Вчера в одном из ресторанов Главного Универсального Магазина (ГУМа) был объявлен короткий список премии «Большая книга». Вот он.
1. Ольга Славникова "2017" (роман)
2. Дмитрий Быков "Пастернак" (документальный роман)
3. Анатолий Королев "Быть Босхом" (роман)
4. Наум Коржавин "В соблазнах кровавой эпохи" (мемуары)
5. Михаил Шишкин "Венерин волос" (роман)
6. Александр Кабаков "Все поправимо" (роман)
7. Александр Кабаков "Московские сказки" (сборник)
8. Юрий Волков "Эдип царь" (роман)
9. Александр Иличевский "Ай-Петри" (сборник)
10. Максим Кантор "Учебник рисования" (роман)
11. Людмила Улицкая "Люди нашего царя" (сборник)
12. Андрей Волос "Аниматор" (роман)
13. Далия Трускиновская "Шайтан-звезда" (роман)
14. Алексей Иванов "Золото бунта" (роман)
15. Марина Палей "Клеменс" (роман)
Некоторые имена в списке вполне предсказуемы, и было бы странно не появись в финале роман-антиутопия Ольги Славниковой (не нужно быть астрологом, чтобы с огромной долей вероятности предсказать, что именно «2017» займет одно из трех призовых мест). Или оглушающий полифонической мощью роман Михаила Шишкина «Венерин волос». Или горькая книга о корежащей силе режима Александра Кабакова «Все поправимо», или азартно придуманный роман об уральских сплавщиках «Золото бунта» Алексея Иванова, или спокойная и компетентная биография Бориса Пастернака, написанная Дмитрием Быковым. Замечательно, что сияющая стилистическим изяществом проза Марины Палей теперь, надо думать, дойдет хотя бы до профессионального читательского сообщества – опубликованный в прошлом году роман «Клеменс» пока не был замечен критикой. И, наверное, правильно, что теперь большому свету явится проза молодого писателя Александра Иличевского: уже премированный и действительно яркий рассказ «Воробей» дает основания предполагать, что вошедший в шорт-лист сборник Иличевского «Ай-Петри» - тоже хорошая проза.
Очевидно, премия с таким названием не могла не отметить и труда Максима Кантора, написавшего действительно большую-пребольшую книгу. "Учебник рисования" – это два тома, в целом почти на полторы тысячи страниц. Вероятно, членам Литературного Совета показалось неловким обойти вниманием и Людмилу Улицкую – сборник рассказов «Люди нашего царя» и в самом деле полон позитивной энергии, а судя по получившемуся списку «позитив» - как раз одна из основных ценностей премии.
И хотя сводить к общему знаменателю результат дискуссии 20 экспертов – занятие не слишком благодарное, проступает в итоговом коротком списке и вторая ценность – удаление от инновационной прозы (разве что в лице Шишкина ей сделан поклон, на бегу), тяга к прозе традиционной, основательной, неторопливой, скорее сюжетной, чем нет. Пусть так.
Тем загадочней, тем непостижимей отсутствие в финале романа Петра Алешковского «Рыба», представляющего собой образец как раз-таки традиционной, сюжетной прозы, написанной кристальным русским языком.
"Рыба" - драматичная история русской женщины, бегущей из Средней Азии, скитающейся по России, в конце концов попадающей в Москву. Не все в «Рыбе» ровно, есть одно-два места, которые можно было бы, кажется, «дотянуть». Однако первая часть романа, описывающая детство героини в Таджикистане – проза высочайшей пробы: каждая деталь звенит предельной достоверностью, каждый вздох героини чувствуешь и слышишь, впрочем, вот просто цитата.
"В самом темном углу, на останках истлевшей соломы, стоял конь. В своем детстве он был красно-коричневой масти. Теперь он весь поседел, хвост свалялся и был утыкан репьями. Когда мы вошли, конь вздрогнул, посек воздух хвостом, прошелся им по задним ногам и замер. Хвост снова повис, только уши поднялись торчком и нацелились в нашу сторону, но конь не повернул головы. Было тихо, зло жужжали навозные мухи.
– Целуй! – приказала Нинка.
Я обошла коня слева, положила ладонь на худющую спину, провела по ней рукой. На шерсти проявилась дорожка. Конь был грязный, на руку налипли мелкие волоски и пыль. Вздрогнула шейная жила, в судороге дернулась левая задняя нога, глухо стукнуло о землю копыто. Я не отскочила, наоборот, похлопывая рукой по костлявой спине, продвинулась к шее, сильно, как скребком, несколько раз “почистила” шею ладонью. Так делали мужчины, успокаивающие своих лошадей.
Конь был взнуздан и привязан к яслям. Наконец повернулась голова. Большой утомленный глаз смотрел на меня, чуть подрагивало веко. Из угла глаза по переносице тек гнойный ручей, из другого глаза сочился ручеек поменьше. Мухи, облепившие голову, поднялись злым роем, несколько навозниц запутались в моих волосах. Я не отдернула руки, не вскрикнула, но все мое тело вмиг застыло. Мне показалось, что на щеках проступил иней. Я взяла руками безвольную голову, притянула к себе и поцеловала, даже не зажмурив глаза».
Довольно. Ответ на вопрос, почему роман «Рыба» не попал в шорт-лист представляется единственным, почти скандальным. Потому что большинство членов Экспертного Совета "Рыбы" не прочитали. Более того, некоторые из них простодушно в этом сознались, объяснив, что из лонг-листа роман был отсеян на таких ранних стадиях, что они, в соответствии с процедурой отбора, и не должны были его читать. Казус и парадокс. Создавать награду, премирующую современную российскую прозу, тратить невероятное количество усилий, денег, выдумки (так, на обеде в ГУМе гостям выдавались потешные читательские билеты, а зал был оформлен как библиотека – что было и мило, и весело) – словом, тратить, трудиться, напрягаться, для того чтобы не читать современную прозу. Чтобы проморгать произведение да, не кричащее, да, не пытающееся пленить читателя наружным блеском, да, непретенциозное и скромное, однако полное тихой энергии подлинности. Вещь, в которой, кстати, при желании легко обнаружить и отклик на «государственный заказ» отчественной литературе (а "Большая книга" недаром воспринимается как замена Госпремии) – будь то «нравственный идеал», «национальная идея» (о которой вполне чутко упомянула в своем кратком благодарном слове Ольга Славникова), будь то просто хороший, русский язык. Все это у Алешковского есть. Но дело, конечно, совсем не в заказе, все совпадения случайны, «Рыба» плывет мимо политических и литературных игр и расчетов, как и всё настоящее. Дело в другом - см. выше, читай роман. Да, и еще в том, что столько теплого сочувствия к запаршивленному коню, виноградной лозе, танцующим в жару рыбам, колокольному звону, солнцу, восходам, лежачей больной, столько глубокой любви ко всякому зверю, человеку и миру ни в одной книге последних лет не было и нет. Мне стыдно, господа.
См. также
Петр Алешковский: Рыба ложится спать против течения.
Ольга Славникова: Старшее поколение провоцирует творческий климакс у молодых.