целом же обсуждаемое издание вызывает два вопроса: (1) Обязательна ли эта почти глянцевая роскошь в журнале о серьезных книгах? (2) Чего в «Пушкине» больше – текстов, напоминающих осколки того самого зеркала, или же текстов разумных и достойных?
Конечно, функционально эта роскошь избыточна, поскольку не привязана к содержанию. Что здесь считать «шашечками» – пусть решает читатель. Пока текстов достойных больше – можно ехать.
