Можно, конечно, начать рассказывать, как в Риге из открытого окна машины на полном ходу радио голосом Кипелова орет: «Я свободен!», как по городу возят рекламные щиты «Ночных снайперов», с белых афишных тумб хохочет такая же девушка из мюзикла «Mama mia!», как в Москве, а на желтых тумбах написано «Лучшие спектакли фестиваля «Золотая маска». Будто и не уезжал из России. Но на самом-то деле все иначе.
«Золотая маска» привезла в Ригу и Таллинн несколько московских спектаклей, сопроводив их лекциями о современном российском театре и режиссерскими мастер-классами. Моей задачей было – прочесть несколько лекций о театре, но кроме походов в театр и разговоров с его деятелями, мне хотелось встретиться с прибалтийскими аниматорами (эстонская и латышская мультипликация знаменита еще с советских времен). И все эти разговоры и встречи, которых случилось очень много, заставляли задуматься вот о чем.
Да, конечно, в первую очередь привезенные из Москвы спектакли, особенно мхатовские, полные актеров-звезд, были подарком для русскоязычной публики. И в Латвии, где русский язык хуже или лучше, но знают, и в Эстонии, где даже тридцатилетним, не говоря уже о тех, кто младше, легче говорить по-английски, чем по-русски, огромные залы оперных театров были заполнены прежде всего русскими, купившими дорогущие билеты заранее. И счастливыми оттого, что могут увидеть качественный русский театр, а не антрепризную дешевку, и услышать хороший русский язык. Но это все разговор отдельный, скорее относящийся к теме: «наши бывшие соотечественники за рубежом».
Молодые латыши, эстонцы, да и русскоязычные дети из балтийских стран, заинтересованные в хорошем образовании, уезжают учиться в Европу (Германию, Швецию, Финляндию), где имеют право учиться бесплатно. Многие из них предпочли бы учиться в России, но это для них очень дорого. Понятно, что те из них, кто возвращается после обучения домой, более ориентированы на западноевропейскую культуру, чем на российскую, которая ближе их родителям. Студентам, которые учатся в балтийских странах, русская культура по-прежнему интересна, хотя понимать язык и тем более читать литературу на русском им оказывается все сложнее. На афишах «Золотой маски» написано, что российские спектакли идут с синхронным переводом, и мы видим, что этот перевод многим оказывается нужен. Но, задержавшись после спектакля или лекции, которую им понимать было сложновато, студенты задают вопрос за вопросом о русском театре: про невербальные спектакли, про положение актера, про Гришковца... Им все это интересно, но негде узнать. Режиссеры и художники из анимационных студий Риги и Таллинна, хотят все знать о новых российских проектах, спрашивают, нельзя ли к ним как-нибудь переправить диски с анимационными сказками студии «Пилот», пару из которых кто-то видел на западном фестивале, интересуются, на каком этапе сейчас норштейновская «Шинель»… Режиссеры старшего поколения, многие из которых учились в России (театральные – в ГИТИСе, ЛГИТМиКе, анимационные – на высших режиссерских курсах) рассказывают, как часто раньше бывали в Москве и Питере, как много видели нового, общались с коллегами, и как этого сейчас не хватает. И как странно было из страны, которая воспринималась, как самая цивилизованная и продвинутая часть огромной империи, настоящая Европа, вдруг превратиться в маленькую провинцию Восточной Европы, Но об этом горьком ощущении, мы, пожалуй, тоже догадывались заранее.
То, что стало ясно именно тут – это как много потеряли не они, а мы оттого, что порвались наши связи. Много ли мы сейчас знаем о латышском или эстонском театре? Разве что то, что привозит в свою программу питерский фестиваль «Балтийский дом». Или видим рижские спектакли Алвиса Херманиса, который давно уже воспринимается не как латышский, а как европейский режиссер. Однако, и в Эстонии, и в Латвии есть спектакли, которые воспринимаются у них дома как пусть хорошие, но рядовые, а значит у них не много шансов приехать в Россию. Но и в них есть то достоинство, тот вкус, то изящество, которое очень бы стоило увидеть российской публике, отвыкшей от всех этих качеств и считающих их чем-то из ряда вон выходящим.
Или вот, например, латышская и эстонская анимация, равно знаменитые и своими рисованными мультфильмами, и кукольными. Все знают, как много дали прибалтийские художники, с их жесткой манерой и тягой к сюрреалистическим смещениям всей советской графике. Прибалтийские мультипликаторы, в том числе мировая знаменитость, эстонский режиссер Прийт Пярн, трагическими героями которого стали уродливые выходцы из СССР, были для отечественной анимации не менее важны. И теперь особенно видно, как много мы потеряли оттого, что лишились постоянной связи с этой культурой, чуждой попсовости, даже в самых простеньких, детских картинах. Например, только что вышедший и уже отобранный для Берлинского фестиваля совместный эстонско-латышский полнометражный мультфильм «Лотта из деревни изобретений» выглядит для нас довольно непривычно: он очень яркий, как и полагается детскому фильму, но его лупоглазые и носатые герои очень далеки от привычно слащавых персонажей коммерческой анимации. Возможно, именно поэтому отечественные дистрибуторы до сих пор не решаются купить этот фильм, весьма хорошо продающийся в Европе,– нет уверенности, что он будет так же успешен в прокате, как американские анимационные блокбастеры, к гладким персонажам которых наши зрители приучены. Что и говорить о прибалтийской авторской анимации – с ее насыщенным, резким и тяготеющим к абсурду дизайном и особой хмурой иронией. Этой традиции теперь в России нет.
Так что кто больше потерял от этого разрыва – мы или они, да и кто теперь больше скучает, - еще вопрос. Да и надо ли этим меряться?
