Российский либерализм неинтересен. Большинство опрошенных сограждан не знали о нем вовсе, у меньшинства он ассоциировался с Жириновским, и совсем уж у немногих – с гайдарономикой. Так что собирать электорат под знаменем либерализма не рекомендуется, зато и «либералы» в российском правительстве могут быть спокойны. Libero – лучший друг малышей, поскольку освобождает государство от патерналистской ответственности за испачканные штанишки.
Либеральными в России бывали только реформы – и только в контрасте с дореформенными порядками. Если не считать явных и латентных анархистов, либералов у нас всегда было немного. Все они были наперечет и непременно слыли западниками. Хотели они гражданских свобод и свободного предпринимательства.
Настоящая история либерализма – это история laissez-faire, и писалась она не в России. Когда его победа над социализмом сделалась очевидной, Френсис Фукуяма решил, что история закончилась вовсе. Вывод поспешный и очень самонадеянный. Она уже заканчивалась торжеством Конвента и Прусской монархии, Третьего Рейха и Советов. Pax Americana разваливается на глазах, и вместе с ним к концу подходит история либерализма. Но все же он стоит добрых слов, поскольку без малого пятьсот лет пестовал драгоценную идею свободы. Мерить его теорией монетаризма или практикой американской экспансии – все равно, что судить о Христе по папским буллам или делам Святой Инквизиции.
Наш герой, Лоренс Лессиг – один из тех, кто с достоинством завершает путь классической либеральной мысли. Родился он в 1963 году, готовился к карьере в бизнесе, активно работал в молодежной организации республиканцев. Получив степень бакалавра по экономике и менеджменту в Пенсильванском университете, за магистерской степенью по философии отправился в Кембридж. Докторскую диссертацию по праву защищал в Йеле, но уже другим человеком. Из консерватора крайнего, либертарианского толка добрая старая Англия выковала самостоятельно и широко мыслящего либерала. А жизнь подарила богатую пищу для размышлений.
Революции 1989 года в Восточной Европе Лессиг воспринял с восторгом, воочию наблюдая капитуляцию больших и малых Левиафанов перед вечными ценностями либерализма. Крушение коммунистических режимов открывало путь к глобальной свободе, основанной на нерушимом праве частной собственности. «Наша битва с коммунизмом имела в союзниках коммерцию... Открытые рынки подразумевали открытые общества. Свободная торговля собственностью требует уважения к правам человека. Собственность была двигателем свободы; это та сила, которая будет сопротивляться тирании государства» (Лоренс Лессиг. Востребование Общин, 1999).
Открытые общества, уже связанные Всемирной Сетью, одержали верх над закрытыми, где еще вчера опечатывались ксероксы. Самое ценное завоевание – это возможность беспрепятственного обмена идеями. Интернет – модель будущего. В тот романтический период открытости, когда интеллектуалам мерещились дивно-прозрачные новые миры, главной задачей они считали оградить грядущее Царство свободы от государственного вмешательства.
На волне либеральной эйфории вряд ли кто предполагал, что опасность подстерегает совсем не там, где разбросаны обломки тоталитаризма. Но всего через несколько лет Лессигу хватило мужества признать, что сам западный мир оказался «в критической точке истории. На наших глазах терпит поражение то, что строилось две тысячи лет — открытое общество, и торжествует закрытое, разрушаются интеллектуальные сообщества», причем враг «взял на вооружение риторику нашего прошлого — риторику свободы».
От лавров первооткрывателя Лессиг вкусил не славы, но горечи. Врагом оказался недавний союзник, от которого либералы меньше всего ожидали предательства: право частной собственности, точнее, собственности интеллектуальной. Знаменитое рассуждение Джефферсона об изобретениях, которые «по природе своей, не могут быть предметом собственности», опрокинуто. Теперь мир строится вопреки законам природы. «Интеллектуальные собственники» способны «закрыть, остановить, получить идею в обладание, сделать так, что любое использование этой идеи без разрешения владельца станет преступным или, по крайней мере, труднодоступным». Мало того. Теперь у них надо испрашивать разрешения на то, чтобы использовать, критиковать, разворачивать, читать и даже просматривать любой материал. Все то, что само собою разумеется в обществе, которым не правят никакие корпорации или «Советы», оказалось под запретом.
Что же изменилось? Серия законов, принятых в США: Акт о Копирайте (1976), Нет Электронным Кражам (NET Act, 1997), Акт Сони Боно (CTEA, 1998), наконец, Акт о Копирайте Цифрового Тысячелетия (DMCA, 1998), привели американское законодательство о копирайте в соответствие с Бернской конвенцией, продлили срок его защиты на двадцать лет и распространили общие правила на цифровые носители. Ничего сверхъестественного. Двуликим Янусом оказалась сама лукавая Цифра.
Те, кто искренне верил в построение «Нового дома разума», забили тревогу. Появились и стремительно стали набирать вес организации, требующие остановить экспансию копирайта, патентных и прочих прав «интеллектуальной собственности». Это Фонд Свободного ПО (Free Software Foundation, FSF); Фонд Электронного Рубежа (Electronic Frontier Foundation, EFF), Гарвардский Беркман-центр Изучения Интернета и Общества (Berkman Center for Internet and Society at the Harvard Law School); Копифайт (Copyfight). Мы назвали только те, с которыми Лессиг сотрудничал наиболее тесно, входя, в том числе, в правление.
Архитектура киберпространства оказалась слишком хороша для нашего грешного мира, чтобы остаться в первозданной непорочности. Наступил момент, когда правообладатели обнаружили, что позиции их подорваны. Реакция была естественна, и Лессиг ее предвидел: «Наготове у них имеется подручное средство, а именно, разработка кода, который обеспечивает куда более эффективный контроль над их данными, чем нынешний»2. Контроль оказался не только более эффективным, но и обширным. Прежде копирайт де-факто распространялся только на коммерческие проекты, мирно соседствуя с общественным достоянием (Public Domain) и правилами добросовестного использования (Fair Use). Простота цифрового копирования вывела размножение информации из-под контроля «собственника». Последний свято убежден, что никаких новых прав не требует, а добивается лишь защиты того, чем обладал прежде. Поэтому там, где действовали обычные нормы, сегодня нужны законы, подкрепленные кодом. Чтоб не воровали. А вор должен сидеть в тюрьме. Акт о Домашних Развлечениях и Копирайте (2005) предусматривает от трех до пяти лет тюрьмы за незаконное размещение в Сети коммерческого контента и от шести до десяти – за повторное преступление.
Право развивается на прецедентах и аналогиях. Если в Сети нельзя открывать публичный доступ к произведению прежде, чем позволит правообладатель, это вообще надо запретить. Агенты Джоан Роулингс до смерти запугали канадский супермаркет, который осмелился начать продажи очередного гаррипоттера за день до официальной презентации. Тот слезно молил покупателей вернуть книжки назад за приличное вознаграждение.
Снежный ком судебных постановлений несется, набирая скорость и массу в геометрической прогрессии. Законодательство регулирует любую передачу информации вплоть до обычного устного выражения. Каждый новый закон строже предыдущего, а международные акты ориентируются на самые драконовские нормы и санкции. Культурный слой общественного достояния накручивается вместе с буйной коммерческой порослью, чтобы низвергнуться в царство Посейдона, запечатанное замками копирайта.
Картинка из «Ледникового периода», где мелкая тварь вызывает сход ледников, повторяется в нынешнем Голоцене. Акт Сони Боно (он же Акт защиты Микки Мауса) понадобился, чтобы подарить Диснею еще двадцать лет монополии на мерзкую мышь. Спущенная лавина увлекла за собой и заморозила сотни и сотни тысяч произведений, на которых никто и никогда уже не заработает ни цента.
«Забудьте Микки Мауса. Забудьте Роберта Фроста. Забудьте все работы от 1920-х до 1930-х годов, которые все еще имеют коммерческую ценность. Настоящий вред наносится работам, которые не знамениты, коммерчески не используются и, в результате, стали вовсе недоступны», – взывает Лессиг. Однако именно они – и по той же самой причине – не представляют интереса для законодателей. Надо обладать изрядным запасом идеализма, чтобы надеяться пробить эту стену. И Лессиг проявляет волю истинного борца. Как юрист, он берется за дело, которое считалось заведомо проигрышным – Элдреда против Эшкрофта. Составитель цифровой библиотеки Эрик Элдред задумал оспорить продление сроков копирайта Актом CTEA. Представляя дело в Верховном Суде, Лессиг построил свою аргументацию на том, что фактически 95-летний срок копирайта нарушает конституционную норму об ограниченном сроке исключительных прав, которыми Конгресс может наделить автора. Убедить судей ему не удалось, что неудивительно. На стороне действующего закона выступили, помимо правительства, все крупнейшие американские ассоциации правообладателей: MPAA, RIAA, ASCAP и BMI.
В следующем процессе, Кале против Эшкрофта, Лессиг посягнул на то, что можно назвать «копирайтом по умолчанию». Два архива обратились в Окружной Суд Северной Калифорнии с требованием отменить положение о безусловном установлении копирайта на любую работу. Это правило, заимствованное Актами 1976 и 1998 года из Бернской конвенции, было для США сравнительно новым, поскольку прежде копирайт там требовалось обозначать, регистрировать и продлевать. На этот раз Лессиг апеллировал к Первой Поправке, гарантировавшей свободу слова. Действительно, все, что выпало из коммерческого оборота, становится практически недоступным. Разыскать правообладателя бывает неимоверно сложно, и легче просто отказаться от работы, чем согласовать ее использование. Заботясь о Голливуде, мы обделяем творческих людей: тех, кто уже сказал свое слово, и тех, кто собирается сказать. И эти аргументы не сработали. Впоследствии Лессиг горько заметил: Первая Поправка действует, когда детей пытаются оградить от порнографии в Интернете, но когда люди добиваются свободного доступа к открытым публикациям Первая Поправка бездействует.
Ларри Флинт победил. Ларри Лессиг проиграл.
По счастью, американская жизнь протекает не только в судах, как можно догадаться по голливудским кино. Либеральная оппозиция наступлению копирайта вылилась в широкое общественное движение, где Лессиг играет на сегодняшний день одну из ключевых ролей. Расставшись с Гарвардом, он и в Стенфордской Школе Права создал Центр Изучения Интернета и Общества (Center for Internet and Society). В поддержку FSF Ричарда Столлмена он организовал Юридический центр Свободного ПО Software Freedom Law Center. Он же стал идейным вдохновителем нескольких международных студенческих движений, одно из которых названо в честь его книги «Свободная Культура» (Free Culture).
Главным детищем Лессига стали, несомненно, Творческие Общины, Creative Commons (СС), которые с 2001 года превратились во влиятельную международную организацию. Признавая основы Авторского права, они предложили компромисс, дабы остановить экспансию интеллектуальной собственности и гарантировать желающим если не свободный доступ, то хотя бы ограниченные права пользоваться ограниченными ресурсами.
Вместо безусловного копирайта, который замораживает новый контент в среднем на столетие, Творческие Общины предоставляют выбор из нескольких лицензий. Успех превзошел самые смелые ожидания. Под знаком СС начали распространять свои материалы не только кампусы, но профессиональные сообщества. Под лицензиями СС развивается самый мощный энциклопедический ресурс Интернета – Википедия – и распространяются программы BBC. В 2005 году по образу и подобию Творческих общин были образованы Научные общины (Science Commons) cо штаб-квартирой в Мичиганском Технологическом Институте.
Лессиг, как искусный политик, ищет компромисс, не расставаясь с двумя основополагающими принципами: законами свободной конкуренции и свободного доступа к информации. Оба они подрываются разрастанием «исключительных», монопольных прав на любое творческое достижение или новацию, но оба они идеологически безупречны для американской традиции. Спонсорами Творческих Общин стали Центр за Общественное Достояние (Center for the Public Domain), с одной стороны, и финансовые структуры, ориентированные на поддержку предпринимательства, - с другой (в т.ч. Фонд МакАртура, Фонд Хьюлетт).
В интервью для BusinessWeek Online с красноречивым названием «Десятилетие замороженных инноваций» Лессиг предлагает вам вообразить себя главой некой контент-компании: «И вот вы замечаете компанию, выходящую с технологией, которая вам не нравится, потому что она подрывает вашу бизнес-модель. Мы видели много подобных случаев – например, ТВ-повтор, или видеомагнитофоны»… Примеров действительно множество, и только гиганты могут позволить себе инновации, не боясь судебного преследования.
Видеомагнитофоны от Sony или iPod от Apple сделали копирование записей как никогда массовым. Однако при этом они не разрушили ни кино-, ни звукозаписывающей индустрии. И Лессиг принципиально убежден в возможности компромисса во имя прогресса. Творческие Общины – плод такого компромисса. Будь они коммерческим предприятием, – заметил он в том же интервью, – их акции выстрелили бы после очередного судебного решения по пиринговой сети Grokster: «Имеется очень эффективный способ поставить ваш продукт под контроль, легально ли он используется – а именно, добавить к нему лицензии Творческих Общин. Да, и вот мы здесь, открытые для бизнеса, выдаем бесплатные инструменты для того, чтобы избежать ответственности».
Готовность сотрудничать с бизнесом естественна, тем более что сама по себе коммерция на контенте бесперспективна, и Лессиг прекрасно это понимает. Беда в другом: электронные описания CC оказались тем же «кодом», который позволяет осуществлять тотальный контроль за творческим продуктом. То, чего так опасался сам Лессиг, неожиданно проявилось в его собственном детище. Отсюда и упреки в склонности к соглашательству с медиа- и контент-индустрией со стороны левых интеллектуалов. Особенно критикуют они одну из предоставляемых лицензий СС – запрет на производные работы. Он может означать запрет и на пересказ, и на цитирование, что подтачивает и без того неопределенные права fair use.
Не откажешь в логике и умным консерваторам. Я не говорю об апологетах RIAA и MPAA, которые в любом отступлении от копирайта видят хаос, энтропию, анархию и коммунизм. Джон К. Дворак из PC Mag’а верно замечает, что «всегда мог использовать выдержки в коммерческих или некоммерческих целях. Это называется добросовестным использованием. Я все еще вправе делать это, но Творческие Общины со своими лицензионными средствами, кажется, намекают, что нет. По крайней мере, если у меня коммерческий сайт и для меня действует некоммерческое условие».
Действительно, создать общие правила для коммерческого оборота вещей и циркуляции идей – то же самое, что вычислить квадратуру круга. Пророк свободы в мире программного обеспечения Ричард Столлмен сразу отказался от этой задачи, перенеся акцент с юридических на этические нормы сотрудничества в создании и распространении свободного ПО. Оно «не-собственническое» по определению и построено на принципе Copyleft, т.е. отказа от авторских прав.
Лессиг, напротив, исходит из презумпции собственности на любой продукт творчества и потому убежден в праве автора распоряжаться им по своему усмотрению. Как последовательный либерал, он стремится расширить свободу выбора для каждого творца. И если это не сужало бы свободы выбора для других, спорить было бы не с чем. Но, как оказывается, сужает. Непредсказуемые последствия – непременные спутники намерений, исходящих из частного интереса.
Современный либерализм переносит их решение в неопределенное будущее. Однако он ясно обозначает болевые точки общества: упадок свободной конкуренции, наступление информационных монополий, сужение доступа к знаниям. Предлагаемые им средства противоречивы в своей основе и потому амбивалентны. Лицензии СС в равной степени размывают общественное достояние и копирайт. Но это всего лишь юридическая форма, инструмент. Если главная интенция либерализма, стремление к свободе, победит пристрастие к порядком уже размытой собственности (что на самом деле очень вероятно), достижение главной цели станет значительно легче.
Более полный вариант этого текста читайте на сайте GlobalRus.ru
См. также