Концепт по заявкам

Конце́пт (лат. conceptus – «понятие») – многозначный термин.

Википедия

Множество художников по всему миру ежедневно рисует сотни тысяч концептов. Лучшие цифровые галереи ломятся от разнообразного графического контента. Пока я писал два предыдущих предложения, на одном из популярных ресурсов CGHUB было выложено не менее десяти работ. Это поток. Река. Стихия.
Weilard (А. Ляпичев). Концепт-арт – история, назначение, проблемы,
связанные с ним, и способы его создания

Международнаяпремия DESIGN AND DESIGN AWARD 2012 законцептвазыдляфруктов «CREVICE VASE».
Мария Алтухова. Дизайнер [рубрика «Награды»]

Умозрительный концепт.
www.vesti.ru

Вы когда-нибудь задумывались над словом «концепт»? Скорее всего нет, потому что слово это стало невидимкой – оно так часто звучит отовсюду, что не вызывает к себе ровно никакого интереса. Однако если вы вращаетесь в (около)гуманитарных областях, то наверняка заметили, что «концепт» давно вытеснил старое доброе «понятие», и потому фразы вроде «концепт человека в истории европейской философии и культуры» уже не могут удивить. И все-таки: почему «концепт»?

Я далека от того, чтобы упрощать проблему, утверждая, что все это – результат безостановочной латинизации русской речи, процесса, происходящего наперекор официальной политике отстаивания российской самобытности. Самобытность самобытностью, а концепты никуда не денешь. Более того, их провозвестниками – о ужас! – оказываются сами россияне, к тому же россияне уважаемые. Так, слово «концепт» подробно обосновывается С.А. Аскольдовым-Алексеевым в его статье 1928 года, а Д.С. Лихачев, вдохновленный этим подходом, предлагает понятие концептосферы. Тут важно понимать, что речь идет о функции и даже о природе слова, встроенного в культурный контекст. Работа Аскольдова так и называется «Концепт и слово» и может быть релевантной для построения теории литературы¹. Сам по себе концепт определяется как «мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода»². Эта заместительная функция близка к традиционному понятию. Примеры Аскольдова более чем актуальны: заместительной функцией обладают дипломатические маневры перед началом военных действий; они «означают» нечто большее, чем взятые сами по себе. Исход таковых может помочь решить крупномасштабную проблему (будем надеяться, что так и случится на Ближнем Востоке). Аскольдов также обращает внимание и на другой аспект концептов, а именно потенциальный: концепты, особенно художественные, заключают в себе «неопределенность возможностей»³ – они таят в себе образные, символические элементы, которые не ограничены присущим им конкретным содержанием. Такова литература в целом – порождаемые ею концепты отличны от обыкновенного смысла слов и их синтаксической связи.

Идею о том, что возникающие цепочки концептов необходимы для языкового общения в человеческой «идеосфере», подхватывает Лихачев. Концепт как обобщенная мыслительная единица выражает индивидуальный опыт носителя языка, а именно то, как преломляются различные значения слов в сознании пользователей языка в зависимости от их культурного бэкграунда. Концепт – это, если угодно, переживаемое значение слова, то есть способ индивидуальной интерпретации его объективного (словарного) значения. Однако это еще и «послание» (message), порой окрашенное эмоционально. И поскольку язык – «концентрат» культуры нации, то его концептосфера служит «заместителем» этой культуры и показателем ее богатства⁴.

Даже этот беглый обзор позволяет понять, что концепт имеет определенную дисциплинарную привязку. Не случайно считают, что сегодня он победил своих конкурентов в области когнитивной лингвистики⁵. Но значит ли это, что теперь концепт будет победно шествовать повсюду? Наибольший дискомфорт вызывает бездумное внедрение этого слова в философские тексты. Конечно, определенную роль в этом сыграл русский перевод книги «Что такое философия?» Ж. Делёза и Ф. Гваттари, первая глава которой звучит весьма провокативно: «Что такое концепт?»⁶. Я думаю, что выбор слова «концепт» авторитетным переводчиком может и должен быть предметом обсуждения. Трудно сказать, в какой степени Делёз и Гваттари учитывали употребление термина «conceptus» Абеляром, что, по-видимому, ближе всего к русскоязычной традиции толкования «имени» как особой психологической реальности. Conceptus предполагал «схватывание» смысла (чем и отличается понятие), но в единстве речевых высказываний, а это уже знакомое нам разделение на язык и речь. Словом, если понятие автономно, безлично и выражает собою некую ступень в познании, то формируемый речью conceptus диалогичен и «предельно субъективен»⁷. Однако автор этих рассуждений С.С. Неретина вынуждена признать, что Делёз и Гваттари, не озабоченные различением терминов – кстати, во французском существует только одно обозначение «concept», – лишь указывают на недостаточность «понятия» и вообще исключают Средневековье из своей альтернативной генеалогии «концептов». Более того, в современной философии «концепт» становится попросту термином «двусмысленным»⁸.

Очевидно, что даже если Делёз и Гваттари делают Средневековье фигурой умолчания, оно тем не менее подспудно присутствует в их понятийном аппарате. Чего стоит одно понятие сингулярности, идущее от Дунса Скота. Заметьте, рука умнее головы: именно пальцы выводят слова «понятие», «понятийный аппарат». Ну а если серьезно, философия всегда имеет дело с понятиями, даже если и наполняет их самым неожиданным смыслом. В книге «Что такое философия?» очень странно смотрятся такие нововведения, как «концепт cogito у Декарта» или новоявленные «концептуальные персонажи», эти метки становления понятий. Согласимся, что «понятийный» и «концептуальный» – вовсе не одно и то же. В книге есть одно понятие, которое как будто позволяет привязать его к области концептов, о которых говорилось выше. Это понятие Другого. Для авторов он олицетворяет возможный мир, который актуализируется в выражающем его лице или делающей его реальным речи⁹. Однако надо понимать, что все понятия принадлежат плану имманенции, что определяются они как чистые события и связываются со становлением¹⁰. Именно поэтому приравнивать их к концептам, циркулирующим в культуре, представляется весьма сомнительным¹¹. Рискну предположить, что интерпретаторы Делёза и Гваттари осуществляют обратную проекцию достижений психолингвистики на область философии, рассматривая родившийся в переводе «концепт» как нечто само собой разумеющееся.

Наконец, какое все это имеет отношение к современному искусству? То, что ближе всего к интересующему нас понятию, – конечно же, концептуализм. Никому и в голову не придет оспаривать сегодня это слово. Однако прислушаемся к одному из первых определений течения, данному Солом Левиттом: «В концептуальном искусстве (conceptualart) идея или концепция (concept) являются самым важным аспектом работы. Когда художник прибегает к концептуальной форме искусства, это означает, что все планы и решения разрабатываются заранее и что их исполнение является второстепенным делом. Идея превращается в движитель этого искусства»¹². Оказывается, английское слово «concept» может означать еще и «концепцию», и эта последняя решительно отличается от вменяемого автору намерения. Все эти тонкости современному носителю языка неинтересны. Поэтому его излюбленным этнокультурным концептом и оказался… «концепт».

P.S. Статья также публикуется в 5-м номере журнала "Диалог искусств" ("ДИ") за 2013 год. Выражаю свою искреннюю признательность Лии Адашевской, редактору "ДИ", за эту инициативу. -- Е.П.

Рисунки Георгия Литичевского.