Открытие выставки Icons о современном религиозном искусстве в Краснодаре было сорвано несанкционированным митингом граждан, обманутых насчет содержания выставки. Похоже, что Марат Гельман, работающий над программой «Культурный альянс», стал частью чужой игры против модернизации. Однако законы современности побеждают, и выставка имеет успех.
В рамках программы «Культурный альянс» планируется повторить пермский опыт Марата Гельмана в других регионах. И вот ведь непременно надо было продолжить в самом проблемном месте, затеять открытие музея современного искусства в Краснодаре. Ну что же делать – губернатор Ткачев пригласил. Это край упертых консерваторов, где до последнего стояли за царскую власть, и СССР сдали последними – стоит ли сомневаться, что и модернизации тут будут сопротивляться изо всех сил. В дополнение к этому сложному контексту темой первой выставки стало искусство на религиозные темы – именно потому, что местные власти предупредили, что религию лучше не трогать. Впрочем, все выбранные произведения говорили о религии с большим уважением, состав работ и участников был одобрен отцом Всеволодом Чаплиным и кубанским губернатором Александром Ткачевым.
На выставке были представлены следующие работы:
Молодые краснодарские художники, лауреаты премии Кандинского, заглянули в знаменитую фреску Леонардо да Винчи из-за спины апостолов.
В начале 2000-х Сигутин посетил выставку от «Иконы до авангарда» - она поразила его тем, что две столь разными точки русского искусства имеют нравственные основы и возвышенные идеалы. Он придал супрематизму божественный смысл – и собрал абстрактные геометрические фигуры в преклонение перед господом Богом.
Фотограф Куприянов снял старые полуразрушенные фрески. Как пишет искусствовед Роман Багдасаров, «согласно церковной практике, поновление икон становится обязательным тогда, когда перестает быть узнаваемым образ. Но исправление может снизить художественную ценность памятника. Будучи строго документальными, фотографии Куприянова отражают богословско-этический пафос, не поддающийся разрешению в рамках концепции «памятника культуры», принятой сегодня».
«Евангелие от Луки, 23:28-32: Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» На первом плане – работа Дмитрия Гутова «Христос во время бури на море Галилейском».
Врубель и Тимофеева принимают Евангелие близко к сердцу – через него они смотрят на современные события. Сюжет этой работы - палестинские матери, оплакивающие смерть своих детей, погибших во время разрыва канализационных коммуникаций в секторе Газа в марте 2007-го года.
Шабельников увеличивает скорость апокалиптических всадников из гравюры Альбрехта Дюрера, размазав их контуры в «блюре» - как будто в наше время скорость подачи информации превышена настолько, что мы не заметили, что конец света уже начался. Гутов воспроизводит прориси к иконам в объеме, из полосок металла – сбоку они могут смотреться как абстракция, и есть только одна правильная точка зрения, где изображение становится понятным – лицом к лицу.
Осмоловский сопоставляет старые доски для икон и ломти хлеба, показывая пищу духовную.
Художники изображают потемневший от времени деисусный чин – и скорбят о том, что время поглощает священные изображения. Белые точки – то ли снег, который идет в храме, и значит, этот храм заброшен и стоит без крыши. А может, это не снег, а насечки, которые делают на старых фресках, чтобы положить новый слой штукатурки и сделать новую фреску. Или следы от пуль, которыми расстреливали фрески большевики.
Хмель и Суховеева покрыли золотистой фольгой обыденные вещи – лестницу, колодец, остатки трапезы, дорогу. Золотой иконный фон касается повседневного быта, и становится видно, как Бог следит за каждым днем нашей жизни. На картинах Макарова святые предстают размытыми очертаниями – и приходится с усилием вглядываться, чтобы различить силуэт. Быть ближе к Богу – для верующего постоянный труд над собой, преодоление своей природы.
Еще до открытия стало ясно, что так называемые «мракобесы» будут протестовать, но так как все было согласовано официально, предварительно Гельман проводил встречи с казачьими атаманами, местными журналистами, молодежью, и никто из них не высказался против выставки – казалось, что возмущение ряда маргиналов не должно создать проблем. Однако вышло по-другому – похоже, Марат Гельман думал, что занимается тут развитием регионов, а стал фигурой в чужой игре, которая ведется с противоположной целью.
В день открытия мракобесы появились, причем будто бы порознь, представляя как бы совершенно разные общественные группы – десяток ряженых казаков в ненастоящих, сувенирных формах, десяток старушек с крестами и иконами под предводительством бородатого пожилого мужчины, три молодых человека в майках и с флагом ЛДПР, пара коммунистов, и несколько человек из «Сути времени» Кургиняна. Также, рассеявшись среди толпы, пришедшей посмотреть выставку, стояли около двадцати молодых людей, тоже, можно, сказать в форме – спортивные штаны «Адидас», с короткими стрижками, на майках и кепках у некоторых был изображен коловрат, хорошо известный как аналог свастики. Позже несколько людей, пришедших на открытие, рассказали мне, что видели, как эти молодые люди выгрузились из автобуса, припарковавшегося на соседней улице.
Сомнения в том, что это выражение мнения различных граждан, а не организованное кем-то действие, внушало и то, что у всех этих людей были одинаковые листовки с распечатками из Интернета. На них были фотографии перформанса группы «Война» в Биологическом музее, выступление Pussy Riot в ХХС, акции Авдея Тер-Оганьяна «Юный безбожник», сделанной в 1998 на «Арт-манеже», фотоколлаж Вагрича Бахчаняна середины 80-х годов, и других работ, не имеющих никакого отношения ни к данной выставке, ни к деятельности Марату Гельману. Листовки были для личного пользования, в руки их никому не давали, только показывали.
Протестующим пытались объяснить очевидный факт, что Гельман не является автором этих работ, так как он не художник, и как галерист и директор музея он их не выставлял, что этих работ нет на выставке, однако кроме заученных криков «Гельман - вон с Кубани», в ответ не слышали ничего. Может быть, только – «Это ваше личное мнение, а мы представляем мнение большинства». То, что «мнение большинства», присутствовавшего в меньшинстве, основано на откровенно ложных сведениях, а очевидные факты называют несущественным частным мнением – всероссийская традиция мракобесов. Кубанской спецификой оказалось другое – благожелательное поведение милиции.
Публичное выступление при наличии визуальной агитации считается митингом и должно быть согласовано с городскими властями. Участники несанкционированных митингов подвергаются аресту, суду и штрафу. Однако милиционеры в летней форме расслабленно фланировали среди нарушающих закон мракобесов и по-доброму советовали им вести себя спокойней. Когда двери зала должны были открыться для посетителей, ряженые казаки и окраинные гопники-националисты стали в цепочку, как единомышленники и стали препятствовать проходу зрителей в зал. Зрителей, среди которых было немало дам и людей почтенного возраста, и Гельмана они обзывали кричалкой «Пидорасы!». А также кричали - «Один за всех и все за одного».
То, как они с этим лозунгом и стоянием в цепочке копируют повадки столичной оппозиции, казалось очень комичным. Копируют вплоть до того, что одна из старушек, говорящая на подлинном деревенском языке, заявила в ответ на вопрос о своем образовании: «Два высших!». Она же, когда я попробовала объяснить ей в ответ на ее крики «Русским людям эта выставка не нужна!», что я вот тоже русская, и мне эта выставка нужна, сказала, что никакая я не русская, что гнать из страны таких, как я надобно, что мы вообще не люди, и попыталась ударить меня увесистым распятием.
Ее предводитель, который, как выяснилось позже, отец Алексий (Касатиков), настоятель храма в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость», пришедший на митинг в штатском, в это время читал на камеры журналистов рассказ Аверченко «Крыса на подносе», где описывается сюрреалистическая история о зрителе, недовольном художниками-футуристами, притворившемся коллекционером и пригласившем их домой, чтобы перед компанией своих друзей раздеть художников, обмазать вареньем, обклеить конфетти, накормить салатом из кусочков обоев и мелко нарубленных зубных щеток, заставив запивать свинцовой примочкой, а после этого гостеприимства требовал целовать хозяину руки. Священник говорил, что именно этот сатирический рассказ, а не Библия, должен для русских православных являться руководством к действию, и такие меры должны быть приняты по отношению к тем, кого они сочтут неправославными. А те ведь могут получить наказание и по Ветхому завету – то есть быть побитыми камнями. Новый завет – не для художников, потому как они - евреи.
Полиция довольно продолжительное время любовалась на то, как протестующие мешают войти зрителям в зал, потом мягко усадила некоторых из них, картинно сопротивлявшихся для прессы, в два комфортабельных микроавтобуса – нам бы в Москву такие «автозаки». После чего полицейские сами встали в оцепление и продолжили делать то же, что и участники маленького несанкционированного митинга – не пускали людей на выставку. Со служебного входа вышел Марат Гельман, и что-то объяснял зрителям, одна из протестующих это заметила, и крикнула молодежи в спортивных костюмах, чтобы они бежали скорее бить Гельмана. Первым подбежал батюшка в штатском и по-христиански смачно плюнул ему в лицо. Гельман в согласии с Новым Заветом мирно утерся платком, прошел вдоль фасада галереи и просочился в зал через главный вход, по дороге беседуя с заинтересованными в искусстве зрителями.
Тот факт, что полицейские не заставили свернуть свои плакаты несанкционированно митингующих, не пускали зрителей в зал, не арестовали батюшку за хулиганство и оскорбление личности – наводит на мысль, что им было дано указание помочь сорвать выставку. Последнее, что сделала полиция в этот вечер, столь абсурдно, что тоже говорит в пользу этой версии - площадь перед выставочным залом потребовали очистить и отойти в сторонку, и до темноты держали в оцеплении. Причина – якобы сообщили, что в зал заложена бомба. Выставочный зал находится на первом этаже девятиэтажного жилого дома, но при этом полиция не предприняла никаких действий по эвакуации жильцов. Если были основания подозревать, что бомба действительно есть, поступать так с жильцами – преступление, либо о жильцах не беспокоились потому, что сами же и придумали эту бомбу.
Кто же отдал такие распоряжения полиции? Говорили, что, возможно, губернатор не предполагал такой реакции, испугался, и решил пойти на попятный. Это неправдоподобно – чтобы губернатор, удержавшийся на своем месте три срока, и заступивший на свой пост в четвертый раз, испугался бы какого-то сборища разношерстных маргиналов. Кто-то раздал им листовки, обманывающие насчет содержания выставки. Кто-то позволил митингующим вынести в качестве наглядной агитации деревянный макет церкви из выставочного зала. Собравшихся на несанкционированный митинг отпустили с миром, нарушив таким образом закон, и на следующий день они так же сорвали открытие выставки Виноградова и Дубоссарского. Кто-то позвонил дизайнеру каталога выставки Icons и попросил убрать из книги текст «Дискуссионного клуба Всемирного Русского Народного Собора», а также упоминание о том, что выставку поддерживает губернатор – это произошло без ведома московских организаторов выставки.
То есть поддержка была – и вдруг пропала. Можно предположить, что власти края воспользовались модернизационным проектом Гельмана для того, чтобы возможность модернизации устранить раз и навсегда. Надо было показать, что «нам на Кубани ничего современного не нужно». Именно так можно объяснить отмену выставки «Лес» современных краснодарских художников Валерия Казаса и Владимира Мигачева.
Ее тематика никоим образом не была связана с религией, и вообще не затрагивала проблемных тем, современность работ заключалась в пластических качествах. Реалистические, мрачные, экспрессивные пейзажи Мигачева напомнили московскому искусствоведу Марии Кравцовой немецкого художника Герхарда Рихтера, цены на работы которого, между прочим, - самые высокие в мире среди ныне живущих художников. Мигачев не копирует приемы Рихтера, и сюжеты иные, краснодарские – но впечатление, сила воздействия похожи.
Валерий Казас - скульптор, один из любимых материалов которого – древесина старых фруктовых деревьев. Из нее он создает абстрактные фигуры, в которые внедряет яркий синий цвет. В них, как и в картинах Мигачева, есть нечто очень интернациональное – они напоминают работы западных художников-минималистов, а синяя краска – Ива Кляйна. Но при том они родные Краснодару: фруктовое дерево – плоть от плоти города-сада, синий – цвет чистого неба и воды. Эти вещи отлично смотрелись бы как городские скульптуры, и мечта Казаса – сделать что-нибудь для города, но, увы, спросом пользуется пошлятина, никоим образом не свидетельствующая о декларируемой кубанской духовности. К примеру, монументальный гранитный кошелек с застежками из того же материала, что и перила лестницы торгово-офисного центра, у которого он установлен – эдакий памятник Мамоне.
Выставку «Лес» в краснодарской программе сразу можно было отметить как прогресс по сравнению с Пермью – там возник конфликт между инноваторами и консервативной творческой общественностью, которая возмущалась, что все «привозное» и не способствует продвижению местных авторов. Но надо понимать, что там не было современных художников, которых можно сразу включать в выставки, которые строятся на принципе художественного качества, а не районного представительства. Там нужно было ждать, пока местная художественная сцена поймет, что такое мировой уровень, в Краснодаре же, кроме упомянутых Мигачева и Казаса, много современных авторов.
Скрытой причиной отмены выставки «Лес» можно считать нежелание афишировать публично, что в Краснодаре есть люди, мыслящие современно. Нужно показать, что на Кубани нет ничего подобного, нет никаких предпосылок к появлению современного искусства и потребности в нем. У края своя культура, традиционная, с налаженной структурой, очень подходящая для освоения бюджета. И приглашать кого-то чужого, кто будет тратить деньги на эксперименты – невыгодно. Не то, что ярмарки меда или, скажем, казачьи форумы, для которых нужно шить оптом казачью форму, это же сказка откатов! И не без экспериментов - вот, например, был «Парад беременных». Очень показательное мероприятие - когда такое личное, интимное дело, как ожидание ребенка, переводится в общественную задачу. Это у нас мода такая сейчас вообще по стране – рожать для статистики, напоминающая «Лебенсборн».
У «традиционных» мероприятий есть свои зрители, но не меньше людей, желающих видеть современное искусство. И нельзя сказать, что это только молодые «неформалы», выставку Icons хотели посмотреть и члены Союза Художников, которые устали от вакуума традиционализма с его бесконечными пейзажами, которым хочется увидеть что-то новое, и молодежь – успешная и перспективная, социологи, экономисты, политологи, дизайнеры. Собственно, будущее региона. И этого будущего регион очень легко может лишиться. Николай Новичков, экс-министр культуры Пермского края, рассказывал о том, как связана современная культура и развитие регионов: «Из провинциальных городов в столицу или за границу часто уезжают самые активные, амбициозные и успешные. Не только потому, что у них нет возможности самореализоваться, но и потому, что им нечего делать, нет столичной культурной, информационной жизни – некуда пойти вечером, некуда пойти с детьми.
Один мой знакомый пермский бизнесмен, уже такой сибарит, говорил мне: «Раньше каждый июнь уезжал из России, а в 2011 году в первый раз остался дома в Перми – июнь превратился в фестивальный месяц». В целом было 356 событий, в среднем – 10 в день. 430 тысяч посещений, это посещения – не посетители, получается, что один человек посетил несколько мероприятий, в среднем – 2,5 мероприятия. Но это много – одна пятая населения города. 200 миллионов рублей было оставлено посетителями в кафе и на платных мероприятиях. В 2011 Пермь снова стала городом-миллионником. Задача современной культуры в регионах – переломить миграционные настроения, сделать так, чтобы людям хотелось остаться. И тут либо думаешь об инновациях и туризме, либо позволяешь черносотенцам разгуливать по городу – одно из двух». Молодые люди, слушавшие лекцию, были вдохновлены, однако столичные журналисты отметили, что за рамками рассказа был оставлен целый ряд проблем, в частности, дискоммуникация министерства культуры и Пермской художественной галереи. Впрочем, конфликты возникают всегда и везде, но было странно упрекать в них Новичкова.
Проблемы у галереи возникли не столько из-за кадровых перестановок, а из-за РПЦ, которая со своей страстью к материальному обогащению готова подвергнуть риску любые культурные ценности страны – здание Спасо-Преображенского собора, в котором находился музей, в декабре 2011 было передано в собственность Пермской епархии, которую судьба уникальной в мировых масштабах коллекции музея не слишком волновала. Епархия предложила галерее арендовать здание, вице-премьер правительства Пермского края Борис Мильграм боролся за то, чтобы заключить с епархией договор о безвозмездном пользовании на пять лет и успеть за это время построить новое здание музея, но епархия готова на безвозмездность только в течение двух лет – ей, судя по всему важно не то, чтобы здание превратилось в действующий храм, а как можно скорее получать от него доход. Напомним, что в коллекции музея помимо икон, светского российского и западного искусства, а также советского, есть не имеющие аналогов коллекции деревянных «пермских богов» и авангардного фарфора.
Пришедшие на лекцию молодые краснодарцы от этих разборок в чужом регионе отмахнулись – им важно было узнать, как можно выстраивать политику развития культуры, какие цели ставить. Они хотели понять, насколько большими могут быть задачи и масштабы, получить вдохновение. Контекст в Краснодаре отличается от пермского, и проблемы все равно будут иные, к их появлению энтузиасты готовы и будут решать по мере поступления.
Новичкову был задан вопрос: «Почему именно Гельман?» Дело в том, что большинство из протестующих против Icons, говорили, что им все равно, что на выставках нет ничего крамольного, что они лично против Гельмана и всего, чтобы он не делал. Обоснования ненависти к Гельману поражают. «Это нормально, что он ходит голый по музею???» Видимо, Гельмана перепутали с Олегом Куликом, который в 90-е изображал человека-собаку и голым в ошейнике ходил по улицам, продолжая традиции венского концептуализма и являя собой идеальный образ дикого постперестроечного капитализма. «Это нормально, что он выставляет Георгия Победоносца с головой обезьяны???».
Подразумевается картина Виноградова-Дубоссарского, где в копии картины Жака Луи Давида «Портрет Бонапарта на перевале Сен-Бернар» лицо Наполеона заменено портретом американского президента Барака Обамы. Если Обама у них становится обезьяной, а любой всадник – Георгием Победоносцем, то есть большие опасения за будущее этих людей – именно такие, увидев бородатого мужчину, принимают его за Христа, и вступают в тоталитарные секты. Кроме того, такие люди опасны для общества – потому что у них есть уверенность в том, что они знают истину, которая другим недоступна, и будут действовать согласно этой уверенности, невзирая на реальность. Как в старом анекдоте: - «Прикинь, оказалось, что мой сосед – вампир!» - «А как ты догадался?» - «Ну я вогнал ему осиновый кол в грудь, он и умер!» Логично? Не хотела бы я иметь такого соседа, который проверяет на легитимность осиновым колом.
Этих «многомудрых» людей убедили, что Гельман – это зло. А так они не против выставок. Может быть, можно без Гельмана обойтись, если он так злит народ?
Новичков объясняет, что Гельман – единственный, кто умеет делать серьезные культурные события и при этом готов уехать из Москвы и начать работать на новом месте. Никто другой не бросит весь нажитый символический капитал ради работы на неосвоенной территории, где придется бороться с устоявшимися структурами. И в такой ситуации, если фантастически предположить, что появится другой человек, с опытом работы в современном искусстве, связями, с энтузиазмом – его так же объявят злом. Пока есть только Гельман – отменить его участие, значит, исходя из обстоятельств – отменить культурную модернизацию.
В итоге губернатор Ткачев сообщил «Российской газете»: «У нас свои художники, свое искусство. Сегодня в крае уже работает более 40 галерей художников. И просто необходима площадка, где мы могли бы объединить их, дать возможность для творческого общения и развития. Нам нужно растить молодые таланты, открывать новые имена». Все просто – уже сорок неких «галерей художников», муниципальный выставочный зал, но чего-то не хватает. А именно – команды, которая может из этого полуфабриката сделать продукт. Местные силы работают таким образом: как рассказывают краснодарцы, интересующиеся искусством, одно из недавних правил галереи, в которой проходит сейчас выставка Icons – когда выставляется картина или фотография обнаженной натуры, черными полосками должны быть заклеены груди и другие «причинные места». Это значит, что не видать краснодарцам не только современного искусства, но и Рубенса с Рембрандтом в подлиннике смотреть нельзя, дабы не развратиться – они тоже ведь баб голых рисовали. И баню нужно тоже запретить – с одной стороны, это русская традиция, с другой – там можно увидеть обнаженное тело.
Ну, может, авангард? Малевич тоже ведь полоски черные рисовал, причем вообще без баб, и белые квадраты, и красные линии. Ан нет – при том, что в Краснодарском краевом художественном музее им. Ф.А. Коваленко есть хорошая коллекция русского авангарда, ее не выставляют под предлогом того, что нет денег на сигнализацию, на экспонирование. Тут надо отметить, что на это нужно денег ненамного больше, чем на организацию «Парада беременных» - и выбор в пользу краснодарского «Лебенсборна» означает определенный вектор культурной политики. С Маратом Гельманом могут появиться деньги и на авангард – но когда он объясняет, что в музее архаичная система освещения, и он готов поставить за свои личные деньги новые светильники, администрация музея говорит, что надо сначала посоветоваться с вышестоящей администрацией. На это времени нет, открытие выставки на носу, но света все-таки хочется, и музейный администратор говорит: «Хорошо, я запрусь в кабинете, а вы установите, а я как будто ничего не видел. Придет Золина – если не заметит, тогда все нормально».
По слухам, заместитель губернатора Галина Золина произнесла в кулуарах такую фразу: «Художники, участвовавшие в выставках Гельмана – вон с Кубани!». Надо же такое сказать при том, что интеграция местных художников в мировой контекст была одной из задач создания музея современного искусства в Краснодаре. Это слухи, однако, у нас есть возможность проследить за дальнейшим развитием событий – даже если художников вынудят молчать о репрессиях и давлении, то люди, которые консолидируются вокруг современных художников, смогут рассказать о происходящем.
И даже если все будет работать в прежнем режиме традиционалистской цензуры, визит Марата Гельмана имеет значение – образованные, умные, активные люди возмущены тем, что их лишают права на современную культуру и на право мыслить свободно. Для них есть вариант – уехать на Запад, там всегда нужны талантливые специалисты. Но эти люди не лишены патриотизма и хотят, чтобы у Краснодарского края было будущее. Городская администрация явно показала, что не будет заниматься современным искусством
Устранив Гельмана, современную культуру не остановишь, поскольку она является не «заразой из Москвы», а внутренней потребностью образованного человека. И Гельман приехал в Краснодар не на пустое место – уже два с половиной года там существует такой центр притяжения и развития, как группа ЗИП: Эльдар Ганеев, Степан и Василий Субботины, Денис Серенко, Римкевич Евгений, Константин Чекмарев. Название – от завода измерительных приборов, на котором они снимают выставочное помещение.
Они делают по двенадцать выставок в год, организовали КИСИ – краснодарский институт современного искусства, в рамках которого читают лекции о современном искусстве, проводят мастер-классы, приглашая лекторов из других городов России и зарубежья, и готовят материалы сами. Провели два фестиваля – «Куда?Да! - краснодарский фестиваль дадаистского искусства» и фестиваль уличного искусства «Может». Они организовали «Арт-дачу» - курортную резиденцию для художников, по итогам которой на побережье проходят выставки. Говорят: «Поедете отдыхать куда-нибудь рядом, заезжайте к нам смотреть и участвовать!». И хотя вовсе не планируешь ехать на курорты в эту сторону, потому что более скучного места для отдыха сложно придумать, из-за «Арт-дачи» хочется поэкспериментировать с отпуском и рвануть в сторону Краснодара.
Любопытно отличие от Москвы, где все стенают, что государство не спонсирует искусство, жалуются, что нет коллекционеров, и в то же время осуждают сотрудничество с частным капиталом или государством как потрею независимости, и в результате лебедь, рак и щука так и толкутся на месте. Краснодарцы делают все своими силами. Аренда на заводе оплачивается вскладчину из заработков художников – работают они по профессии, преподают, занимаются дизайном. Одним из условий фестиваля «Может» является такой пункт: «никаких договоров с властями, спонсорами, местными художественными институциями».
В других случаях они взаимодействуют с частными предпринимателями – Ник Мороз, владелец магазина модной одежды Hermitage hip store, не только продает редкую дизайнерскую одежду из Европы, но и превратил свой магазин в выставочный зал для проектов ЗИП. Он же помог им организовать транспортировку в Москву выставки «Лаборатория», которая стала одним из самых интересных событий 4-ой Московской биеннале. Он планирует открыть новое большое пространство специально для выставок и культурных мероприятий. То есть Ник Мороз – активный зритель, который сам организует культурную среду, в которой он хотел бы жить. Краснодар дает пример самоорганизации художников – Москве стоит поучиться.
Интересно также, что группа ЗИП не ставит перед собой первоочередную цель карьерного развития участников группы. ЗИП сделал подробное портфолио всех современных художников региона – от ветеранов до самых молодых, от арт-брюта до дизайна, и показывает его кураторам и журналистам. Они занимаются просветительской деятельностью, расширением круга зрителей, налаживанием связей с другими территориями, поддержкой старшего поколения художников - то есть выполняют работу министерства культуры.
Для программы «Культурного альянса» они так же выставили не свои работы, а группу «Город Устинов» из Ижевска. Это опять же выполнение культурной миссии, а не самопродвижение. Налаживается некая сеть связей между регионами, минуя Москву, что кажется очень важным. В Ижевске нет художественного сообщества – так, Максим Веревкин и группа его единомышленников, которые уже несколько лет выставляются в Москве, существуют сами по себе, «Город Устинов» – отдельно. Это может выглядеть как проблема, которую надо решать, пытаться всех объединять, но такая ситуация в то же время создает особый микроклимат. Когда есть арт-тусовка – невольно замыкаешься на единомышленниках. «Город Устинов» общается напрямую со зрителями, как говорится, народом – они и есть собеседники художников.
Когда они придумали сделать в городе выставку малюсеньких скульптур, которую носили по улицам на деревянных подносах, продолжение традиции коробейников, незнакомые люди с интересом расспрашивали, им нравилось это современное искусство. Знакомые, встретившиеся по дороге, говорили – ага, имидж выстраиваете, и равнодушно удалялись. «Город Устинов», также, как и краснодарские молодые художники, не выбрасывает старшее поколение с корабля современности – они общаются с Зоей Лебедевой, основательницей «Бурановских бабушек». С группой, которая поедет на «Евровидение», она больше не общается – из проекта, который она придумала, получился сувенирный продукт. Успешный – участвуя в нем, по миру могли бы поездить все бабушки деревни – все они умеют петь, но те шесть бабушек, которые сейчас фигурируют в группе, предпочли оставить себе статус звезд.
Можно стремиться уезжать, стараться быть похожим на других, «вписываться», можно оставаться собой, быть настолько интересным, чтобы все стремились приехать к тебе. Зоя Лебедева создала в Бураново музей своего отца. Он сгорел, но у Лебедевой руки не опустились – она сделала вместо этого музей пожара, дом мамы, а также резиденцию для молодых художников! Конфликт поколений и противопоставление народной культуры и современной, очевидные в столице, в Ижевске не доминируют. В некоторых регионах народная культура до сих пор на самом деле является современной, а молодые не соревнуются со старшими, потому что и те и другие брошены государством на произвол судьбы.
Молодые чувствуют историю своего края, не придуманную чиновниками в своих целях, а настоящую. «Город Устинов» представил в Краснодаре выставку «Острова» - композицию из маленьких объектов, напоминающих сложными очертаниями фрагменты географических карт, и какие-то трогательные живые существа. Эти маленькие вещи - спрессованная хроника. Они сделаны из сжатых в полоски тканей, от современных до оставшихся с начала XX века, причем известно, кому он принадлежали. Ткани соединены с раскрывшимися как цветы отстрелянными гильзами, напоминающими об ижевском оружейном заводе, с доисторическими морковками и кабачками, превратившимися в миниатюрных динозавров, и яблоками, усохшими до размера рябины. Многие из предметов напоминают ювелирные украшения - и, да, в самом деле, уважение к истории украшает человека.
Другая часть выставки – серии фотографических пейзажей, снятые на мобильный телефон, как в Ижевске, так и в других городах. Пейзажи дрожат и искажаются как миражи, оттого что сняты в движении, и потому, что все меняется на глазах и уходит в прошлое. Некоторые из пейзажей уже не существует. Каждое место – отдельная серия, которая, будучи сложенной в гармошку, поместится в спичечный коробок, он и прилагается как футляр к серии с обозначением географических координат.
А спички, сожженные от серной головки до самого основания, так, как делала «Девочка со спичками» у Андерсена, обжигая пальцы, чтобы загадать желание, собраны в маленькие ершистые скульптурки, расставленные кое-где на полу у стены, на подоконнике. Зрители иногда не видят их, наступают ногой, задевают локтем – и они рассыпаются. Эфемерность истории, хрупкость всего материального – настроение этой выставки.
Художники на открытии рассказывали публике о том, что решили сохранить как название группы мимолетное переименование Ижевска в Устинов в 80-х годах, поскольку они родились именно в тот период. В этот момент в зал ворвалась пара потных пацанов в спортивных костюмах и кепках с коловратами и стали орать, что они требуют объяснить «что такое искусство», при этом не слушая тех, кто пытался объяснить им это. Открытие было сорвано, к счастью, большинство зрителей успело посмотреть выставку.
Городским властям должно быть стыдно за то, что они пригласили гостей и так поступили с ними. Если уж говорить о традициях, то надо копнуть глубже казачьих погромов и вспомнить о том, что изначально край принадлежал черкесам, и потому в традициях должно быть кавказское гостеприимство.
Возможно, гопники и мракобесы, с попустительства властей позволившие себе разгуляться, празднуют победу. Но с исторической, научной точки зрения несомненно, что homo sapiens восторжествовали над неандертальцами, и так как людей разумных в Краснодаре немало, то и здесь цивилизация рано или поздно восторжествует. Скорее рано – на выставку Icons, как сообщают краснодарские знакомые, уже стоят очереди.
