Начался фестиваль Шостаковича – один из масштабных проектов Московской филармонии этого сезона, который продлится до конца года и будет проходить на трех площадках — Большом и Малом залах консерватории и Концертном зале им. Чайковского. Как и прошедший в январе Моцартовский фестиваль, Шостакович-фест сложился благодаря круглой дате —юбилею со дня рождения главного российского композитора 20-го века. Правильней было бы сказать – главного советского композитора, родившегося 25 сентября 1906 года.
Содержание фестиваля — инструментальная музыка Шостаковича. Все крупные жанры минус музыкальный театр, по ведомству которого числятся жутковатая опера «Нос» по Гоголю, многострадальная опера «Леди Макбет Мценского уезда» (во второй редакции – «Катерина Измайлова») по Лескову и несколько балетов, комплиментарных по отношению к новому режиму – «Болт», «Золотой век» и «Светлый ручей». Горевать по поводу отсутствия произведений для сцены в филармонической афише не стоит – все, кроме «Носа» (сегодня он есть в репертуаре Мариинского театра), поставлено в последнее время в Большом театре, и пройдет на его Новой сцене как раз в сентябре. Главные карты филармонического феста соответствуют ведущим жанрам творчества Шостаковича: симфония, концерт, квартет. Квартеты обещаны все в исполнении Квартета им. Бородина, симфонии – в большинстве (11 из 15-ти) в исполнении коллективов, игравших мировые премьеры Шостаковича (БСО им. Чайковского с Владимиром Федосеевым, ГАСОР им. Светланова с Мстиславом Ростраповичем, Оркестр Санкт-Петербургской филармонии им. Шостаковича с Александром Дмитриевым).
Но, честно говоря, для того, чтобы сегодня понять, что значит Шостакович для искусства 20-го века и для нашей жизни в этом веке, хватило бы одних симфоний, даже будь их вдвое меньше. Их эмоциональная и смысловая насыщенность так велика, что требует дозировки: искусство такого замеса уже слишком контрастно гламурному блеску реальности. От века Шостаковича, ушедшего из жизни в 1975-м, нас отделяет не так уж много лет. Однако трудно сегодня представить композитора, сущностно столь далекого от нашего времени в своих фундаментальных проявлениях. Любой фрагмент музыки Шостаковича показывает, что еще четверть века назад симфоническая музыка понималась как нечто серьезное, пассионарное и драматическое, с помощью которого автор строил картину вселенной, изнуряя себя мучительными вопросами на тему «человек – мир». В этом смысле Шостакович имел выдающего предшественника — австрийского композитора Густава Малера, который в своих девяти симфониях мучительно решал этот вопрос на экзистенциональном уровне. Шостакович жил в другое время и в другой стране, где вопрос жизни и смерти решался уже не в метафизическом, а в реальном значении: переживаемый европейским индивидуумом страх смерти превратился у советского homo sapiens в биологический ужас перед жизнью. После того, как власть в знаменитой редакционной статье «Сумбур вместо музыки» выразила свою позицию по отношению к опере «Леди Макбет Мценского уезда» (Шостакович прочитал газету, выйдя из поезда погулять на промежуточной станции), страх стал базовым психологическим аспектом его творчества. В каком-то глубинном смысле его симфонии и квартеты представляют историю жизни человека в невыносимых для жизни обстоятельствах. Чтобы почувствовать сегодня, что испытали наши соотечественники в 20-м веке, достаточно послушать хотя бы одну из симфоний Шостаковича – железный век проявлен в них так же безжалостно, как в «Реквиеме» Ахматовой.
Сегодня, когда музыка Шостаковича вышла из своего исторического контекста, мы сталкивается с принципиальным обстоятельством: воспроизведение нот превратилось в безболезненный, энергетически статичный процесс. Сказать, что это плохо, недостаточно: так играть Шостаковича невозможно. Музыкантов упрекнуть не в чем: болевые ощущение ушли из нашего прагматичного, устремленного к комфорту существования, а дирижеров, ответственных за пассионарность, возможно, не осталось. И если коллективы, с которыми Шостакович был когда-то кровно связан, не адекватны музыке, которую они играют, зачем они выходят на сцену?
На открытии фестиваля Оркестр Санкт-Петербургской филармонии исполнил Десятую симфонию. Неужели только для того, чтобы убедить, что оркестровое исполнительство в России переживает не самые лучшие времена?
