Биографический путь итворческое наследие великого ученого при первом, даже самом благожелательномвзгляде лишь отчасти поддаются раскрытию. Только отделившись завесойисторического времени, очертив собою ушедшую интеллектуальную эпоху, онипостепенно становятся достоянием нашего горизонта, обретают присущую им, хотя ине воспринимавшуюся нами прежде, объемность в истории гуманитарных наук XX века.
Как переводчику рядапроизведений Клода Леви-Строса и исследователю школы французского структурализмав этнологии / антропологии мне доводилось несколько раз в 1996-2005 гг.встречаться с ученым. Изложение результатов этих консультаций необходимопредварить кратким рассказом о его профессиональной биографии, во многомобусловленной драматическими событиями прошедшего столетия.
Клод Леви-Строс родился 28 ноября1908 года в еврейской семье, временно проживавшейтогда в Брюсселе. Вскоре его родители вернулись во Францию, и его детство иотрочество прошли в Париже и Версале. Образование он получил в Лицее Кондорсе, затем вСорбонне, где изучал философию и социальные науки. В 1935–1938 гг. Леви-Строспреподавал социологию в г. Сан-Паулу (Бразилия), во вновь созданном приучастии французской профессуры университете. По окончании первого учебногогода, во время отпуска, Леви-Строс отправился в этнографическую экспедицию кплеменам кадувео и бороро: так были получены первые полевые впечатления.Собранную коллекцию — орудия охоты, утварь, предметы декоративного гончарства,украшения из перьев — он представил в Париже на устроенной им выставке.Коллекция вызвала исключительный интерес, и Леви-Строс получил финансовуюподдержку от Музея человека и Национального центра научных исследований дляпроведения новой этнографической экспедиции. Пребывание среди племеннамбиквара, мунде и тупи-кавахиб заняло более года, и столько же временипотребовалось ученому для одной лишь атрибуции собранных во время этойэкспедиции предметов (около полутора тысяч), которые он передал в 1939 г. в Музей человека.
В 1941 г., когдаФранция была оккупирована гитлеровскими войсками, Леви-Строс выехал в США поприглашению фонда Рокфеллера, развернувшего программу спасения европейскихинтеллектуалов (сказалось внимание к вышедшим в то время его статьям,проявленное со стороны этнологов США). В Нью-Йорке он читал лекционные курсы посоциологии и этнологии. Там же зародилась его многолетняя дружба сР.О. Якобсоном. Под влиянием идей Якобсона, а также другого выдающегосяпредставителя русской школы структурной лингвистики, Н.С. Трубецкого, в1940-х — начале 1950-х гг. происходило стремительное становлениелеви-стросовской методологической концепции. Определенную роль в созреванииисследователя сыграло общение с американскими антропологами, имевшимизначительный полевой опыт.
После войны в течение несколькихлет Леви-Строс оставался в США, выполняя во французском посольстве обязанностисоветника по культуре. Основной материал для подготовки его первой крупнойработы «Элементарные структуры родства» был почерпнут в АмериканскойНациональной библиотеке. Этот труд был завершен в Нью-Йорке в 1947 г., а затемпредставлен в качестве докторской диссертации и опубликован во Франции в 1949 г.
По возвращении в Париж Леви-Строссначала руководил одним из направлений в Национальном центре научныхисследований, позднее получил должность заместителя директора по этнологии вМузее человека. В 1950-х гг. он занимался и преподавательской деятельностью —вплоть до конца 1959 г.заведовал кафедрой религий бесписьменных народов в Школе высших исследований. Вэтот же период было опубликовано его культурологическое исследование «Раса иистория», выполненное по заказу ЮНЕСКО, а также ряд статей, вошедших позднее в«Структурную антропологию» (1958), в том числе «Структура мифов» (1955), гдеЛеви-Строс впервые изложил созданный им метод выявления внутренней логикимифов.
В послевоенные годы обнаружился нетолько исследовательский, но и организаторский потенциал ученого, хотя в полнуюсилу оба эти аспекта его деятельности реализовались позднее, в 1960–1982 гг., впериод научно-преподавательской работы в Коллеж де Франс. В январе 1960 г. Леви-Строс приступилк заведованию кафедрой социальной антропологии, воссозданной для изучениябесписьменных обществ (на основе существовавшей в начале XX в. кафедры социологии, которуютогда возглавлял М. Мосс, ученик Э. Дюркгейма). Изменение в названиикафедры знаменовало собой признание того, что «Структурная антропология»Леви-Строса стала основой для новой научно-учебной специальности.
В том же 1960 г. на базеКоллеж де Франс была создана Лаборатория социальной антропологии, руководимаяЛеви-Стросом в течение последующих двадцати двух лет. Тогда же начал выходить всвет академический журнал социальной антропологии “L’Homme”(«Человек»). Лаборатория предоставляла стажировки молодым ученым,организовывала экспедиции к бесписьменным народам в различные регионы мира. Вчисле стажеров-исследователей, диссертантов были не только французскиеспециалисты, но и ученые из других стран Европы и Америки. Никогда преждепроблематика изучения бесписьменных культур не была представлена в истории этнологиистоль широко: научные интересы Лаборатории охватывали отношения родства ирегуляции браков, ранние формы политической организации, мифологию и верования,ритуальные практики, шаманизм. Мифология в единстве с логико-семиотическимичертами мышления носителей традиционной культуры стала главным объектомисследований самого Леви-Строса.
Принятие Леви-Строса в 1973 г. во Французскуюакадемию явилось актом общественного признания его фундаментального вклада внациональную и мировую науку. К тому времени Леви-Строс уже состоял членомнескольких национальных академий — Дании, Норвегии, США, а также КоролевскогоАнтропологического института Великобритании.
Теоретическое наследие Леви-Стросамногогранно: культурологические идеи гуманистической направленности;структурно-антропологический подход к изучению культуры бесписьменных обществ;оригинальный метод воссоздания внутренней логики мифов путем моделирования ихструктурных черт, позволивший ученому продемонстрировать единую семиотическуюархитектонику в мифологических системах индейцев Северной и Южной Америк;концептуальные разработки по ряду этнологических тематик — системы родства исоциальная организация, типы классификаций в бесписьменных обществах; концепция«неприрученной мысли» (pensée sauvage).
Леви-Строс в своихкультурологических воззрениях поместил этнографию / этнологию в центрнаук о человеке, характеризуя ее появление и развитие как новый этап гуманизма:благодаря изучению бесписьменных форм цивилизации открывается возможностьсоздания наиболее исчерпывающей картины связи человека с природой. Постижениепосредством переживания смысла иной культуры, утверждал ученый, приводитэтнолога и к самопознанию, и к познанию собственной культуры. В работе «Раса иистория» Леви-Строс показал ложность понимания идеи прогресса какоднонаправленной исторической эволюции: такая ошибочная интерпретация можетстать предпосылкой расизма и насаждения (иногда насильственного) такназываемого западного образа жизни, и как следствие —разрушения традиционной культуры «примитивов», их вековых традиций. Никакая из существующих цивилизаций,подчеркивал Леви-Строс, не может претендовать на воплощение в наибольшей меренекой мировой цивилизации: «мировая цивилизация может быть, в мировом масштабе,только коалицией культур, каждая из которых сохраняет свою самобытность». В 2005 г., спустяболее полувека после работы «Раса и история», Леви-Строс в докладе, сделанномна заседании ЮНЕСКО, в честь ее 60-летия существования, снова привлек вниманиек проблеме сохранения разнообразиякультур как всеобщего достояния человечества. Каждая из культур, подчеркивал ученый, благодаря выработанным мудрым обычаям утвердила место человека среди другихприродных видов, не нанося им ущерба.
Антропологическийподход Леви-Строса — результат творческого синтеза идей французских мыслителей (в области социологии,семиотики) и представителей русскойшколы структурной лингвистики, нометодологическому оформлению этого нового подхода предшествовало открытиеученым символической функции встроении фактов культуры. Это открытие, сделанное Леви-Стросом в годы молодости— в период его экспедиций к индейцам Западной Бразилии, - позволило найти путьк пониманию иной культуры, к проникновению в ее стильне столько через «вживание», сколько через раскрытие ее интеллектуальныхмеханизмов. Спустя почти двадцать лет после экспедиций это личное открытие былоизложено Леви-Стросом в его научно-художественном произведении «Печальныетропики» (1955), построенном в форме путевых заметок, со свободными переходамиот наблюдения к психологическому толкованию.
Структурная антропология какметодологический подход обнаруживает в изучаемой культуре присущие ей знаковыесистемы — действенную символику, способную запечатлевать наиболее важныементальные связи. Структурно-семиотическое моделирование предлагает своего родапутешествие к мыслительным структурам туземцев, объективированным в фактахкультуры и постоянно воссоздающимся в ней.
Вработах 1962 г.«Тотемизм сегодня» и «Неприрученная мысль» Леви-Стросом показано, что в такназываемом первобытном, или мифологическом мышлении (pensée primitive, pensée sauvage, pensée mythique)присутствуют общие для человеческогоинтеллекта операции. «Неприрученная мысль», выступающая главнойуниверсалией человеческой психической деятельности во всех цивилизациях, — этоинтеллектуальная предпосылка межкультурного диалога и взаимопонимания,реального сострадания и любви к иной культуре. В его более поздних произведениях: «Мифологики», т.1–4 (1964–1971), «Путь масок» (1975), «Ревнивая горшечница» (1985), «Историярыси» (1991) — осуществлен следующий этап изучения. Прослеживая движениекультурных кодов в качестве единиц мифологического мышления, Леви-Строс выделилспецифические операции,обеспечивающие непротиворечивый, подчиненный определенной направленностилогико-семиотический процесс.
Познакомившисьс главными работами ученого задолго до первой встречи с ним, я все же испытывалнекоторую робость. Во-первых, мне предстояло собеседование с автором трудов,проникнутых недюжинной интеллектуальной мощью и несущих в себе огромное числостепеней свободы для гносеологического поиска. А во-вторых, меня несколькосмущало то обстоятельство, что моя собственная интерпретация леви-стросовской концепции мифологическогомышления заметно отличалась от точекзрения, существовавших тогда в западноевропейском и американскомлеви-стросоведении.
Клод Леви-Строс в своем рабочем кабинете. Лаборатория социальной антропологии ,Коллеж де Франс. 2005 г. Фото А.Б.Островского
Разумеется, многие вопросы были мною заготовленызаранее. Стиль ответов Леви-Строса в каждой из наших бесед отличался лаконизмоми предельной ясностью, и ученый лишь иногда откровенно уклонялся от того, чтоменя интересовало.
Значительныйинтерес представляет, на мой взгляд, позиция Леви-Строса по вопросу о месте,которое занимает в истории науки созданный им структуральный метод анализаявлений культуры бесписьменных обществ. (В отечественной науке, отмечу, этотметод вслед за Е.М. Мелетинским принято называтьструктурно-семиотическим.)
Леви-Стросне соглашался с тем высказывавшимся в науковедческих работах мнением, чтосистемно-структурный подход К. Маркса или же теория структурногобессознательного З. Фрейда послужили источниками его собственнойметодологии. И то и другое он относил к разряду «стимулирующего чтения». Вразные годы, задавая Леви-Стросу вопрос, когда его структуральный методполностью сложился, я неизменно слышал один и тот же ответ: «Я получил этотметод от Романа Якобсона». Позднее, ознакомившись с различными интервью ученого,я понял, что за этими словами, явно занижавшими его личный вклад, стояло нетолько признание роли русской школыструктурной лингвистики, но и стремление избегнуть, удерживаясь на этом якоре, любыхметодологических ярлыков, сближений с какими бы то ни было философскими иликонкретно-научными подходами. Так, в интервью журналу «Témoignage crétién» в апреле 1968 г., когдапопулярность структурализма во Франции достигла своего апогея, оставив позади имарксизм и экзистенциализм, Леви-Строс настойчиво утверждал, что структуральныйподход – это не философия, и в отличие от нее он применим лишь к относительно автономнымсферам человеческих обществ.
Леви-Стростакже избегал и прямого сопоставления своих идей с психологическими теориями.Во время первой нашей встречи я высказал свое наблюдение о соотносимости операций мифологического мышления, регулярнообнаруживаемых в его «Мифологиках», с результатами, полученными выдающимсяроссийским психологом Л.С. Выготским, исследовавшим в 1920-х – начале1930-х гг. специфику допонятийного мышления детей. Леви-Строс в ответзаявил, что с подобными вопросами вовсе не требовалось приезжать в Париж, «алучше бы Вам, дорогой господин, отправиться в Ваш рабочий кабинет и самомуответить на эти вопросы». Тогда я был ошеломлен, поскольку еще не знал онегативном отношении ученого к любым сопоставлениям. После небольшой паузыЛеви-Строс спросил меня о двух исследователях, с которыми был лично знаком, – о Е.М. Мелетинском и Ю.М. Лотмане.Услышав в ответ о кончине Лотмана, он воскликнул: «Grand esprit!» («Великаяличность!»). Слово «великая» вскоре снова прозвучало в нашей беседе, на этотраз применительно к России: когда Леви-Строс узнал, что 15-тысячный тираж егопроизведений, вошедших в опубликованный в 1994 г. в Москве сборник«Первобытное мышление», был полностьюраспродан в короткие сроки, он произнес: «Да, это великая страна!»
Леви-Строс,похоже, был совершенно свободен от тщеславия. Поинтересовавшись, чем еще я занимаюсь кроме исследования его творчества,и узнав, что я изучаю русские обряды XIX- первой половины XX в. вситуациях бедствия и собираюсь сопоставить их с аналогичными обрядами уфранцузских крестьян, он заявил, что это значительно сложнее, чем анализироватьего работы. Приободрившись, я все же позволил себе в заключение разговора высказатьсвое мнение о роли Леви-Строса в этнологии / антропологии, уподобив его Канту(в вопросах сознания и мышления). Ученый помолчал, а затем спросил: «КакомуКанту?» После моего уточнения «Иммануилу Канту» он поморщился и усмехнулся, более ничего не прибавив.Позднее в интервью, данном им в 1990 г.международному журналу CurrentAnthropology, я прочел,что Леви-Строс, по его словам, «вот уже 40 лет, как последний раз заглянул в Канта»,но при этом, чтобы сформулировать, в чем состоит своеобразие гносеологическойпозиции немецкого мыслителя, он использовал свой собственный термин – «ментальные ограничители». А ведь именно этоттермин, введенный самим Леви-Стросом в работе 1972 г., указывает на те присущие разуму свойства,которые наряду с этнографическим контекстом образуют одну из двух важнейшихдетерминант мифологического мышления.
Леви-Стросне оставил ни методических рекомендаций по применению созданного им метода, никакого-либо учебника, если не считая таковым конспекты прочитанных им в Коллежде Франс лекций, тематика которых ежегодно менялась в зависимости отисследовательских интересов ученого. Когда в 1983 г. во ФранцузскойАкадемии наук состоялось специальное заседание о структуральном подходе /методе, докладчиком там выступил не его создатель, а последователь Леви-Строса,генеральный секретарь журнала “L’Homme” Жан Пуйон.
Понятийныйаппарат, применявшийся Леви-Стросом при постановке исследовательских задач и ихразрешении, отнюдь не был полностью заимствован из логики, семиотики иструктурной лингвистики. Не меньшую роль в развертывании леви-стросовского методаиграют понятия, разработанные самимученым: «структура», «символическая функция», «бриколаж», «гомология», «инверсия»,«медиация» и др. Сочетание разнородных, на первый взгляд, понятий осуществлялосьЛеви-Стросом в процессе творческогосинтеза, но автор не озаботился преподнести ключ, позволяющий беспрепятственнопроникнуть в его творческую лабораторию. Думается, вряд ли стоит отыскиватьотмычку, пытаясь возвести его понятийный терминологический аппарат к традициямтех или иных научных дисциплин. К слову сказать, ученый не использовал ниодного понятия из области психологии, разве что «мышление». Но и мышление рассматривалосьим исключительно в аспекте логико-семиотических свойств, детерминирующих внутреннийстрой бесписьменных фактов культуры –мифов, масок и др. Столь жебесперспективно, на мой взгляд, трактовать не поддающийся определениюлеви-стросовский синтез как сочетание различных национальных антропологическихтрадиций (американской, немецкой, французской и английской), хотя такая попытка и была недавно предпринята историкомнауки Э. Дево, одним из представителей структуральной антропологическойшколы. Полагаю, что смысловым ядром осуществленного Леви-Стросом понятийногосинтеза выступает созданный им аппарат, позволяющий изучить мышление носителейбесписьменной традиции путем исследования фактов их культуры. Именно на поискесвойств этого мышления – «неприрученной мысли», а позднее «логики чувственных качеств» – было полностьюсосредоточено внимание ученого в 1960-1980-х гг., когдаструктурно-семиотический метод полностью созрел.
Ив 2001-м, и в 2005-м гг. я задавал Леви-Стросу вопрос о перспективностисочетания двух исследовательских стратегий: структурализма и психоанализа. Иоба раза его ответ оказывался отрицательным – такое сочетание он называл«несерьезным», «непродуктивным». Они созданы, пояснял ученый, дляисследования различных «уровнейреальности» (этот термин он использовал охотно), и невозможно, стремясь к ихнекоему сочетанию, все время совершать переходы от анализа мифов кбессознательному индивида.
Изидей Фрейда наиболее полезным и близкимсебе Леви-Строс признавал «только то, что интеллектуальная продукция, которая,возможно, нам представляется произвольной, глубинно обусловлена, имеетнеосознаваемые основания». В ответ на вопрос, касавшийся работы «Ревниваягоршечница» (где описаны, фактически, два психоаналитических типа личности –оральный и анальный), – не представляетли она леви-стросовский вклад впсихоанализ или же общую психологию, ученыйусмехнулся. Затем пояснил: «Да, Фрейд открыл нам эти типы, но они уже имеются вмифологиях, предшествуя этим открытиям…»
Нив 2001-м, ни в 2005-м гг. не довелось мне услышать от Леви-Строса, кому изфранцузских антропологов в большей мере удалось реализовать структуральныйподход применительно к собственному материалу и задачам. Не получил я также иответа на вопрос, кто сумел внести определенный вклад в дальнейшее развитиеконцепции мифологического мышления. Из ученых, близких леви-стросовскомуподходу, были названы только два имени:Жорж Дюмезиль – филолог, исследователь индоевропейских мифологий, иантрополог-африканист Франсуаза Эритье, создавшая собственный методологический вариантв изучении бессознательных структур, присущих системам родства. Однако Эритьене использовала при этом категорию «трансформация», весьма значимую для изученияспособов воссоздания и преобразования целостных семиотических систем. Пожалуй, Леви-Строс не ошибся, полагая, что в полномвиде его метод не представлен ни у кого из французских этнологов /антропологов. Вместе с тем, без труда можно назвать не менее десятка крупныхученых, вдохновленных его подходом и создавших собственные вариантыструктурального метода, в которых обнаруживаются некоторые существенныеэлементы леви-стросовского классического метода.
Леви-Стросне считал необходимым ограничить применимость структурно-семиотического подходагеографическими рамками американского континента или культурой бесписьменных обществ. Метод применим, по егомнению, и к древнеписьменным культурам – он называл Индию и Грецию и заявлял,что структуралистами были уже Плутарх и Гесиод. Однако, структуральное изучениебиблейских (ветхозаветных) текстов Леви-Строс считал необоснованным:, так как «…дляних отсутствует этнографический контекст»; а уже выполненные в этой области антропологическиеисследования (был упомянут Э. Лич) он назвал поверхностными. Вместе с тем,Леви-Строс согласился со мной, что возможен структуральный анализ такихтекстовых фрагментов (я привел примеристории о сновидце и снотолкователе Иосифе из кн. Бытия), в которыхприсутствуют однородные эпизоды.
Неоднократно,когда я упоминал Леви-Стросу о высказанных им идеях, говоря даже, где именно вего произведениях они содержатся, ученый удивленно восклицал: «Разве я этонаписал?» Но хотя он и в более ранних своих интервью заявлял, что сразу же отделяетсяот созданной им работы, как только книга завершена, все же в иных случаях обнаруживалось, что он весьмауверенно ориентируется в своем многотомном творчестве. Так, интересуясь проблемой числовых кодов –основой одного из четырех типов классификаций в бесписьменных культурах, какнаписано Леви-Стросом, я спросил его, продолжил он рассмотрение этой проблемы,затронутой в «Неприрученной мысли» и позднее занявшей 10-12 страниц во второмили третьем томе «Мифологик». Леви-Строс сначала поправил меня: «Не 12, а 10страниц, в третьем томе», – а затем пояснил, что «не стремился исчерпать этупроблему до дна, но лишь хотел привлечь к ней внимание». (Как исследователь,сложившийся в значительной мере под влиянием трудов Леви-Строса, я был темсамым незаметно для мэтра и, вероятно, невольно поощрен им, поскольку тогда ужевсерьез приступил к этой проблематике на материале бесписьменных традицийнародов Амура и Сахалина.)
В России творчество КлодаЛеви-Строса неизменно вызывало глубокий интеллектуальный и гуманистическийинтерес. Его структурно-семиотический метод изучения мифов уже в 1973–1976 гг.(задолго до перевода «Структурной антропологии» и других крупных произведений),благодаря усилиям Е.М. Мелетинского, организаторского инаучно-методического характера, стал известен широкой научной общественности.Семиотические исследования в российской этнологии и фольклористике, испытавнесомненное влияние идей Леви-Строса, вместе с тем, не были для них ни tabularasa, ни тем более ареной противодействия, так как почва для конструктивноговосприятия этих идей (либо осознанного дистанцирования от них) былаподготовлена отечественной традицией гуманитарных наук — приоритетными работамиВ.Я. Проппа, Л.С. Выготского, П.Г. Богатырева, а позднеекультурологическими находками Ю.М. Лотмана и серией «Труды по знаковымсистемам», издававшейся в Тарту.
Структурно-семиотический методЛеви-Строса, а также его концепции мифологического мышления, «неприрученноймысли» все еще не освоены в должной мере ни французскими антропологами (при том,что немало крупных ученых обоснованно считают себя его учениками,последователями), ни исследователями в других странах. Отдельные элементылеви-стросовского метода или же его концепций исподволь вошли в теоретическийметаязык этнологов, антропологов, ассимилированы аппаратом когнитивнойантропологии, культурологии. Благодаря собственной исследовательской традициигуманитарная мысль в России, вероятно, ближе, чем в иных странах,предрасположена к непредвзятому целостному постижению творчества гениальногоученого.
«Структурнаяантропология» и «Печальные тропики» стали первыми произведениями Леви-Строса,переведенными на русский язык в 1983 и 1984 гг. соответственно. С тех пормногие из его книг, опубликованных в русских переводах, а также ряд крупныхстатей заняли достойное место в образовательных программах отечественныхгуманитарных вузов.
Еслипопытаться указать на главный итог в связи с непреходящими достижениямифранцузского ученого, можно сформулировать следующее. Леви-Строс выстроил прочныйинтеллектуальный мост между современными и бесписьменными обществами, обосновавэту конструкцию методологически и укрепив посредством теоретических концепций.Материалом для этого уникального строения послужила открытая Леви-Стросом вфактах культуры и многоаспектно продемонстрированная реальность человеческогомышления, единого по своим логико-семиотическим свойствам во всех известныхчеловеческих обществах.
Автор- доктор исторических наук, ведущийнаучный сотрудник Российского этнографического музея (Санкт-Петербург).
