Наступает момент, когда зритель скучающе вздыхает: ну вот, еще один хороший фильм от Ларса фон Триера. Ведь, согласитесь, скучно идти на фильм не со спортивным азартом – ну-ка, что-то нам сейчас покажут? – а с покорным, чтоб не сказать верноподданническим, сознанием того, что идешь смотреть «самую культовую картину этого фестиваля от самого культового режиссера нашей кинематографической среды», - по словам Кирилла Разлогова, представлявшего вчера в «Пушкинском» картину «Мандерлай».
Эту же скуку испытывают и профессиональные кинематографисты: ни «Догвилль», ни «Мандерлай» ничего не получили в Каннах. Как сказал, опять же, Разлогов, «есть гении, про которых считается, что они не нуждаются в премиях, поэтому им ничего и не дают. И Ларс фон Триер уже начал относиться к этой категории».
Но именно тогда, когда дать Триеру золотую пальмовую ветвь – значит надругаться над самой идеей фестивального конкурса (хотя пустить картину Триера в конкурс – это, конечно, тоже надругаться) – именно тогда наступает момент, когда зритель уже не может на Триера не пойти. Журналисты сбегали из зала Госкино, где шел пресс-показ «Скрытого» Михаэля Ханеке с Ани Жирардо и Жюльет Бинош, чтобы успеть на «Мандерлай». Хочется сказать, что в зале остались только самые принципиальные и те, кто побывал в этом году в Каннах. Ну, и те, кто купил пиратский DVD с «Мандерлаем», не дождавшись, когда он выйдет в российский прокат.
На лестнице перед «Пушкинским» спрашивали лишний билет «на Мандерлай», и молодой человек, входящий в зал, недоуменно говорил: «А он так называется?». Потому что покупал билет явно «на Триера».
Удивительно, но Триер, при всей его знаменитости, действительно снял хороший фильм.
«Мандерлай» - вторая часть его трилогии о Соединенных Штатах, где он не бывал никогда. Стерев с лица земли Догвилль – «место, без которого миру будет лучше» - Грейс с отцом-гангстером едет на юг и попадает в штат Алабама, в поместье под названием Мандерлай. Где все и происходит.
В этом фильме Грейс играет уже не Николь Кидман, а малоизвестная Брайс Даллас Хауард, дочь Рона Хауарда. Что хорошо: вокруг нее нет звездного ореола, и это помогает ей спуститься с небес на землю – в прямом и переносном смысле: в «Мандерлае» Грейс больше похожа на человека, чем была в «Догвилле».
Из «Догвилля» сюда перекочевали некоторые актеры, игравшие жителей злодейского городка. Но теперь им приходится играть членов белой семьи – бывших рабовладельцев – которых угнетают их собственные негры под благожелательным взглядом Грейс и ее гангстеров.
По сравнению с «Догвиллем» «Мандерлай» получился более динамичным и остроумным. Здесь уже нет того удушающего чувства клаустрофобического пространства, которое заставляло зрителей уходить из зала на первой части трилогии, - может, потому, что здесь больше декораций и меньше нарисованных линий, в которых персонажи путаются, как в паучьих сетях.
В «Мандерлае» догвилльская схематичность пространства ушла на задний план, зато появилась схематичность характеров. Негры, живущие в поместье, разделены на семь типов личности, как в комедии Дель арте: Гордый негр, Угодливый негр, Негр-неудачник, Плаксивый негр… Каждому характеру соответствует свой тип поведения, которому все они послушно следуют – включая и Грейс, которая ведет себя по отношению к каждому из них так, как нужно вести себя по отношению к Гордому негру, Угодливому негру, Негру-неудачнику…
Это иногда страшно, но чаще всего смешно. Такое ощущение, что Триер воздвигает из отчаяния и безысходности «Догвилля» что-то светлое и теплое, вроде дома (и в буквальном смысле тоже: на сцене постоянно идет строительство, и появился целый этаж декораций). Простая аллегория напрашивается сама собой: персонажи «Мандерлая» вместо сгоревшего Догвилля строят – царство небесное? А тут еще в кадр постоянно попадает парадная лестница на второй этаж особняка, в комнату бывшей хозяйки поместья – изогнутая и широкая, как и полагается лестнице в небо.
Со всеми этими аллегориями триеровская трилогия превращается в подобие «Божественной комедии»: «Ад» и «Чистилище» уже есть, осталось снять про «Рай». Но можно посмотреть на этот сюжет и с другой стороны, с точки зрения Грейс: для нее путешествие по Америке оборачивается погружением в ад, которое сопровождается веселым зрительским смехом.
Если в «Догвилле» неудачи Грейс вызывали сочувственное негодование, то в «Мандерлае» они, скорее, радуют. Может быть, потому, что она изменилась и стала более человечной – в самом неприглядном смысле: с нее слез ангельский флер. Триер показывает, как она собственноручно убивает спящую негритянку, исполняя приговор общины, как с наслаждением порет негра Тимоти, как учится жертвовать другими ради своей свободы – вещи, о которых в «Догвилле» нам только рассказывали голосом за кадром.
Грейс выросла – и вместе с ней выросли эмоции режиссера, причем не только по сравнению с «Догвиллем», но и по сравнению с «Дорогой Венди» - фильмом Винтерберга, снятым по сценарию фон Триера и участвующим в конкурсе нынешнего ММКФ. Юношеская зависть Дика к негритянку Себастьяну, к его сексуальности и силе, которая появляется в «Дорогой Венди», в «Мандерлае» превращается в откровенное любование голым черным телом и острое влечение, которое Грейс испытывает к Тимоти.
В «Мандерлае» много игривых указаний на сценарий «Дорогой Венди». Например, дробовик и игрушечный пистолет, который гангстеры отнимают у семьи рабовладельцев в поместье – реквизит прямиком из фильма Винтерберга. Дробовик – вероятно, тот самый, из которого бабушка Себастьяна убивает копа, а игрушечный пистолет в комментариях не нуждается: это, конечно, сама Венди.
Из «Дорогой Венди» сюда перекочевал и «пацифизм с оружием в руках»: Грейс, которая говорит, что оружие гангстеров – это «только предосторожность», до смешного похожа на членов тайного клуба «Денди», которым ношение оружия придает уверенности в себе.
Но Триер – гораздо больший структуралист, чем Винтерберг, и поэтому аллюзии и намеки в его фильмах – вообще обычное дело. Между любыми двумя кадрами у него существует непрямая ассоциативная связь; он ничего не забывает и не пускает на самотек. Поэтому все ружья в фильме стреляют, и даже незначительная фраза, сказанная старой Вильмой – «Я тоже иногда гуляю перед сном» - может стать уликой и стоить ей жизни. Всей конструкцией фильма Триер показывает, что незначительных действий не бывает: за все придется нести ответственность, и даже выбор между «без восьми минут» и «без пяти минут» может стать решающим.
И все это сопровождает блестящий закадровый текст в духе Теккерея. Где-то в середине фильма понимаешь, что на самом деле Триер, конечно, пишет книгу с картинками, поэтому на кинофестивалях ему ничего и не дают: другое искусство. Ему бы номинироваться на Букера – глядишь, что и вышло бы.
Книга эта – про Америку, но мы, европейцы, досадливо отмахиваемся от всех рассуждений про негров, демократию и конституцию, и ищем, как нам кажется, самое главное: повесть о человеческой природе, которая лезет изо всех углов, как квашня, ничему не подчиняясь и не соразмеряя свои действия с декорациями «духовности», которыми уставлена сцена.
В этой человеческой природе, как в негре Тимоти, есть «Мунси» и «Манси»: гордый королевский дух и низкая хамелеонообразная природа. Причем жизнеспособным, по Триеру, оказывается именно «Манси» - угодливая приспособленческая натура, которая не хочет свободы, потому что не знает, что с нею делать – и главное, кому ее продать.
И Грейс снова отказывается от человечности, поданной в таком неприглядном свете, но парадоксальным образом любимой режиссером. Она снова терпит поражение и пускается в бегство. В последних кадрах фильма она бежит по огромной карте США, пересекая штат за штатом на северо-восток, в сторону Нью-Йорка. Может быть, в последней части трилогии именно там она обретет – или огребет? - настоящий американский рай…
Что ж, в большом городе секса и грехов Грейс как раз и недоставало. Пусть развлечется как следует.
